Звезда (сборник)

— Ну, хочешь, я разучусь?

Ийка расхохоталась.

— Нет уж! — Она стала осматривать гимнастерки. — Здорово! Просто здорово! Даже лучше, чем у меня. — От гимнастерок она вернулась к простыням. — Нет, Наташка, правда, как-то обидно чуточку, а все-таки мне на тебя своих секретов не жалко, честное слово. — Она посмотрела бинты на свет. — Потому что ты простая и не вредная. Не то что я.

— Ну какая же ты, Ийка, вредная?

— Ох, ты еще не знаешь! — вздохнула Ийка. — Позавчера я на тебя ужас как зла была.

— За что же?

— Ты ж мой секрет всем девчатам выдала. Знаю я, какое белье теперь у всех по палаткам.

Наташа смотрела на Ийку виновато.

— Но теперь уж я на тебя не сержусь, — сказала Ийка. — Видела, сегодня утром из санотдела начальники были? Так они говорят, что наш госпиталь по чистоте на первое место выйдет. А уж каждое полотенце разглядывали. И я подумала: молодчина Наташка, во-время успела девчонкам все рассказать.

И вдруг Ийка спохватилась:

— Я ж забыла: комиссар велел тебе передать… — Она протянула Наташе уже помятую бумажку. — А начмед сказал: если ты еще такую грамотку напишешь, быть тебе на «губе».

Наташа пробежала бумажку глазами и с досадой отбросила гимнастерку.

— Что с тобой? — закричала Ийка. — Что ж ты чистую вещь по земле валяешь? Что это за бумага?

Это был рапорт (пятый по счету), адресованный командованию ППГ. В рапорте Наташа просила направить ее на передний край Поперек бумаги было написано аккуратным Комиссаровым почерком: «Вынужден отказать, так как госпиталь остро нуждается в среднем медперсонале. Убедительно прошу с этой просьбой ко мне больше не обращаться». Следовала подпись.

«Убедительно прошу»… Наташа знала, что комиссар мог бы написать «приказываю». И это было бы еще ничего! Но все в госпитале знали, что комиссар разрешал себе прибегать к мягким довоенным выражениям только тогда, когда решение его становилось окончательно твердым и бесповоротным.

— Так ты потихоньку от меня на передний край хотела тикать! — оскорбленно воскликнула Ийка, когда Наташа прочла ей вслух рапорт и резолюцию. — Несознательная ты. Комиссар сказал, что будут меня в комсомол принимать. А как же я без тебя готовиться стану?

От негодования Ийка уже не могла стоять на месте и, заложив руки за спину, ходила взад и вперед перед корытом.

— Я ж без тебя в газетах-то ничевошеньки…

Она остановилась и посмотрела на Наташу с презрением:

— Что ж теперь, из-за твоих штучек беспартийной мне оставаться, что ли?

— Да не волнуйся ты, все равно меня не пускают.

— Ну и хорошо, что не пускают! Умница комиссар. Вот побегу и расцелую его за это.

— Духу у тебя не хватит.

— Еще как хватит! Комиссар наш такой, что… Вот и не похуже он тебя, а работает здесь. И никаких рапортов никому не пишет. А ты воображалка!

— Ийка, но если я правда хочу на передний край…

— А я вот нисколечко не хочу! — отрезала Ийка. — Ни за какие коврижки. Пожить я еще хочу, вот что! И чтоб все было так, как мне нагадали.

Ийка опустила руку в корыто, мазнула ладонью по Наташиному лицу, оставляя на щеках и на носу полосы мыльной пены, и убежала.

* * *

Стирке не видно конца. В соседнюю палату кто-то вошел. До Наташи доносились отдельные слова:

— Действия на фронтах Европы… Задачи весны сорок второго года…

Продолжая работу, она стала прислушиваться. Кто-то незнакомый рассказывал бойцам о последних событиях.

«А мне вот все некогда», с раздражением подумала Наташа, заливая белье кипятком. С позавчерашнего дня она не читала в своих палатках газет, и занятия с Ийкой велись тоже урывками, торопливо.

Гость вышел из палатки.

— Здравствуйте, — сказал он дружелюбно. — Будем знакомы. Корреспондент армейской газеты Гольдин. О вас я уже слышал. Наташа Крайнова, да?

Это был высокий худощавый юноша с лейтенантскими кубиками в петлицах. На длинном лице желтовато-землистого цвета выделялись большие черные глаза и добрые выпяченные толстые губы. Лейтенант носил большие роговые очки и заметно сутулился. Обмундирование сидело на нем неловко. Несмотря на форму и портупею, он больше походил на студента, чем на командира. Весь он показался Наташе каким-то нелепым, неуместным в боевой обстановке.

— Видите ли, в чем дело, товарищ Крайнова: нашей редакции нужен еще один литсотрудник. Ваш комиссар только что сказал мне, что вам не нравится работа в госпитале, и он не протестует против перевода.

— Как это не нравится? — возмутилась Наташа. — И почему комиссар не протестует?

И хотя час тому назад ее огорчила резолюция на рапорте, сейчас было обидно, что комиссар так легко ее отпускает. Что же значило это бесповоротное «убедительно прошу»?

«Это потому, что я просила о переднем крае, а здесь — редакция», подумала она.

— Наоборот, мне очень нравится работа в госпитале, — сказала Наташа. — И дело совсем не в том. И если я завидую кому-нибудь, то не вам, — добавила она резко.

— А кому? — нисколько не обидевшись, с интересом спросил Гольдин.

— Им, — она кивнула в сторону палатки. — Людям переднего края. Ведь я ни разу еще не была в настоящем бою. И вот только эта работа меня и успокаивает.

Наташа с силой выкрутила огромную гимнастерку, быстро слила в ведро мыльную воду и, не простившись с Гольдиным, гремя ведрами, побежала к реке.

Она вернулась, неся ведра с чистой водой. Гольдин стоял на том же месте и внимательно рассматривал груды выстиранного белья.

Наташа громко и не слишком вежливо рассмеялась.

— Изучаете? — спросила она, снова принимаясь за стирку.

— Да, вы хорошо работаете, — простодушно ответил Гольдин, не обращая внимания на иронию, которую нельзя было не заметить.

Это обезоружило ее.

— Знаете, товарищ лейтенант, — сказала она уже дружески, — война и сейчас, как и в первый день, кажется мне огромным субботником, где каждый должен браться за работу потяжелее, не думая о своих склонностях Верно ведь?

— Нет, неверно, — неожиданно твердо ответил мягкосердечный Гольдин. — Совсем неверно, — повторил он.

Получив отпор, Наташа снова почувствовала желание спорить.

— Я думаю, на войне нужно быть или солдатом, чтобы бить врага, или сестрой, чтобы помогать солдату. Все остальное — второстепенное.

— А вам никогда не хочется написать о солдате? — спросил Гольдин, пристально поглядев на нее.

— Хочется, — против желания призналась Наташа. — Но еще больше хочется делать то, о чем стоит писать.