Звезда эстрады
Шрифт:
— Ну и пела бы себе дома на кухне, — буркнул странный водила. — Кстати, меня зовут Кирилл.
— Очень приятно! — пропела Лёка. — А я Лёка. Полностью — Леокадия. Когда-то была такая певица — Леокадия Масленникова. Солистка Большого театра. Так вот папа-милиционер назвал меня в ее честь.
Кирилл смотрел исключительно на дорогу, ни одного взгляда на спутницу. Его грубовато рубленное лицо с глубокими, как борозды в поле, не по возрасту ранними морщинами за все время беседы не меняло своего выражения, казалось почти окостеневшим, неживым, застывшей маской. Большие руки, широкие
Лёка с любопытством пыталась заглянуть ему в глаза, но натыкалась взглядом лишь на жестко сжавшие баранку огромные, крепко стиснутые кулаки. А вот и обручальное колечко... Ну, конечно, чтобы такого слонищу не захомутали... И неожиданно уловила почти незаметный, скользящий взгляд исподтишка, слишком очевидно погладивший ее голые колени. У нее слишком короткая юбка. И это хорошо. Просто отлично...
Кирилл вновь хмыкнул.
— Значит, в твоем желании есть хоть какой-то, пусть слабый, смысл и резон. Нужно оправдать свое имя. Это логично.
Он явно нервничал и терялся, вмазавшись глазами прямо в соседкины коленки. Вот попала!.. Не думала, не гадала, на очередного поклонника нарвалась... А что, совсем неплохо... Мужик богемного вида, такие Лёку привлекали всегда... Не какие-нибудь там с трудом взрослеющие студентики...
Еще один беглый взгляд грубо и откровенно впечатался в голые Лёкины колени... Она хихикнула, одобрительно кивнула и нахмурила бровки колосками.
— А еще я лунатик, — добавила она. — Хожу ночами по квартире. Но сейчас, правда, редко. А раньше, знаешь, прямо разгуливала вовсю... Могла и по перилам балкона пройти запросто.
Хорошо, что ползущий слева от них «КамАЗ», вздрогнув от неожиданного витка «тойоты», сам осторожно отъехал зигзагом в сторону, сделав большую петлю по обочине.
Насчет перил она нагло сочиняла, хотя действительно родилась лунатиком. В полном смысле этого слова. Поэтому мать всегда хорошо знала даты полнолуний: именно в эти ночи дочка вставала с кровати и начинала гулять по квартире. Потом Лёка ничего не помнила из своих ночных лунных путешествий. Она заходила на кухню, в ванную, подходила к двери лоджии... Счастье, что долго не дотягивалась до замков и запоров... Немного побродив, Лёка укладывалась в кровать и спала до утра. Но чаще всего она забиралась в постель родителей, а утром удивленно спрашивала:
— А как я сюда попала? Вы меня перенесли?
— Да, перенесли, — нехотя отзывалась мать.
В ее тоне Лёка угадывала неодобрение, но сути его не понимала.
Через пять минут поездки они уже встали в пробке. Гаишники смотрели устало и зло. Движение и раньше шло как-то вяло, заторможенно, машины словно объезжали кого-то. Милицейским работничкам частенько требуется столпить народ... Расстегаи...
Кирилл открыл окно.
— Не мешает? — спросил он.
Лёка равнодушно пожала плечами.
— Это, как минимум, на полчаса, — прикинул бородач на глаз их ближайшее будущее. — Поставить Россию на ноги теперь уже ни за что никому не удастся. Сплошные колеса... В самом широком смысле этого слова.
Ты не торопишься?— Нет, мне все равно. Хоть час!
Уж лучше сидеть в машине, чем слоняться из угла в угол в пустой квартире и пиявить себя своей неудавшейся жизнью...
Лёка еще раз внимательно оглядела Кирилла. Он не походил на обычного бомбилу, хотя, вероятно, извозом промышлял нередко. Да, сейчас многие так живут... Может, какой-нибудь художник или поэт на фоне небольших временных финансовых затруднений?..
Лёка обожала людей творческих профессий и всегда мечтала проникнуть в их мир.
Из стоящего рядом «рено» рванулась громкая дикая музыка, отдаленно напоминающая африканскую. Кирилл поморщился и прикрутил стекло.
— Не душно?
Лёка снова передернула плечами. Ей не хотелось отвечать, двигаться, чувствовать... Идеальный вариант — сесть в укромном, обязательно темном уголке и замолчать на веки вечные. Не видеть никого, не слышать, ничего не знать, не думать ни о чем... И не нужны ей никакие мужья, любовники и родители... Ей вообще больше никто не нужен... Надоели...
Жара прилипала к стеклу назойливым спутником, от которого теперь не отвязаться до самого октября, а то и ноября. Она знала свою немалую силу и радовалась в предвкушении долгого и редкого полновластья. Жарища словно грозила и сулила: «А я еще и в сентябре буду! Помучаетесь со мной! И может, даже позже... А что?.. Запросто... По дождям и снегу ох как затоскуете!»
— По-моему, у тебя что-то случилось, — неожиданно произнес Кирилл. — Выкладывай подробности! Вдруг помогу...
Как все обожают лезть не в свое дело!..
— С чего ты взял? У меня все тип-топ, — пробормотала Лёка, сняла с пальца перстень и рассеянно повертела его в руке. — Ты психиатр?
— Нет, всего-навсего художник-декоратор, — буркнул бородатый. — Честное пионерское...
Лёка возликовала. Здорово!.. Значит, не ошиблась! Да на нем просто-напросто написана его профессия...
— А ты похож, — заметила она.
— На кого? — слегка удивился Кирилл.
Лёка ушла от ответа:
— Я в детстве тоже неплохо рисовала. Но потом бросила. Надоело... Значит, ты работаешь в театре?
Вместо ответа, художник вытащил из кармана мобильник:
— Позвони домой, скажи, застряла в пробке.
— Мне некому звонить, — раздраженно объявила Лёка и вернула пальцу его перстень. — Меня никто не ждет...
И вдруг осознала, что это не пустые, отдающие мелодраматизмом слова, а правда... Простая и грубая. Ее действительно никто не ждет... И у нее даже почти никого нет...
Лёке вдруг захотелось резко развернуть машину и поехать назад, на дачу к Вике, единственному человеку, который, кажется, привязан к Лёке. Всего один человек... Но по нынешним временам и это много...
Хорошо бы поскорее добраться до квартиры, полежать в холодной ванне, а потом спрятаться под простыню и заснуть...