Звезда моей судьбы

Я кое-как продралась сквозь колючие заросли дикого шиповника, осторожно приподняла ветви бузины, пригнулась и неожиданно вышла на поляну идеально круглой формы. В шелковистой траве виднелись белые звездочки ромашек и крупные, налитые сладким соком ягоды земляники, грузно свисающие с хрупких стебельков. Нет сомнений, это место – творение рук человеческих, а вернее эльфийских. С десяток беломраморных плит, вкопанных в зеленый дерн, подсказали мне, что я попала на местное кладбище, и поэтому я поспешно отошла в сторону, опасаясь наступить на могилы и нарушить покой усопших. В центре поляны возвышалась грубо обтесанная глыба черного гранита, по поверхности которой змеилось несколько строк. Я напрягла зрение и прочитала:

«Неназываемые подняли головы, посмотрели на эльфов, и молчание снизошло на них. И тогда творцы сказали: «Когда любовь поманит, следуйте ей. Хотя ее пути неисповедимы. А когда ее крылья обнимут вас, не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поразить вас. А когда она говорит с вами, верьте ей, хотя ее голос может уничтожить ваши мечты, как северный ветер уничтожает сады, превращая их в пустыню. Все это сделает с вами любовь, чтобы вы могли узнать секреты своего сердца и в этом знании стать частицей самого сердца жизни. Но помните, любовь не дает ничего, кроме самой себя. Любовь не обладает ничем, но и ею нельзя обладать, ведь любовь самодостаточна…»

Я задумчиво стояла по колено в траве, потрясенная этими простыми словами, открывшими мне смысл нашей жизни. Теперь я точно знала то, о чем ранее лишь интуитивно догадывалась: мы живем ради любви и посредством любви, без нее наше существование утрачивает цель, превращаясь в примитивное, бесполезное прозябание. Но эльфы забыли заветы Неназываемых, они отторгли любовь и поэтому обрекли себя на вымирание…

Неожиданно от одного из окружающих поляну деревьев отделилась фигура Лаллэдрина, прежде совершенно незаметная из-за зеленовато-бурого плаща, по цвету идеально сливающегося со стволом могучего платана. Учтиво обходя могилы, маг подошел ко мне и протянул небольшую серебряную фляжку на тонкой цепочке. Подчинившись его жесту, я приняла странное подношение и повесила себе на плечо:

– Что это?

– Жизнь Овэлейна, – почти беззвучно пояснил маг, и, лишь проследив за его губами, я распознала произнесенную им фразу. Первым моим желанием, интуитивным и неосознанным, стала острая потребность скинуть этот страшный дар, неожиданно обжегший плечо. Но чародей сердито взмахнул рукой, порицая мою импульсивность.

– Это жизнь Овэлейна, – уже намного громче повторил он. – Прими ее. Когда-нибудь она тебе пригодится. Прошу – прими, ибо оруженосец твоего деда очень этого хотел.

– И что я должна с ней делать? – беспокойно поеживаясь, поинтересовалась я.

– Поймешь, когда придет час! – убеждающим тоном заверил Лаллэдрин. – Иногда людям, совершившим нечто полезное во благо других, выпадает возможность продлить или вообще спасти свою жизнь в том случае, если кто-то очень их любящий пожертвует собой ради них. И это ты тоже поймешь. Со временем…

Я плаксиво сморщилась, уже не осмеливаясь протестовать. М-да, время и правда нас не лечит, а учит. Учит мириться с неизбежным.

– Значит, ты выполнила мои указания! – почти радостно констатировал маг, довольный проявленным смирением. – Роща впустила тебя, и ты вышла на эту поляну.

– Да, вскоре после того как вы с Овэлейном углубились в чащобу, – подтвердила я. – Теперь я понимаю почему… – В моем голосе прозвучала мрачная скорбь. – Не предполагала, что стану чародейкой столь несоизмеримо высокой ценой.

– Мы всегда платим за свои достижения, – безрадостно усмехнулся Лаллэдрин, развязывая принесенный мешок. – Так или иначе. Ту или иную цену. Все ушедшие и похороненные здесь маги заплатили свою цену и умерли, истощенные долгой дорогой из Блентайра…

– А Эврелика, Арцисс, Адсхорн? – удивленно спросила я, наблюдая за его малопонятными манипуляциями.

– А разве они стали исключением? – протестующе приподнял брови маг. – Даже твои родители были вынуждены заплатить за свой выбор. И чем ценнее приз, за который мы бьемся, тем дороже он стоит.

– Вы все верите в закон расплаты? – предположила я, поудобнее перехватывая увесистую связку свечей, переданную мне чародеем.

– А как появляется вера? – спросил Лаллэдрин так серьезно, словно экзаменовал меня.

Но поскольку я молчала, он наставительно улыбнулся и продолжил:

– Вера и расплата связаны. Верят те, кто умеет сомневаться и чьи сомнения неразрешимы. Не умеющие разрешать свои сомнения начинают верить. Звери не умеют сомневаться, поэтому и верить им незачем. А мы частенько возводим свои сомнения в абсолют, веру превращаем в фанатизм и поэтому утрачиваем непосредственность. Мы слепы, примитивны и консервативны. Мы разучились мечтать и летать. За это и платим.

– Ерунда все это! – скептически рассмеялась я, не соглашаясь с его доводами. – Ересь какая-то. Мы возводим в абсолют не свои страхи и сомнения, а свою любовь. Любовь с большой буквы, всеобъемлющую и неизъяснимую. Но наша любовь предельна, а любовь творцов не имеет границ и вмещает в себя всю любовь мира. И сама их сущность – это любовь. А за любовь нельзя заплатить, ибо она всегда бескорыстна.

– И творцы велели нам возлюбить любовь? – не поверил Лаллэдрин, прекращая свою возню, настолько его поразили мои слова. – Не платить, а просто любить?

– Да! – убежденно кивнула я. – Возлюбить ближнего и дальнего своего, возлюбить даже врагов, ибо только на этом пути мы обретем истину и поймем самих себя. Так написано на камне.

– Ерунда! – возмутился маг, невольно повторив мое недавнее восклицание. – Там ничего не сказано о любви к врагам!

– «…А когда ее крылья обнимут вас, не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поразить вас…» – дословно процитировала я. – Любовь несет нам не только радость, но и боль, любовь и есть плата за все! А вы погрязли в жажде мести, а значит, подменили любовь самолюбием. Но я покажу вам путь к спасению!

– Какой? – Глаза Лаллэдрина, обращенные ко мне, сияли светом надежды.

– Я научу эльфов любить людей, а людей – любить эльфов! – пообещала я. – Научу ниуэ любить лайил, а лайил – ниуэ. И тогда мы обретем спокойствие, а наш мир возродится в новом облике, где уже не останется места вражде, мести, обидам и насилию. Этим новым миром будет править любовь! Лишь научившись любить, вы сможете вернуться в Блентайр.

– Люди полюбят эльфов? Окстись, девочка. Да скорее Сол соединится с Уной, чем в Лаганахаре произойдет нечто подобное, – печально вздохнул чародей. – Для этого ты должна сотворить чудо!

– Значит, сотворю! – лукаво подмигнула я.

– Благие цели ты ставишь перед собой, Наследница, – с оттенком благоговения признал чародей. – Полагаю, вскоре ты сможешь стать величайшим магом нашего мира.

– Так помогите же мне, учитель! – просительно улыбнулась я, вкладывая свои руки в его дрожащие от волнения ладони.

– Да будет так! – патетично провозгласил он, начиная ритуал моего посвящения в чародеи. – Откройся миру, Наследница. Пусть то, что должно прийти, придет в твою жизнь, а то, что должно исчезнуть из нее, исчезнет. Да будет так!