Звезда заводской многотиражки

— Тогда позвоню тебе ближе к пятнице, — я кивнул. Потом подумал и полез за записной книжкой, которую предусмотрительно сунул в карман перед выходом. Нашел чистую страницу, написал: «Позвонить Венику в четверг вечером». Посмотрел на соседнюю страницу. Интересное дело. Почерк. Он был не похож на тот, которым писал настоящий Иван Мельников. И на мой был тоже не похож. Этакое нечто среднее. Как будто Иван начал при письме использовать мои фишки. Маленькая «в» как печатная, без высокой петельки над строчкой. Буква «з» с завитком. Интересный коктейль из моторной памяти чужого человека и моей.

— Ты-то как устроился? — спросил Веник, слегка расслабившись.

— О, у меня все отлично, — усмехнулся я. — Завтра у меня медосмотр и инструктаж по технике безопасности, без них работать не смогу. А живу я рядом с перекрестком Ленина и Юго-Восточной, во дворах. Соседей пока не видел, они на работе были, когда я пришел.

— Я спросить хотел... — замялся Веник. — У Элис же двухкомнатная квартира, зачем тебе в общаге прозябать? Поселился бы у нее.

— Во-первых, она меня не приглашала, — сказал я. — А во-вторых... — я задумался. На самом деле мне не очень хотелось бы все время находиться бок о бок с человеком, который очень хорошо знал Ивана Мельникова. — А во-вторых, она эту квартиру прямо-таки выстрадала. Жаловалась, что братья пытались у нее жилплощадь отобрать. Так что я не рискнул сразу же напрашиваться.

— Так в квартире-то жить все равно лучше, чем в общаге, хотя бы поговорить бы мог... — сказал Веник, а потом махнул рукой. — Да ладно, дело твое.

— Вот-вот, — покивал я. — Живы будем — не помрем, Веник. Думаю, у тебя тоже много раз спрашивали, почему твои родители тебя на нормальную работу не устроят.

— Эт точно, — Веник засмеялся.

Я вернулся в общежитие, когда было уже темно. Пока мы сидели в «Петушке», на улице пошел снег, зато немного потеплело. Желтый свет фонарей выхватывал из мрака как будто отдельные кусочки реальности, перекрытые белой рябью метели. И если в центре прохожие на улицах еще какие-то были — спешили куда-то, подняв воротники и отворачивая лица от потоков снежного ветра, то на моей остановке город казался уже вымершим. Не было подсветки на домах, яркой рекламы, электронных табло. Только теплый свет окон домов, разноцветный от штор. И неяркие фонари, от которых казалось чуть ли не темнее.

Нет, все было видно, зимой непроглядной темноты, кажется, даже в диком лесу не бывает. Но все равно света было значительно меньше, чем я привык. И прохожих тоже.

А вот в холле общаги ощущение, что город вымер, моментально исчезло. Двери столовой распахнуты, там какие-то люди болтают и смеются, слышно, что где-то кто-то поет хором под фортепиано, стайка детей, громко топая носится по коридору. Не то салочки, не то прятки, не то просто хочется побегать от избытка энергии.

Две девушки в цветных коротких халатиках прилаживали на информационный стенд вместо позорного листка цветную афишу.

«Внимание всем!

29 ноября в столовой состоится вечер художественной самодеятельности!

Начало в 18-00. Явка строго обязательно!

Потом будут танцы!»

Культурная жизнь, надо же.

Я просочился через холл на лестницу. Бдительный Лев Ильич зыркнул на меня из-за загородки, но привязываться не стал. Я поднялся на четвертый этаж и открыл дверь в комнату своим ключом.

— А восемь!

— Мимо! Д десять!

— Попал!

— О, отлично! Д девять!

— Мимо!

— Эээ... Добрый вечер! — я вошел в комнату и остановился на пороге, позволяя своим новым соседям себя рассмотреть. Ну и чтобы их разглядеть тоже.

Их было трое. И они явно были не работягами, очень уж интеллигентно смотрелись. Двое из них валялись на кроватях и резались в морской бой. Один очкарик с растрепанной шевелюрой, в сером свитере с растянутой горловиной и синих тренировочных штанах с лампасами. Второй упитанный, без очков и в треуголке из газеты. Одет в белую майку и закатанные до колен треники. Молодые, лет, наверное, по двадцать пять. А третий постарше, ему явно за сорок. С выправкой бывшего военного и в бело-голубой полосатой пижаме, которая навевала ассоциации с приморскими санаториями.

— А, так это твоя сумка тут? — спросил очкарик, не очень дружелюбно хмурясь.

— Ага, — я кивнул и снял пальто. — Я ваш новый сосед.

— Да что ж такое-то! — очкарик швырнул ручку на кровать. — Почему к нам? Анна Аркадьевна же обещала! Нет, я пойду разбираться!

Он вскочил и двинулся к двери. То есть — прямо на меня.

— Эй-эй, полегче! — сказал я довольно безмятежно. — Я только сегодня приехал. Куда поселили, туда пришел.

— Это безобразие, в самом деле! — продолжал шуметь Очкарик, сменивший траекторию на круговую. — Клочков и Мурзин живут вдвоем, а подселяют к нам!

— Да вы не переживайте так, я ненадолго, — примирительно сказал я. — На месяц всего, не больше.

— Сколько дал? — спросил упитанный. Потом засмеялся беззлобно, встал и протянул мне руку. — Да ладно, ладно, я пошутил же! Не наше дело! Егор.

— Иван, очень приятно, — я пожал ему руку.

— Кирилл Григорьевич тоже говорил, что ненадолго, а живет с нами уже второй год, — сказал очкарик. — Нет-нет, вы не подумайте, что...

— Ну что ж поделаешь, так уж все повернулось, — «полосатая пижама» развел руками. — Вы, юноша, не переживайте, Шурик на самом деле отличный парень...

— Нет, ну вы подумайте только... — Шурик шумно вздохнул. — А я ведь нашей Аннушке в начале месяца коробку «Птичьего молока» принес... И она мне обещала, что никого подселять не будет. Вот прямо так и сказала: «Не волнуйся, Шурик, не буду я покушаться на территорию вашего трио!» Эх!

— Шурик, ну перестань ты стенать, ей-богу! — Егор сдвинул газетную треуголку на бок. — Подумай о хорошем. Например о том, что у кого-то в нашей комнате сегодня новоселье. А это же все-таки праздник! Давайте лучше шмотье свое с кровати уберем, а то человеку спать будет негде.

Шурик все еще бурчал что-то недовольное себе под нос, но как-то беззлобно, как будто собака побрехивающая для проформы на того парня, кого хозяева уже назвали своим. Мои соседи бодренько распихали вещи по полкам шкафа.

— А вещей-то у тебя много? — спросил Егор, доставая из-под кровати завалившийся носок.

— Только эта сумка, — сказал я.

— Значит одной полки тебе хватит, — он принялся перекладывать вещи с одной полки на другую. — А что, Иван, праздновать-то будем?

— Что праздновать? — спросил я, заправляя одеяло в пододеяльник.

— Так новоселье же! — всплеснул руками Егор. — Это девушки на новом месте женихов во сне смотрят, а настоящие мужики новое место обмывают, чтобы слаще спалось!

— Хорошо звучит, я бы проставился, — сказал я, но потом развел руками. — Но увы. Полковник Кудасов нищ, господа!

Мои соседи заулыбались. Явно знали, откуда именно эта цитата. В отличие от большинства моих коллег в прошлой жизни. Цитату из «Короны Российской Империи» в редакции не узнавал никто. Кажется, все считали, что Кудасов — это какой-то мой родственник, которого я время от времени упоминаю.