Звезда заводской многотиражки 2

— Слушайте, так это... Раз он на свидание идет, так может мы ему пустую комнату организуем, а? — Егор заговорщически всем подмигнул. — Дядя Миша, ты же сейчас один, может уступишь по-товарищески Шурику, а? Для устройства личной жизни?

— Так сами бы и уступили, раз заботитесь, — прищурился дядя Миша.

— Так у тебя уютнее будет, а у нас — какая романтика? Четыре койки и стол, тоже мне обстановка! — хмыкнул Егор.

— Вот пусть любую и выбирает, куда кралю свою заваливать, — дядя Миша захохотал.

Шурик покраснел и вскочил. Быстрым шагом двинулся в сторону выхода. Потом резко повернулся и подошел ко мне. Схватил за рукав и потащил за собой. Я чуть не навернулся с кровати от его резкого движения.

— Шурик, ты чего? — недоуменно спросил я, когда он выволок меня за дверь.

— Да ничего, — буркнул он. — Зачем я вообще сказал Егору про это свидание? Теперь мне под землю провалиться хочется от их советов.

— Ну пойдем тогда в комнату отдыха, телек посмотрим, — предложил я. — Пусть дальше без тебя тебе советы дают.

— Слушай, ты это... — Шурик покраснел еще сильнее, даже кончики ушей стали ярко-алыми. — Я у тебя видел эти штуки... В такой серебристой обертке...

— Какие еще штуки? — сначала не понял я. А потом как понял! — А, презервативы что ли?

— Ты где такие достал? — не глядя на меня спросил он.

— Где взял, там уже нет, — я вздохнул. Презервативы — это была прямо боль... Разумеется, чуть ли не первым делом я заскочил в аптеку и прикупил пару штук, изготовленных на баковском республиканском заводе резиновых изделий. Раскрутил щедро присыпанную тальком штуку... Нда, плодитесь и размножайтесь, как бы говорит этим предметом наша родная советская власть. Даже не представляю, как это использовать можно. Под краном перед надеванием что ли помыть?

Потом поговорил с Аней, чтобы та спросила у Аллы, есть ли что? На мое счастье у нее завалялся десяток цветных презервативов аж из Франции. Ну я честно их все и выкупил. Чуть ли не четверть получки истратил. Благо, первую из наших с Феликсом Борисовичем статью утвердили на публикацию, так что где-то завтра-послезавтра должны подкинуть еще деньжат. И теперь из этого запаса осталось только три.

— А можешь спросить, пожалуйста? — взмолился Шурик и бросил на меня короткий взгляд. Потом снова отвел глаза.

— Какие у тебя, однако, далеко идущие планы, — усмехнулся я. — У ЦУМа, под часами, погулять, первое свидание... Да ладно, ладно, не красней! Пойдем в комнату отдыха. Позвоню, спрошу.

Из комнаты раздался взрыв хохота. Шурик, только-только переставший быть пунцовым, снова залился краской. Я бодрым шагом направился к лестнице.

В комнате отдыха, к сожалению было совсем даже не пусто. Четыре дамочки сидели на диванах, две вязали, одна вышивала. А на экране показывали концерт в честь шестидесятилетия ленинского плана ГОЭЛРО. Даже не знаю, что это, наверняка что-то связанное с электричеством.

— Доброго вечера, дамы! — я широко улыбнулся. Самая старшая посмотрела на меня с неодобрением. Ну или может у нее просто лицо такое. — Нет-нет, на телевизор я не претендую. Я только позвонить!

Телефон Ани я уже помнил на память. Как и телефон Веника, собственно. И Феликса. Да уж, подалуй, стоило отказаться от мобильника, чтобы вспомнить, какой на самом деле обширный у нас объем памяти, если не забивать его все время всяким мусором.

— Анечка, привет! — бодро поздоровался я. — Не отвлекаю?

— Ваня, ты можешь приехать прямо сейчас? — вдруг сказала она. И голос у нее был... непонятный.

Глава четвертая. Вспомнить все

Промерзший автобус, дребезжа всеми своими запчастями, несся по пустому Закорскому тракту. Кроме меня пассажиров было всего трое — клюющий носом дедок с зажатым между коленями станковым рюкзаком и две женщины в одинаковых черных шубах и меховых шапках. Я устроился рядом с серо-синим ящиком кассы. На каждом ухабе эта коробка с ручкой для выкручивания билетиков подскакивала, монетки внутри немелодично брякали. А я заключал сам с собой пари, упадет мой пятачок, повисший на краю ленты, внутрь к остальным монетам, когда тряхнет следующий раз, или нет. Пока держался.

Масляно-желтый свет редких фонарей выхватывал из окружающей ночи то стенд с улыбчивым олимпийским мишкой, который поставили еще летом, и так до сих пор и не убрали. То кусок бетонного забора с темным нагромождением контейнеров за ним, то памятную стелу в честь какой-то годовщины Великого Октября. Автобус чуть сбавлял скорость рядом с пустыми остановками, но когда никто из имеющихся в наличии пассажиров не делал движения к выходу, снова жал газовал и мчался дальше.

Я выскочил на своей остановке. Водитель, зараза такая, тронулся, не успев даже остановиться. Меня обдало ледяной крошкой и облаком выхлопных газов. Я прошипел про водилу матерное и потащился по тропинке к тепло мерцающей окнами громадине дома.

Немного странно было. Я ехал в том же лифте, что и в прошлый раз. Только теперь к моим собственным воспоминаниям об этом добавились еще смутные образы, доставшиеся мне под гипнозом от предшественника. В какой-то момент даже как будто поджилки затряслись. Только не у меня, а у Ивана. Я тряхнул головой, прогоняя неприятное ощущение свободного падения и ледяного ветра в лицо.

В этот момент двери лифта разъехались и выпустили меня на сумеречную площадку. Напротив на стене — знакомая уже цифра 8. Двадцать ступенек. Пимпочка звонка.

Торопливые легкие шаги с той стороны, замок щелкнул, дверь открылась.

На пороге стояла Аня. Немного растрепанная, в коротеньком халатике, рыжеватые волосы схвачены красной ленточкой.

— Ваня, — она порывисто шагнула ко мне быстро обняла, отпрянула и затащила внутрь. — Спасибо, что приехал.

— Да нет проблем, Анюта, — я огляделся. — Что тут у вас произошло?

В квартире царил разгром. Верхняя одежда с сорвана с вешалки и валяется кучей на полу. Дверца шкафа оторвана и болтается на одной петле. Зеркало треснуло, будто в него стукнули чем-то, но не добили. Непонятно что ему мешает рассыпаться на тысячу осколков.

Через приоткрытую дверь спальни было видно, что там та же история — вещи в беспорядке валяются на полу, и выбрасывали их явно невежливо. Ящики комода вывернуты с корнем, дверцы всех шкафов и шкафчиков тоже безжалостно отоломаны. Дверь во вторую комнату была закрыта.

Аня за руку потащила меня на кухню.

Прямо на полу, привалившись к стене, сидела Алла. Та самая неприятная женщина, похожая на тумбочку. Она уткнулась лицом в колени, короткие волосы растрепаны. Разгром — тоже в наличии. Причем здесь все еще хуже — на полу валяются осколки тарелок и пустые жестяные банки с надписями «сахар», «мука», «рис». А содержимое этих банок возвышается грудой в раковине.