Звезда Тухачевского
Шрифт:
В эти дни кремлевская радиостанция не успевала принимать победные рапорты с Западного фронта: взяты Минск, Вильно, Слоним, Волковыск, Осовец… Теперь уже не тридцать — шестьдесят километров в сутки оставались за спиной красных войск! На севере поляков дожимал Гай, на юге — конница Буденного. Над полями, где цвела гречиха и колосилась рожь, слышались бешеный топот и ржанье коней, стрекотня пулеметов, победные, ликующие выкрики красноармейских глоток: «Даешь Варшаву!»
Из Харькова на запрос Москвы о положении дел на фронте пришел телеграфный ответ: «Товарищи Тухачевский и Смилга выехали в Варшаву!» Вся Европа была в панике. В Лондоне Ллойд Джордж заходился истерикой: «Польша заслужила наказание! Польская армия могла бы отразить врага, если б во главе ее стояли опытные и способные люди!» Находятся
Это уже не гражданская война, это удар по мировому капитализму, способный разрушить сложившуюся веками международную систему и перекроить карту мира, зажечь огонь революции в Германии, Франции, Англии…
Пройдут годы, и писатель-эмигрант, бывший офицер Добровольческой армии Деникина Роман Гуль позволит себе сравнить идущие на Европу войска Тухачевского с санкюлотскими армиями Наполеона [27] . О них, этих санкюлотских войсках, живописно поведали современники: «Нищая рвань со всего Лангедока и Прованса под предводительством босяка генерала». Созвучно писал о них и Стендаль: «Только беззаветная храбрость и веселость армии равнялись ее бедности. Люди смеялись и пели весь день».
27
Санкюлоты — термин времен Великой французской революции (дословно: sans — без, culotte — короткие штаны). Аристократы называли так представителей городской бедноты, носивших, в отличие от дворян, не короткие, а длинные штаны. В годы якобинской диктатуры санкюлотами сами себя называли революционеры.
Падали с ног, но смеялись и пели и бойцы Тухачевского. Это не то что стрелять в своих, таких же русских братьев, хотя и другой веры! Это защита своего отечества, это помощь братьям по классу в Европе, которая, как они считали, давно жаждет социальных перемен и ждет не дождется прихода красных. Поистине «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» — эта стихотворная бравада была тогда одной из любимых и популярных.
Ликовало и окружение Тухачевского:
— Товарищ комфронтом, позиции, которые царская армия не могла взять за три года, войска под вашим мудрым командованием перешагнули за одну ночь.
Тухачевскому это конечно же льстило, но он пытался погасить эйфорию:
— Не надо обольщаться первыми успехами. Настоящие бои еще впереди. Это не просто война — это война классов!
И он был прав: перед Варшавой тянулись две полосы сильных укреплений, представлявших собой бронированные окопы, оборудованные еще немцами во время мировой войны. Для обороны Варшавы Пилсудский собрал большие силы, подтянул все имевшиеся резервы. Особые надежды он возлагал на армию генерала Галлера, укомплектованную поляками из Познани, ранее служившими у немцев. Они были прекрасно вооружены германским оружием, шли в бой в отличном обмундировании, не забывая подшить белые воротнички и побриться. Их полковой обоз мог бы вызвать лютую зависть любого тыловика — высокие зеленые фуры, запряженные сытыми ломовыми лошадьми, загруженные превосходными продуктами, вплоть до кофе, никогда не отставали от войсковых колонн. Опасение вызывали лишь части, состоявшие из поляков, проживавших в бывшей Российской империи, которые старались улизнуть с боевых позиций, предпочитая мазурку и польку с девчатами ненавистной войне.
Пилсудский определил Варшавское направление как самое главное. Он сосредоточил здесь почти половину всех своих дивизий. Кроме того, Тухачевский получил данные о том, что Пилсудский готовит контрнаступление. Нужно было срочно принимать эффективные меры для развития успеха.
Против Польши были нацелены два фронта — Западный и Юго-Западный. Осуществить главный удар на Минск — Вильно — Варшаву призван был Западный фронт. Вспомогательный удар поручался Юго-Западному фронту, которому ставилась задача наступать в направлении Ровно — Брест. Предполагалось, что эти два фронта будут тесно взаимодействовать между собой в целях овладения столицей Польши. Для усиления Юго-Западного фронта туда была переброшена Первая Конная Буденного. У Брест-Литовска оба фронта должны были соединиться
и образовать единый Западный фронт.Главком С. С. Каменев направил командующему Юго-Западным фронтом Егорову телеграмму:
«С форсированием армиями Запфронта реки Нарев и овладением Брест-Литовском наступает время объединения в руках командзапа управления всеми армиями, продолжающими движение к реке Висле, то есть передачи в ближайшие дни Двенадцатой и Первой Конной армий из Югзапфронта в распоряжение командзапа».
Егоров, едва прочитав текст, тут же помчался к члену Реввоенсовета фронта Сталину. Тот прочел текст неторопливо, попыхивая трубкой, и, наконец, саркастически скривил губы:
— Этот поручик готов взять под свое командование всю Красную Армию! А потом все его лизоблюды будут твердить о его сверхгениальности! С Первой Конной и дурак может побеждать. А какими силами мы будем добивать Врангеля? Мы уже заняли Броды. Перед нами Львов. Выходит, главком не заинтересован во взятии Львова? Все эти бывшие поручики и бывшие полковники в одной связке! Нет, мы не пойдем на поводу у этих зарвавшихся авантюристов! Первой Конной товарищу Тухачевскому не видать как своих ушей!
И Первая Конная осталась в составе Юго-Западного фронта, так и не сумев овладеть Львовом и так и не придя на помощь Тухачевскому.
Он же, в свою очередь, был уверен, что решение Политбюро, лично Ленина и приказ главкома будут выполнены, как и положено, в установленный срок. Тухачевский справедливо полагал, что вопрос решен, и даже подписал свой приказ Первой Конной армии:
«Командарму Первой Конной с получением сего вывести из боя свои конные части, заняв участок от района Топоров и к югу частями 45-й и 47-й стрелковых дивизий… Всей Конармии в составе 4-й, 6-й, 11-й и 14-й кавдивизий четырьмя переходами перейти в район Устилуг — Владимир-Волынский».
Приказ, разумеется, не был выполнен. Семен Михайлович Буденный всласть поиздевался над директивой командзапа:
— Этот барин хочет чужими руками жар загребать! Привык при старом режиме! Не услышат его уши, как ржут мои кони, как играют тревогу мои трубачи, не увидят его очи, как секут саблями польскую мразь мои храбрые конники!
Два дня, два самых дорогих дня шли бестолковые и бессмысленные препирательства. У Сталина и Егорова потребовали объяснений. Сталин сказал, что приказ Тухачевского не был выполнен потому, что он не имел юридической силы: под приказом не было подписи члена Реввоенсовета. Затем выдвигались десятки других причин: во-первых, невозможно было перегруппировать Конармию из-под Львова на Люблинское направление, во-вторых, невозможно ей было выйти из боя, в-третьих — и так далее, и тому подобное…
— Положение угрожающее, — докладывал начальник оперативного управления штаба Перемытов. — Пехота обессилела — она прошла с боями за шесть недель, местами до восьмисот верст. А в чем шли — разве марш от Полоцка до Варшавы могла бы выдержать хоть какая, самая крепкая обувь? Обмундирование — в клочьях. Питание — хуже некуда. Обозы безнадежно отстали. А польские армии отступили неразгромленные, им лишь нанесен ощутимый удар. Наши надежды, что наступление деморализует их, что польский рабочий класс ударит в спину Пилсудскому, — это, по-моему, сплошная романтика. Теперь уже ясно и другое: Конармия к нам не придет.
Тухачевский судорожно расстегнул тугой воротник гимнастерки. Он почувствовал холодный озноб, вспоминая, что прежде такое состояние он ощущал лишь за шахматной доской, понимая, что ему грозит мат. А на Восточном фронте такой озноб проявился у него, когда Колчак едва не утопил его армию в Тоболе…
— Да, мы возлагали такие большие надежды на Первую Конную! Если бы Буденный обрушился на контрнаступающие с Вепржа польские войска, ничем не обеспеченные с юга, и не мечтал быть увенчанным лавровым венком за взятие Львова, то операция Пилсудского потерпела бы фиаско, в этом нет никаких сомнений! Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения: «если бы да кабы». А сейчас получилось, что нанесение главного удара Юго-Западного фронта на Львов эксцентрически расходится с наступлением нашего фронта на Варшаву. Вместо того чтобы соединиться, два фронта оказались действующими под прямым углом!