Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
О, что это?!
– Поттер, не мешайте, жрите от пуза. Только приказываю вам, заткнитесь и сохраняйте тишину и спокойствие, что бы ни происходило. Возможно, в скором времени я покину вас на… несколько минут. Может быть, больше, но вам это пойдёт только на пользу - сожрёте побольше.
– Крик, далёкий, но слышит его явно только я: «Се-э-ве-э-ру-у-с! Про…»
Что значит это оборванное «про…»? Прости? Прощай? Ещё что-то, непонятное для меня? То, что нем приходит мне в голову… из-за непосредственной близости
– Выфху, пошли раба к опочивальне брата моего бастарда Квотриуса, да поскорее. Надо узнать, там ли он?
Нет, я лучше сам пойду.
– Сидите, мистер Поттер, и дожидайтесь меня. На раба никакого внимания не обращайте. Жуйте, пейте, сколько влезет, а потом возвращайтесь к себе наверх в место-для-спанья. Надеюсь, по моему повелению вам уже обустроили х`нарых`, как подобает уважаемому гостю Господина дома, и никто не… Но мне некогда вас слушать, Гарольдус!
– Медведь придёт и всех нас заберёт! Придёт Сова и всех нас обосрёт! Волк грязный придёт и всех нас заеб… - завыл Гарри внезапно. Неужто его так разобрало?
– Прекратите орать спьяну. Это что, ваши стихи?
– Не-а, это Итси… Исинных Людей слова, и песня тоже исинная. Кыланус, исинная. Они... они пели её на прадзник... праздниках, когда сами упьются и пляшут воркуг котсра.... ой, чегой-то не то я сказанул, но не помню, чего... А нам, рабам, ышке бяха ни разу не дали попробывать. Вот сволочи...
– Больше не пить, Поттер! Некогда мне с вами, потом поговорим. Потом, всё потом! Повторяю, Гарол… Поттер, не тяните же меня за тунику! А ну, быстро отпустили!
– А я с тобой, Сх`э-вэ-ру-у-с-с, возьми меня с со-а-бой! В твой день и ча-а-с любой... какая-то хрень в голову лезет. Сх`э-вэ...
– Сидеть!
Гарри тотчас встал с подушек и опустился на корточки, широко разведя ноги и закрыв голову и глаза руками, а Северус бросил мимолётный взгляд под приподнятую тунику и обнаружил там вместо обнажённных, как у него самого, гениталий, набедренную повязку, сделанную, по всей видимости, из шёлковой дорогой, стоящей незнаемо сколько за материал, туники.
– Что с вас возьмёшь? Дикарь вы, Гарольдус, и привыкли ходить в повязке, укрывающей чресла, но не в одежде, укрывающей тело… А ну вас... Я убегаю… надолго, судя по всему.
– Я рванулся по коридору, рабы, разгружавшие очередную телегу, на этот раз, с бараньими тушами, шарахались от меня по сторонам, иногда даже роняя ношу. Я побежал ещё быстрее… Вот она - комната, на этот раз вовсе закрыта. А Квотриус? Вдруг приишла мысль о папирусе. Как же это так... Было и стало. Я закричал, как сумасшедший, как оглашенный, как бешеный.
– Квотриус! Отвори! Любимый, ты ли звал меня, как может сделать только маг?! Да отвори же! Ну, я вхожу и попробуй только Распять меня, у меня волшебная палочка в руке, и я отважу тебя Распинать всех входя…
– Резко, храбро, чтобы не одуматься - просто, чтобы не успеть - открываю рывком дверь… Никого.
Как же так? Ведь брат не выходит из опочивальни днём даже по нужде, а терпит до глубокой ночи. Он же немного упрям, брат мой, когда дело касается таких пустяков, как внешность, особенно странно это для мужчины. Но да много, с целую кучу говна упрям он, раз отрастил такую, неподобающую ромею или отпрыску ромейскому щети...
А вот и папирус, такой желанный. Но что-то я вижу странное на нём… А-а, это строчек стало больше, но они расплылись потому, что на них - пятно… Пятно, похоже, что от горьких, мужских слёз.
Почему же здесь слезинка? И где Квотриус, возлюбленный мой? Слеза сердца моего, панический страх разума моего, чрезвычайная тревога души моей?Что ты написал на этот раз, что заставило тебя, гордого всадника, по-детски плакать?
– Се-э-ве-э…
– Вот, опять прозвучал откуда-то голос возлюбленного. Только глуше, словно у него нет сил, чтобы кричать. И что случилось с тобою? Нет, иначе, что же ты сделал с собою, Квотриу-ус?! И где тебя теперь искать?Что с тобою, что ты из глубины взываешь ко мне, как к маггловскому Господу* * * * * * * * ?
Так, панике - нет, разуму - да.
– Эй, раб, стой! Стой, кому говорят! Тушу бросить и не заботиться о ней! Я приказываю тебе позвать ко мне Фунну! Позвать к Господину дома управляющего имением! Быстрее! Быстрее! Да беги же скорее!
– Проходит несколько томительных минут, но никакого голоса я голове больше не слышу, и это пугает меня больше всего. Машинально беру папирус и произношу, медленно, словно в рапидной маггловской киносъёмке:
– Evanesco localus liquidium!
– Пятно исчезает, а под ним я вижу только прощальные строки. То, о чём я даже не задумывался. Квотриус решил уйти из жизни.
Но, мы ещё поборемся, посмотрим, кто кого. Я читаю второпях, но меня захватывает магия большой поэзии:
«Лесистые горы, леса между гор, и горы без леса - прощайте!
Дороги из кирпича, ломающие нас, спрямляющие нас и ведущие в ничто - прощайте!»
«Лесистые горы, леса между гор, и горы без леса - прощайте!
Дороги из кирпича, ломающие нас, спрямляющие нас и ведущие в ничто - прощайте!
Пускай Сол* * * * * * * * * * * * * не справляется со светилом своим, бывшем подвластным,
И падает солнце с небес под молот кузнеца расплавленным докрасна железа куском.
Да не выкует кузнец простоватый для Ойкумены и всех тех несчастных,
Кои в муках тяжлейших растворены в дикости болотной, лесной, без дорог, городов,
Лишь с тропою неведомой, новое солнце, и я не увижу его - прощайте!»
– Строки неистово мельтешат перед глазами, всё расплывается, и я не в силах читать далее. Мне страшно читать дальше эту эпитафию самому себе, что сочинил возлюбленный брат. И что сподвигло его на такие строфы? Неужели второстепенная для мужчин внешность? Не верю, нет, не верю. Слышишь, Квотриус?! Не верю!
Северус нервным движением пальцев создал эрзац сигареты и затянулся так, что высосал сразу больше половины. По крайней мере, его перестала бить нервная дрожь. Хоть какая-то польза от эрзаца, содержащего благодаря волшебству остаточные концентрации никотина.