Звезда Запада
Шрифт:
Локи озадаченно почесал в затылке, затем улыбнулся:
— Это-то конечно… А что, Гюллир не так уж и не прав. Перелететь… И быстрее получится, и безопаснее. Только с лошадьми как?
— Да ты в уме ль, Локи?
— На драконе? Да ни в жизнь!
— Иди-ка ты, Лофт, знаешь куда…
Отец Целестин, Торин и Гунтер, поняв мысль маленького бога, воспротивились сразу и отчаянно. Но Локи умел стоять на своём.
— Отлично! Не хотите — не надо. Всё равно кому-то с лошадьми переплывать придётся. Ты, конунг, как пробка плаваешь, ты и останешься. А ну мешки с лошадей снимайте! — Лофт уже снял со своего коня сумы и подошёл к дракону. — Переправляемся сейчас! Ещё достаточно светло. Я с вещами перелечу первым, потом остальные. Торин с
— Вода небось холодная, — скривился Гунтер. — Может, завтра, а?
— Никаких «завтра»! Пошевеливайтесь! — прикрикнул Лофт.
— А как же я? — широко раскрыл глаза монах. — Я… Я не хочу на драконе! Я, в конце концов, высоты боюсь!
Локи на мольбы святого отца и внимания не обратил. Быстро привязав снятые с лошадей мешки к драконьей шее, бог забрался на спину Гюллира, согнал оттуда кота и сказал:
— Жду на том берегу. И давайте быстрее! Темнеет…
Дракон взлетел и за то время, как отец Целестин успел трижды прочитать Pater, добрался до противоположного берега. Маленькая-маленькая тёмная фигурка Локи махнула оттуда рукой. Вскоре Гюллир вернулся за новым всадником, которым оказался Видгнир. Не показывая никому своих опасений, он забрался на дракона и вскоре оказался рядом с Локи. Сигню же села на спину ящера с видимым удовольствием. Теперь полёт её не страшил.
— Ни за что!!! — надсадно, с примесью истерии, орал отец Целестин, когда Гюллир прилетел за ним. — Пусть я останусь здесь и меня сожрут шакалы, пусть утону в реке и пойду на корм рыбам, но никто и никогда не увидит монаха верхом на драконе!! Что бы сказал основатель нашего ордена святой Бенедикт Нурсийский, узрев подобное непотребство? Да меня от церкви бы отлучили в лучшем случае!!
— Это же совсем не страшно. — Гюллира крики святого отца привели в полнейшее замешательство, и он пытался утихомирить монаха вежливыми увещеваниями. — Почтенный, ну посмотри на своих добрых друзей, что не пренебрегли моей помощью. Все целы и невредимы… Это же совсем быстро…
Исправил положение, как ни странно, Гунтер. Германец подошёл к отцу Целестину, хлопнул его по спине и, когда тот обернулся, всучил ему две связки с одеждой и оружием:
— Отвези туда, на тот берег. Потеряешь или в воду уронишь — убью, — и ухмыльнулся, выбитый зуб показав. Он и Торин уже разделись, сняв всё, кроме штанов.
— Мы на тот берег, а ты как знаешь, — добавил Гунтер и вместе с конунгом вошёл в воду, оказавшуюся отчего-то очень тёплой. Лошади послушно пошли за ними, придерживаемые за узду. Монах зачарованно смотрел, как они вышли на глубину и поплыли. Торин с Гунтером держались рядом, изредка хватаясь за конские гривы. Отец Целестин остался на берегу один вместе с драконом и тяжёлым свёртком в руках. От злости у монаха появилось сильное желание заплакать.
— Летим? — тихонько спросил Гюллир и пригнулся к траве, подставляя шею. — Садись, почтенный, а?
Изрыгая самые чёрные проклятия, от которых дракону стало не по себе, монах привязал тючок с одеждой конунга и германца к шее ящера, а потом сам взгромоздился ему на холку и закрыл глаза.
«Не сиделось, тебе, дурню, в Константинополе… Все святые, помогите!»
Как назло, Гюллир не сумел взлететь сразу. Тяжело ударили крылья, зацепив кончиками землю, дракон чуть оторвался от мокрой травы, продержавшись в воздухе совсем недолго, а потом ударил брюхом о воду реки. Отец Целестин до боли в руках сжал драконью шею, издав непонятный звук — не то стон, не то плач, — но раскрыть глаза не посмел. Крылья забили с удвоенной силой, задние лапы Гюллира начали что есть силы молотить воду, и наконец медный дракон поднялся на полстадия в воздух. Монах не видел, да и не мог видеть, как за несколько мгновений под ним промелькнула река, прибрежная осока, как дракон плавно опустился вниз, туда, где на западном берегу Болотной реки уже поджидали монаха Локи и Видгнир с Сигню. Синир, переправившийся вместе со своей хозяйкой, бродил в высокой траве в поисках
какой-нибудь добычи и на вернувшегося Гюллира даже мельком не посмотрел.— Почтенный, можно слезать… — застенчиво сказал дракон. Гюллир вывернул шею так, чтобы хоть одним глазком видеть отца Целестина, у которого свело от напряжения руки. Монах открыл один глаз, и до него начало доходить, что и это приключение вроде бы как закончилось. Он хотел было окликнуть Видгнира, дабы тот помог слезть на землю, но Видгнир вместе со всеми отошёл к самой кромке берега, наблюдая за двигавшимися по водной глади людьми и лошадьми. Отец Целестин соскользнул с дракона, упал в траву, да так и остался там лежать, не в силах шевельнуться.
«И как Лофт полный вечер на нём летал? — подумал монах, ощущая, как вода, которой было в листьях папоротника преизрядно, пропитывает одежду на спине. — Нет, от дракона надо избавляться. Это тебе не кошка…»
Ни Локи, ни Видгниру с Сигню сейчас не было никакого дела до страданий святого отца, погрузившегося с головой в свои переживания. Они видели, что с монахом всё в порядке, что он благополучно добрался (пусть и необычным способом), а потворствовать его выходкам — только себе дороже. Сигню, правда, хотела было пойти к нему и утешить, но в этот миг на реке стало происходить нечто непонятное.
Торин с Гунтером уже миновали середину широкого и спокойного потока. Ветра почти не было, вода тёплая да спокойная. Переправа, по общему мнению, должна бы закончиться успешно, а там, укрывшись в недалёком перелеске, можно развести огонь, согреться и обсушиться. Когда до берега оставалось не более сотни локтей и уже чётко различались лица конунга и Гунтера, несмотря даже на серые сумерки, две лошади вдруг всхрапнули испуганно и отвернули чуть в сторону. До берега донеслось короткое германское ругательство. Гунтер, поотстав от Торина, в несколько мощных взмахов догнал строптивых коней и попытался перехватить их поводья, чтобы направить за собой. И внезапно закричал, да так, что сам Локи напрягся и побледнел.
— Что такое? Что случилось? — Видгнир дёрнул бога за куртку, но тот отмахнулся от него, как от назойливого комара, и побежал к кромке берега, а потом, даже не снимая сапог, забрался едва ли не по пояс в воду, тщетно пытаясь разглядеть, что происходит.
Гунтер, вскрикивая и плюясь попавшей в рот водой, яростно от кого-то отбивался. Река вокруг него просто кипела, взлетали брызги, кругами расходились поднятые волны. Рядом с германцем кружили три-четыре светлых силуэта, отдаленно напоминавшие человеческие. Видимо, с этими тварями и сцепился не на жизнь, а на смерть Гунтер.
— Надо помочь ему, Лофт! — теряя выдержку, заорал Видгнир, бросаясь в воду, но цепкая рука Локи поймала его за шиворот и хорошенько встряхнула.
— Сам пропадёшь, дурак! — брызгая слюной, рявкнул бог, с силой, неожиданной для его тщедушного тела, вышвыривая Видгнира на берег. — Ты стреляешь хорошо? Ну так давай!
Видгнир, сообразив, что теперь лучше слушаться советов Локи, выхватил из-за спины самострел, пробурчав что-то вроде «в кого хоть стрелять?», мигом наложил стрелу и, почти не целясь — он и так знал, что попадёт куда нужно, — всадил короткий болт в одну из мелькавших под водой теней. Послышался краткий вскрик — вроде бы женский…
Всё стихло в тот момент, когда Торин уже вылезал на скользкий берег. Гунтер же исчез — надо полагать, речные создания утянули его на дно. Только волны колыхались на том месте, где совсем недавно виднелась его голова. Видгнир в отчаянии швырнул самострел под ноги и кинулся к воде.
Монах, учуяв, что происходит неладное, забыл про свои огорчения и уже стоял рядом с Торином, удивленно про себя отмечая, что впервые видит конунга по-настоящему испуганным. Даже сквозь загар на его лице проступала нехорошая бледность, глаза круглые, трясётся то ли от холода, то ли от… Впрочем, викинг, каков бы он ни был, никогда не признается в том, что он чего-то боится. Разве только в самом крайнем случае.