Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Звезда балета
Шрифт:

Миссис Мередит, которая сидела возле двери, уже вскочила и бросилась к испуганному ребенку. Быстрым бессознательным движением она нагнулась, взяла на руки тяжелое детское тельце и прижала к своей прикрытой кружевной мантильей груди маленького Стефана Хендли-Райсера, которому было тогда два с половиной года.

– Успокойся, дорогой мальчик. Успокойся, не бойся.

– Я хочу к маме!

– Хорошо! Смотри, я несу тебя к ней. – С ребенком на руках она обошла ряды танцующих и пробиралась вдоль стены. – Вот она, твоя мама…

Миссис Хендли-Райсер, грациозно подхватив подол бледно-голубого платья, спешила ей на помощь. – Я здесь, Стефан. Ну, конечно, мама

не уйдет от тебя! Очень вам благодарна. Дайте-ка мне его!

Но маленького Стефана вдруг сразу опустили на пол. Его мать схватила молодую женщину за руку. Она мгновенно по-женски поняла, что с той происходит. Быстро взглянув на нее, мать Стефана воскликнула:

– О, вы не должны были его поднимать! Это такой тяжелый ребенок! Дорогая моя…

– Да, – сказала миссис Мередит странным безжизненным голосом. Она не видела уже ни гостей, ни развевающихся юбок, не слышала музыки, наигрывавшей: «О, моя Долорес». Не испытывая страха, она отозвалась на безмолвный внутренний сигнал, и спокойно сказала:

– Уведите меня и пошлите за акушеркой.

VII

Танцы продолжались. Рояль играл, скрипки пели, переливались звуки арфы:

И жди меняУ восточного моря,Под сенью пальмы,Под ее защитой.

Маленький Стефан, снова уложенный в кровать, уткнулся своим забавным профилем в подушку и спал. Он не слышал даже громкого топота ног в последней фигуре танца:

Это серебряная звезда любви.

Музыка смолкла, и во время паузы в старинном доме раздался вдруг другой младенческий голос. Громко и протяжно он кричал:

– У-а!.. У-а!..

Крик означал, что у миссис Мередит родился ребенок.

VIII

Многие из присутствовавших на балу догадались, что произошло.

По всему дому разносились певучие звуки, неудержимо влекущие к танцам, звуки старинного вальса на три такта. Снаружи, в саду, слышалось неумолчное ночное журчание, подобное шуму машины. Река пела то громко, то приглушенно. Звезды сверкали серебряным светом на металлически-светлом небе, другие горели красным огнем – то были папиросы сидевших в саду мужчин. Из открытой прихожей дома выбежала фигура в белом переднике, мелькавшая в темноте, как цветок табака. Женщина быстро шла между темными кустами.

– Майор Мередит!

Он круто повернулся, папироса его упала на садовую дорожку. Он не сразу догадался, в чем дело.

– Что случилось? Моя жена…

– Она чувствует себя отлично, и вы можете теперь пойти и повидать ее. У нее такая славная девочка.

– Девочка? – повторил майор Мередит, как будто произошла какая-то ошибка. – Это девочка?! – В темноте веселое выражение исчезло с его лица. Он последовал за акушеркой в спальню первого этажа, в которой женщины оставляли свои плащи перед танцами.

В этой комнате, где шум танцев и звуки оркестра, исполнявшего «Песнь лодочника», были так же ясно слышны, как в самом бальном зале, на широкой темной дубовой кровати лежала, утопая в подушках, молодая мать, раскрасневшаяся, как после победоносной схватки во время еще памятных ей школьных спортивных состязаний. Глаза ее, блестящие и испуганные, смотрели на крошечный живой комочек, который она обнимала одной рукой.

Комок этот был закутан в фланелевую ночную рубашку Стефана Хендли-Райсера. Под ней рука

матери ощущала что-то теплое, мягкое, шевелившееся, как полевая мышь в траве. Нервно покусывая ус, Гарри Мередит низко наклонился над кроватью. Паническим шепотом он отрывисто спросил:

– Это… девочка?

Молодая мать прошептала в ответ:

– О, Гарри, не смотри на ее уродливое маленькое личико! Она станет потом красивее. Посмотри сюда. Это лучшее, что у нее есть. Разве они не прелестны? Взгляни-ка на них!

Приподняв фланелевое покрывало, она показала ему то, что держала в руке. Это были миниатюрные, чудесные, розовые ножки младенца. Крошечные розовые пятки, крошечные вогнутые подошвы, десять крошечных пальцев, цепких, как усики анемоны, которые шевелились, вытягивались и снова сгибались внутрь над крошечными бархатными подошвами.

Странно смотреть на ножки младенца и гадать, какая из жизненных дорог лежит перед ним – дорога суровая или усеянная цветами, а, может быть, путь, ведущий на край пропасти.

Пройдет немало месяцев, пока эти миниатюрные ножки ступят на землю. Розовые и беспомощные, они шевелились в материнской руке, не сделав еще ни одного шага.

А там, на отливавшем металлическим блеском светлом небе, над старинным домом уже танцевала звезда.

ГЛАВА II

ПЕРВЫЙ ПОКЛОННИК

I

Прошло пятнадцать лет.

В тот день, когда героине романа исполнилось пятнадцать, произошло сразу несколько событий, которые имели решающее значение для ее судьбы. Прежде всего, она впервые танцевала перед платной публикой. Второе, решающее событие заключалось в том, что она была отмечена лицом, которое оказало величайшее влияние на всю ее будущность. Третье важное обстоятельство – то, что она впервые в жизни внушила юноше страстное чувство, которое обычно пренебрежительно называют «ребяческой любовью».

Но сначала вкратце расскажем о тех пятнадцати годах, которые привели ее к этому поворотному пункту на жизненном пути.

II

Начнем с ее имени.

Семья находила, что обычное имя не подходит для этой нежданной гостьи, появившейся ночью, среди бала.

– Терпсихора! – была первая возникшая у матери мысль. – Терпсихора, муза танца. Назовем девочку в ее честь.

– Умоляю вас, не надо! – запротестовал молодой дядя ребенка. – Представьте себе девушку на первом званом обеде. Какой-нибудь подходящий для нее молодой человек предложит ей повести ее к столу и скажет: «Почему вас называют Терпс?» (или другое подобное уменьшительное имя). – Девушка ответит: «О, это сокращенное от Терпсихоры, музы танцев. Я, видите ли, родилась во время бала». – «Родились?» – И молодой человек густо покраснеет, смутившись, что затронул такую неловкую тему для разговора.

– Покраснеет? Нет. К тому времени, когда этот ребенок вырастет, – уверенно подсказал отец младенца, – никто, я полагаю, не будет краснеть от подобных слов.

– Действительно, в наши дни люди не следят за тем, что говорят. Позор! – непререкаемым тоном заявила тетушка Бэтлшип. – Что касается имени девочки, то она должна называться Сирен по бабушке и Гарриет по отцу, Гарри.

И девочку назвали Сирен Гарриет. Те ножки, которые признали самой красивой частью ее тельца, были по этому случаю обуты в белые шерстяные сапожки с розовыми отворотами и завязками. Однажды, когда эта нарядная обувь уступила место мягким башмакам с четырехугольными носками и со шнуровкой, зашедший в детскую гость любезно воскликнул:

Поделиться с друзьями: