Звезда Ассирийского царя
Шрифт:
– Дядя Ваня, а машину будем пускать?
Остаток дня Иван был полностью занят играми с мальчишкой. Тот оказался неутомимым, даром что ножки не ходят. Они вдоволь попускали машину, потом поставили ее на зарядку, тогда ребенок загадочно блеснул глазами и зашептал что-то Ивану, обняв его за шею. Через минуту Юлия увидела, как в прихожую вползает Иван на четвереньках. В зубах его был ремешок, а на спине сидел Ежик в шлеме, который они с Юлией склеили из фольги в прошлый Новый год.
– Но! – кричал Ежик. – Но, лошадка!
К вечеру Иван так умаялся, как будто в одиночку разгрузил два вагона железных болванок. После
Проснулся от запаха кофе.
Что, уже утро? Нет, за окном темно. Иван втянул ноздрями воздух и понял, что хочет есть. Вчера постеснялся за ужином попросить добавки. Ему, такому здоровому, нужно много еды, значит, нужно самому покупать продукты, а не объедать бедную маму с сыном.
В квартире было тихо, в кухне горело бра перед столом, и Юлия перед компьютером прихлебывала кофе.
– Не спишь? – спросил он, по возможности приглушив голос.
– Работаю, – она откинулась на спинку стула, потянулась, – внештатный редактор и переводчик. Платят не так чтобы много, но в моем положении это выход.
Она тяжело вздохнула, и Иван понял, что отец ребенка не слишком ей помогает.
Да что тут спрашивать, и так все видно. И свекровь, вместо того чтобы внука приласкать, подсунула в квартиру жильца. Причем наверняка выбрала Ивана за внешний вид, он тогда был страшнее черта. А если бы и вправду уголовник ей попался? Ну, жаба и есть! Хотя жабы, наверное, внуков своих любят…
– Слушай, – Юлия повернулась и твердо посмотрела ему в глаза, – я должна знать. Кто ты? Почему тут оказался? У тебя ведь что-то случилось, верно? Я не из любопытства спрашиваю, просто… если что не так… у ребенка никого нет, кроме меня…
– Понимаю… – глухо сказал Иван, – я, видимо, должен уйти. Так будет лучше.
– Нет-нет! – Юлия испугалась своего порыва и закрыла рукой рот.
Тогда Иван решительно встал, прикрыл дверь кухни поплотнее, отвернулся к окну и рассказал Юлии все, что случилось с ним с того самого часа, когда позвонила ему недоброй памяти Александра и сказала, что у его жены есть любовник. И до того, как, прельстившись его жутким видом, подошла к нему на вокзале Юлина свекровь.
«Я ему верю, – думала Юлия, глядя на широкие плечи и мускулистую спину, – возможно, я полная дура, но я ему верю. Потому что я больше не могу так жить. Мне надо хоть кому-то верить, на что-то надеяться. Ну никак не укладывается у меня в голове, что этот мужчина, которого сразу полюбил Ежик, способен пырнуть ножом собственную жену. Да ерунда, зачем ему нож, если бы он захотел, то кого угодно мог задушить собственными руками. Но он этого не делал, я верю. А уж про Александру я точно во все поверю. Та еще была стерва, это все в издательстве знают. Так что если его жена была на нее похожа, то поделом ей досталось. Как говорится, скажи мне, кто твой друг… Но у него большие неприятности, и я ему помогу, если нужно. Вот так».
Она попыталась повернуть Ивана к себе лицом. Он нехотя поддался.
– Тебе ведь нужна помощь? – спросила она. – Куда-то съездить, что-то передать? Думаю, что я смогу. Больше ведь тебе не к кому обратиться.
Губы его дрогнули, он прижал ее к себе. Лицо ее оказалось где-то на уровне его груди, и она слышала, как бьется его сердце.
Через пару минут она пошевелилась, потому что не хватало воздуха.
– А можно мне тоже кофе? – спросил Иван нерешительно. –
А то есть очень хочется…Оба засмеялись, а когда Юлия на скорую руку пожарила ему яичницу, он попросил ее утром съездить к тетке.
– Понимаешь, когда Ирина… моя жена, была в Петербурге, она заходила к тете Липе, это точно, подарочек какой-то от нее привезла. Тетя Липа всегда хоть что-то пришлет – так, пустяк какой-нибудь, это, говорит, значит, что я про тебя помню. Ирина еще ворчала, что вот, старуха ерунду всякую шлет. А мне-то она сказала, что в клинику едет, на консультацию к профессору. И вот я думаю, если Александра не наврала и она вовсе не к профессору ездила, то, может, тетка что-то заметила. Она, знаешь, наблюдательная женщина… Мне к ней хода нет, наверняка полиция караулит, а вот если ты…
– Да съезжу, конечно, навещу пожилую женщину! – сказала Юлия. – Привет от тебя передам! А сейчас извини, мне нужно работать…
Литейный проспект, как всегда, был забит транспортом. Казалось, он превратился в бутылочное горлышко, по которому обитатели северных районов пытались протиснуться в центр города, а жители центра – на север. Троллейбус, в котором ехала Юлия, еле полз. Она нервничала и то и дело смотрела на часы. Наконец, когда около помпезного здания Центрального лектория троллейбус намертво остановился, Юлия вышла и дальше пошла пешком.
Как выяснилось, она была права: до дома, который ей назвал Иван, она дошла за десять минут, транспорт же за это время не продвинулся ни на метр.
Сверившись с запиской, Юлия подошла к подъезду, втиснутому между обувным магазином и греческой кофейней, набрала номер на домофоне.
Из динамика почти сразу раздался сильный молодой голос, который нараспев осведомился:
– Лариса, это ты?
«Надо же, Иван говорил, что тетка у него старуха, а судя по голосу, она немногим старше меня».
– Нет, это не Лариса, – честно ответила она домофону. – Меня зовут Юлия, и я…
– Вы из жилконторы? – перебил ее голос. – Ну что же вы так поздно? Я вам звонила еще на прошлой неделе…
– Нет, я и не из жилконторы, я приехала по просьбе Ивана, вашего племянника.
Утром Иван позвонил тете Липе и сказал ей буквально три слова. Береженого, по его словам, и Бог бережет, вдруг теткин телефон прослушивают? Юлия еще удивилась тогда: станет полиция так уж разыскивать какого-то типа из провинции! Если бы еще в нашем городе, а то где-то… как там его город называется, не выговорить никак… Но вслух ничего не сказала, чтобы человека не обидеть.
– Да? – переспросил домофон. – Так заходите же, что же вы не заходите!
Замок щелкнул, дверь открылась, Юлия вошла внутрь.
Поднявшись на второй этаж, она остановилась перед высокой дверью, по старой советской моде обитой морщинистым коричневым дерматином с узором из медных гвоздиков. Она потянулась было к звонку, но дверь уже открылась.
На пороге стояла высокая статная женщина в накинутой на плечи яркой черно-красной шали.
На первый взгляд Юлия дала бы этой женщине не больше сорока лет. В пользу такой оценки говорили прекрасная осанка, разворот плеч, яркий блеск ореховых глаз, густые, свободно вьющиеся темные волосы. Однако, внимательно приглядевшись к ее шее, к рукам в пигментных пятнах, девушка подумала, что той никак не меньше семидесяти. Но осанка? Но блеск глаз?