Звезда заводской многотиражки 3

— Я спортивный обозреватель, Семен Колпаков, — пролепетал Семен.

— Ах вы вы кто... — Сергей Семенович посмотрел в свой журнал. — Вы числитесь в газете внештатным корреспондентом. Согласно новому графику, вы обязаны появиться в редакции во вторник с девяти до десяти ноль-ноль. Сдать материалы объемом сто пятьдесят строк. А в остальное время должны находиться на рабочем месте, согласно штатному расписанию. Вам все понятно?

— Ээээ... ааа... — Семен опять заметался, в глазах его не просто читался, а прямо таки светился ядовитым неоновым светом вопрос, который он не решался задать вслух. «Что за херня происходит?!» и мольба «Можно вернуть как было, пожалуйста...»

— У вас есть какие-то вопросы, Семен? — холодно спросил новый главный редактор.

— Нет, — буркнул Сеня и спешно ретировался.

Дверь захлопнулась. Я спешно попытался отделаться от ощущения, что это была не привычная плохо подогнанная редакционная дверь, которую чтобы открыть приходилось чуть приподнимать. А неподъемная и непрошибаемая дверь тюремной камеры.

А наш новый главный редактор продолжил свой монолог. Он сообщил, что избавился от корректора, поскольку считает, что если кто-то из нас не способен писать без ошибок, и за ним требуется приглядывать, это означает профессиональную непригодность. И что с этого момента у нас появится график «проколов и косяков». Мера временная, потому что ему, Сергею Семеновичу, надо оценить потенциал вверенного ему коллектива. Кроме того, он убежден, что штат нашей многотиражки непомерно раздут. И как минимум один штатный сотрудник здесь лишний. А то и два. И вообще он убежден, что материалы газеты должны писать рабкоры. И именно с ними, судя по документам, с которыми он успел ознакомиться, работа у нас велась из рук вон плохо.

— С этого дня каждый из вас должен будет отмечать время своего прихода в редакцию и время своего ухода из нее, — Сергей Семенович потряс тетрадкой, на обложке которой печатными буквами было написано: «ЖУРНАЛ УЧЕТА РАБОЧЕГО ВРЕМЕНИ».

— Что, и когда в туалет ходим, отмечаться? — ухмыльнулся Эдик,

— Несомненно, — утвердительно кивнул новый редактор. — И в туалет, и в столовую, и на перекур, и по рабочей надобности. Все ваши перемещения должны быть зафиксированы. Далее... — он обвел немигающим взглядом кабинет и уставился на подоконник. Туда, где стоял наш чайник, пакет с печеньем, вазочка с карамельками и прочие чайные вкусности. — От этого безобразия нужно немедленно избавиться. Для вас организовали полноценное питание в столовой, еда на рабочем месте недопустима.

Он говорил, гововорил и говорил. В подробностях расписывал наше светлое будущее в условиях соблюдения графика и трудовой дисциплины. О том, что так и только так мы сможем вывести газету на достойный уровень и искоренить разгильдяйство.

А наши лица становились все грустнее и грустнее.

Он заклеймил позором прическу и яркую рубашку Эдика. Потребовал, чтобы уже завтра тот явился на работу в подобающем виде. Потом сфокусировал внимание на джинсах Даши.

— Наша легкая промышленность выпускает достаточное количество одежды, чтобы не нацеплять на себя тряпки иностранного производства, — скзаал он. — В свободное от работы время вы можете одеваться как хотите, но на работу извольте являться нормальной одежде.

Когда он наконец-то замолчал, в редакции повисла гробовая тишина. Кажется, даже лампы дневного света под потолком перестали жужжать «не по уставу». Чтобы новый редактор не призвал их к порядку и не потребовал жужжать в строго определенной тональности.

— Есть вопросы? — сказал он и еще раз обвел нас плотоядным змеиным взглядом. — Нет вопросов. Очень хорошо. На этом совещание окончено, можете приступать к своим прямым обязанностям.

Он вернулся за свой стол и продолжил ревизию стола Антонины Иосифовны.

«Ничего себе, перемены...» — подумал я, утыкаясь носом в свою тетрадку. Похоже, Антонина вчера уже знала, что ее уволят. Просто нам ничего не сказала. Наверное, чтобы не расстраивать. Или ей не хотелось говорить о причине этих кадровых перестановок.

Друг на друга мы почти не смотрели. Не знаю, какие чувства испытывали остальные, но лично у меня доминировала досада. Наша многотиражка была отличным местом с очень классной атмосферой. Здесь было здорово и работать, и просто находиться. А сейчас...

Сейчас даже не знаю.

Уволить молодого специалиста, то есть меня, было довольно сложно. Но можно.

И этот наш новый редактор как раз сейчас принялся развешивать и раскладывать по редакции инструменты, которые ему могли в этом вопросе помочь.

Вряд ли, конечно, он прямо сходу задался целью меня изжить, но он ясно дал понять, что нас много. И кого-то он обязательно уволит. По результатам соревнования в профессиональных качествах.

Даша разломала ложкой котлету на маленькие кусочки и перемешала их в картофельным пюре в однородную массу. Подняла взгляд на меня.

— Кто-нибудь знает, что случилось с Антониной? — озвучил мучивший всех вопрос я.

— Представления не имею, — сказала Даша и отодвинула тарелку. — Что-то аппетита нет... Кошмар какой-то. Не представляю, как теперь работать...

— Да уж, это не редактор... — хмыкнул Эдик и тряхнул волосами. — Это ЭсЭс какой-то...

— Ребята! — раздался от входа в столовую голос Семена. — Хорошо, что вы здесь! — Он подскочил к нашему столу и плюхнулся на свободный стул. — Вы как, держитесь?

— Ты что-то знаешь, Сеня? — растерянно спросила Даша.

— Я вчера на работе задержался и случайно подслушал разговор девочек из отдела кадров, — Семен подался вперед и говорил задыхающимся шепотом. — И они обсуждали, что Антонина уволилась. Что еще две недели назад подала заявление по собственному желанию, но вчера было разбирательство, и у нее в трудовой будет совсем другая запись. И что они вообще не уверены, что ее не арестовали...

— Две недели назад? — повторил Эдик. — И нам ничего не сказала?

— А еще вчера напали на главного инженера, — Семен продолжал пучить глаза. — Я видел, у него синяк. А второго, говорят, вообще пырнули ножом!

— Кого второго? — спросил я, похолодев.

— Ну этого, из министерства, на черной волге ездит который, — объяснил Семен.

— Прохора Нестерова? — уточнил я, хотя было и так понятно.

— Ну да, наверное, — кивнул он. — Не знаю, как его зовут. Он же в футбол не играет. И в настольный теннис тоже...

— Убили? — сердце помимо моей воли забилось сильно быстрее. Неужели я опоздал?

— Неа, — мотнул головой Семен. — Короче, они вчера закончили дела с этим новым цехом, и этот министерский должен был ночью уехать обратно в Москву. А перед поездом они с Игорем пошли в ресторан. И где-то там по дороге на них напали. Повезло, что патрульная машина милицейская рядом оказалась. Шпана разбежалась, скорую успели вызвать, и министерского отправили в больницу. Очень плох, но живой. Ну, во всяком случае, так говорили сегодня.

— А в какую больницу? — вырвалось у меня.

— Хочешь навестить? — подозрительно прищурилась Даша.

— Да нет, профессиональная привычка, — деланно расслабился я. — О событии нужно собрать максимально полное количество информации, если есть такая возможность.

— В хирургии в шинниках он лежит, — охотно ответил Семен.

Я незаметно выдохнул с облегчением. Мысли в голове закрутились как-то очень бешено. Значит так, надо сейчас будет позвонить Наталье Ивановне и попросить провести меня в больницу под каким-нибудь благовидным предлогом. Ну, или просто обходным путем, наверняка же санитарки его знают... Кровь из носа надо поговорить с Прохором! Я уже и так достаточно протормозил, и дела приняли какой-то совсем уж угрожающий оборот.