Звезда Запада

— Как так? — не понял Торин. — А тогда чего же? Зачем великаны на нас накинулись?

— Вот и про то же! — кивнула валькирия. — Сам посуди, какой смысл нападать на пяток смертных такими силами? Отчего их столько пришло? И заметь, вход в Ётунхейм далеко от места, где мы стоянкой встали. Да захоти они нашей смерти, ни от кого бы и косточек с угольками не осталось ещё в самом начале. Опять же — жидким огнём ётуны только меня пронять хотели и никого больше. И вот ещё что…

Гёндуль запнулась, будто раздумывая, говорить дальше или нет, но тут вмешался Видгнир:

— Говори, воительница. Нам надо всё знать. Догадываюсь, ётуны нас, верно, схватить хотели?

— Похоже на то. Тор сказал, у некоторых бичи с собой были. Такими плетями, если умеешь, кого хочешь связать можно, а ётуны — великие искусники в том деле. В древности огненных великанов «Пламенными Кнутами» ещё именовали. Это когда они ещё Потерявшему Имя служили. Ну а ещё скажу, что, когда мы с Локи над морем сюда, в Исландию, к Одину летели, привиделась нам Ночная Всадница на крылатом волке.

— Ночная Всадница? — прищурился отец Целестин. — Это ещё кто?

— Этим именем боги называют ведьм, которые ездят на волках, — нетерпеливо пояснил Видгнир. — Что, уж и в сагах никогда такого названия не встречал? А ещё письменник!

— Извини, вспомнил. Ты продолжай, Гёндуль. — Монах с обидой глянул на Видгнира: молод, мол, ещё, чтобы замечания такие делать. Вот кто-кто, а монах-бенедиктинец разбирается в сагах и легендах получше твоего. Недаром девятый год среди норманнов живёт.

— Дело в том, что у богов и валькирий на ведьм чутьё, — рассказывала Гёндуль. — И Локи и я приняли обличье лебедей, когда он, из Междумирья возвращаясь, меня случайно встретил. Ну по старой дружбе вдвоём к Одину и отправились, прежде у Тора в Бильскирнире передохнув. А, считай, когда до берегов Исландии и десятка лиг не осталось, Локи тень приметил в облаках и сразу понял, что ведьма это. На запад летела. Мы за ней. Потом как на безоблачное место вышли, оказалось, что старуха на таком чудище восседает, что душа в пятки уйдёт, если увидишь. Волчище чёрный, и с крыльями, как у летучей мыши. Я таких в жизни не видывала. Попробовали мы догнать — не вышло, ведьма снова в облака скрылась, там мы её и потеряли. Вот теперь думаю, что ей на западе надо было? Да ещё и Локи заметил, что такие чёрные крылатые волки — Гармова семени твари — только в Междумирье встречаются. Видел он там таких. Тебя, конунг, это ни на какие мысли не наводит?

Торин промолчал. И вот тогда Гунтер вставил своё слово. Германец, как обычно, слушал внимательно, но до времени в разговор не встревал.

— На какие мысли? Тут ясно, что охота за нами началась. Ведьма та небось великанов упредить послана была.

Гунтер снова что-то засвистел через выбитый зуб. Он выразил чётко и ясно возникшее у всех подозрение. Да, так и получается. Етуны, ведьма, рассказ Одина о том, что Чёрному Дракону наследник Элиндинга живым нужен… Всё сходится.

— Что ж ты раньше про ведьму-то молчала? — пробурчал Торин. — Отчего Одину не сообщила? Он же должен знать.

— Да знай я, что ночью будет… — хмыкнула Гёндуль. — Вроде чем-то и польза. Беду от Скага-фьорда отвели. Ты подумай, что великаны в посёлке бы устроили, по ваши души заявившись?

Гудмунд побледнел:

— А они… Они теперь ведь опять придут?

— Может, и придут, — сказала Гёндуль. — Только им не вы нужны, а конунг Торин или Видгнир.

Торин сжал кулаки и разразился отчаянной бранью, выложив в самых цветистых выражениях все свои мысли об огненных великанах, ведьмах, Нидхёгге и прочем, с ними связанном. Отведя душу, он сердито уставился на Видгнира:

— Сегодня же в море выйдем. Пусть вечером, ночью, только побыстрее. Хёгни и его род не виноваты в том, что на нас такое проклятие лежит. А ну ходу!

Он ударил пятками в бока лошади и быстро поскакал вперёд. Гудмунд и остальные тоже пустили коней в галоп, понимая, что «Звезде Запада» необходимо уйти в море ещё до темноты. Только когда отряд спустился на берег фьорда и от посёлка его отделяла лишь одна скала, Гёндуль остановила скакуна:

— Мальчики, постойте-ка!

Торин развернул коня, а следом за ним и остальные тоже натянули поводья. Валькирия спрыгнула на прибрежную гальку.

— Вот что. Я вас тут покину… Ненадолго. Не нужно, чтоб меня ещё кто-нибудь видел. К Одину сейчас отправлюсь, расскажу всё, что знаю.

Она подошла к лошади Гунтера и протянула германцу руку:

— А ну нагнись, паршивец! — Обняв его за шею и пылко облобызав, Гёндуль церемонно попрощалась с Торином, чмокнула в щёку Видгнира и слегка оторопевшего Гудмунда, раскланялась с монахом, вознёсшим всем святым благодарственную молитву за то, что восхитительная валькирия не полезла и к нему со своими поцелуями.

— Ну, теперь скачите! До встречи! — Гёндуль подняла руку, и только мелкие камешки полетели из-под конских копыт. Вскоре фигура красавицы скрылась за скалой, а когда Торин подвел отряд уже к крайнему дому посёлка, над головами людей пронёсся громадный белый лебедь. Птица сделала круг и, тяжело взмахивая снежно-белыми крыльями, унеслась на восток. Гунтер же поймал выпавшее из крыла длинное лебединое перо — прощальный дар Гёндуль.

— Какая женщина, а?! — Гунтер глубоко вздохнул, глядя, как белое пятнышко исчезает вдали над фьордом. — И чем Локи лучше меня?

Торин уже спрыгивал с коня возле дома конунга Хеши.

Хёгни Ингвиссон сохранил и своё достоинство, и свой дом. Ещё ночью, когда небо на юге горело и переливалось то багровым, то синим огнём, а в скалы вокруг залива Скага ударяли копья грома, накатывавшие оттуда, где виднелись зарницы, люди его рода высыпали из домов, глядя в ту сторону, куда ушёл конунг Вадхейма и с ним несколько человек. Сначала подумали, что проснулась огненная гора Аскья, но потом эту мысль оставили. Видно было, что буря возле каменных пустошей разыгралась невиданная, а когда к облакам стали взлетать огнистые стрелы, люди Хёгни поняли, что огненная гора здесь ни при чём. Это конунг Торин разбудил в холмах силы, доселе спавшие, и пал первой их жертвой. Затем настанет очередь посёлка рода Хёгни.

А кто виноват?

Ясно кто! Не будь пришлых, и беды бы не было! Часть дружины схватилась за мечи. Вадхеймцы тоже схватились. Спасибо Хёгни и Олафу — не допустили резни, встав между перепуганными, а потому особенно злыми исландцами и теми, кто пришёл из Норвегии. Решили ждать утра.

Едва небо на восходе посерело, в посёлок прискакали кони. Шестеро. Все, каких взял с собой Торин. В мыле, с пеной у губ и выкаченными глазами, налитыми кровью. Без поклажи и всадников.

Все молчали. Единственными звуками были только шум прибоя, тяжёлое дыхание лошадей и отчаянные рыдания Сигню. Олаф только по голове её гладил, не пытаясь успокоить словами. А когда рассвело, случилось и вовсе невероятное…