Звездная пыль

Вздохнув, я прикрыла глаза и позволила себе минутку на то, чтобы настроиться, а потом начала собираться. Переоделась в трико и юбку, натянула на колени шерстяные гетры, перемотала пальцы пластырями, обновила наполнение пуантов и улыбнулась счастливой случайности, по которой у меня в самом начале сезона оказалось целых две пары хорошо разношенной обуви. Диана испортила одни из них в надежде, что мне придется танцевать в новых через боль, но просчиталась. К счастью.

Взглянув на зеркало примы, я с трудом подавила желание сделать ответную гадость. Но вместо этого насторожилась, зацепившись взглядом за наряд Кристины. Персонал подготовил его к выступлению заранее, и кто знает, что могло случиться с ним стараниями ненормальной Ди. Я поднялась со своего места и тронула юбку. Осмотрела со всех сторон ее, затем — лиф. Каждый крючок пересчитала и, только убедившись, что все в порядке, успокоилась. Даже улыбнулась. Кто бы ни был автором костюма на самом деле, он постарался на славу. Сделал так, чтобы хотелось нырнуть в персонажа и в нем раствориться.

От этой мысли я почувствовала почти растерянную уверенность. О нет, я никому не позволю себя сломать или запугать. Это мой день, моя премьера, мой триумф, моя звездная партия. И пусть мне предстояло столкнуться не с одной рыжей стервой, а с двумя, я была уверена, что найду в себе силы дать отпор обеим. Я пережила целых две личные трагедии на одной лишь мысли, что возьму эту высоту и стану ведущей балериной — той, на кого равняются. А затем в своем ничуть не пугающем одиночестве на вершине мира наконец найду свое счастье.

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, я схватила сумку и, исполненная решимости, отправилась на репетицию.

Спонсорская ложа лучше просматривалась со стороны, противоположной моему выходу из-за кулис. А от мысли, что Вит где-то рядом, на расстоянии считанного количества шагов, у меня сердце стучало в ушах. Он, конечно же, был не один, с ним рядом обязана была сидеть жена, но это не имело значения. От одной мысли, что я увижу его и вдохну воздух, которым дышит он, превращала меня в антенну, настроенную на одного-единственного человека. За несколько минут до выхода я не выдержала, сорвалась с места и бросилась на противоположную сторону сцены, едва не сбивая с ног персонал. И почти высунула голову из-за кулис, силясь рассмотреть в темноте зала спонсорскую ложу сквозь яркий свет прожекторов. Я не увидела ничего. Совершенно. Только то, как Дэн, отчаянно мотая головой, жестикулирует возвращаться обратно.

— Ну что, увидела? — едко спросил он, едва я перевела дыхание после второго забега.

— Нет, — буркнула я, одергивая юбку.

— Конечно нет. Первый ряд партера не вдруг рассмотришь, а ты на ложу нацелилась.

Не знаю, как он, а я вот впервые озадачилась поиском конкретного человека среди зрителей и понятия не имела, смогу ли его найти. Таков побочный эффект абсолютного одиночества: даже Полина Игоревна — последний близкий мне человек — никогда не приходила на спектакли. Как и всем остальным родственникам ей несколько претило, что такая родовитая девочка стала танцовщицей. Будто я стриптизерша, а не балерина! В общем, я это к тому, что спустя три с лишним года карьеры я впервые ждала одного конкретного зрителя, кусая губы от желания сделать все безупречно. Безупречно, но для женатого мужчины. Который, впрочем, тоже без угрызений совести записал меня в разряд дешевых женщин. Судьба, однако.

Выдохнув на этой мысли, я поправила осанку и сделала первый шаг из-за кулис, становясь Кристиной. Прекрасной девушкой, которой распорядились будто собственностью. Увы, но такова трагедия красивых женщин: к нам чаще относятся как к товару. Будь то Адам, Вит или даже Дэн… все они отличились, пусть и по-своему, используя меня в своих интересах. К счастью, я тоже нашла способ воспользоваться этой их слабостью и приставить нож к горлу балетмейстера.

Я честно пыталась танцевать для зала, но каждый взмах, каждый вздох и взгляд были только для одного зрителя. Я чувствовала себя марионеткой на тончайших ниточках, протянутых к спонсорской ложе. Музыка держала меня на своих волнах, и я плыла по ней, чувствуя момент остро до боли. Я не переставала думать о Вите даже когда должна была сыграть страстную любовь к Дэну-Гансу. Перенесла и отдала все, что во мне вообще было. Выставила на обозрение и суд людей, прикрывшись образом другой девушки. Но один человек должен был понять все. Для кого я танцевала… так.

Это было лучшим признанием в любви, какое вообще возможно. Самым отчаянным и молчаливым, прожитым, красивым, глубоким. Казалось, вся постановка создана именно для того, чтобы рассказать мою историю, это отчаяние и стремление идти дальше вопреки причиненной мне боли. Идти с гордо поднятой головой. Вит обязан был все понять и прочувствовать.

Вот только в конце действия, когда кулисы сомкнулись за нашими с Дэном спинами, а в зале зажегся свет, я увидела, что спонсорская ложа пуста и все напрасно.

Пока танцоры отдыхали, я расхаживала по гримерке, пытаясь справиться с эмоциями. Меня трясло. Вит не пришел на премьеру. Как это вообще возможно? Большего неуважения невозможно представить. Ладно, ко мне — к Адаму! Ни один из наших именитых меценатов не отказывался от возможности увидеть постановку первым. В особенности в день, когда в зале ни единого пустого места. Ну, кроме спонсорских, конечно. Что ж, если Астафьев собирался наглядно показать мне, насколько мало я значу, ему это удалось. Или дело вообще не во мне? Это для меня каждая мысль о нем, что танец с сошедшим ногтем, причем без обезболивающих. Может, Вит действительно получил свое, разочаровался и теперь в восторге от своей насквозь женатой жизни?

Почему он не пришел? Точнее — они. Неужели пока собирались, так увлеклись друг другом, что сумели добраться только до кровати? Она, должно быть, надела изумительное платье, чтобы блистать на встрече с ангелами балета, а он не сдержался. Я даже знаю, что он мог не сдержаться. Как это раньше случалось из-за меня. И пока я вытягивала шею, силясь разглядеть в зале любимое лицо, Вит ласкал свою законную супругу.

Нет, я на жалела, что танцевала с отчаянием безответно влюбленной женщины, но теперь от этого было лишь больнее. И во всем мире не нашлось бы пилюль, способных заглушить это чувство. А как бы я все же хотела этого! Просто съесть таблетку от хворы по имени Вит Астафьев, и чтобы отпустило. Потом еще, и еще, и еще — пока не пройдет полностью. Впрочем, почему нет? Маме же дают транквилизаторы, заглушающие мысли о потере любимого, жаль только, что все это дополняется жутким диагнозом.

— Пора идти, — заглянула ко мне в гримерку девушка с микрофоном и чуть смешалась, заметив мои опасно сверкающие слезами глаза.

Пришлось кивнуть и вернуться на сцену, хотя желания продолжать не было никакого. Даже мысль о том, что впереди самые лучшие и эмоциональные сцены, не помогла. Действие начиналось с меня одной. Того самого звездного соло, которым мы с Адамом убедили Вита дать денег на спектакль. И будь этот баран в зале, он бы обязательно почувствовал разницу и обомлел. Если бы он только был! Ноги и руки напоминали вату, когда я выходила на сцену. Ниточки, которые держали меня в первом акте, теперь исчезли, и мне хотелось растянуться прямо на сцене и тупо лежать, глядя на металлические конструкции… Однако все мое бессилие смело волной дикой злости, когда я увидела на сцене скрипача. Аж споткнулась. До этого как-то не думала, что все лучшие моменты пройдут под его скрипку и зрительское внимание будет направлено совсем не на балерину. Да черт возьми, и тут обокрали!

— Внезапно мне захотелось сбежать, — многозначительно протянул Юрий, задвигая ногой за кулису запасной смычок. — За что вы меня ненавидите?

— Я вас не ненавижу, — фыркнула я и села прямо на доски, расправляя юбку. Именно так начиналась сцена.

Злость как всегда придала мне сил. Даже если Вита в зале нет, я не позволю зрителям таращиться на этого мегатитулованного. Да, мои полки еще не заставлены наградами, но все впереди. Уже одно то, что я танцую ведущую партию, — очень немало.

— Быть может, я просто не привык к пылкости балетных натур.

Я лишь хмыкнула и изящно сложила руки, падая на них лбом. Гвалт зала отдалился, остались только удары сердца. Я не рассчитала время и слишком долго просидела так, прислушиваясь к своим чувствам и вдыхая пыль, оставленную сотнями балерин до меня, для меня. Их опыт и силу. Пока кулисы не разъехались в стороны, оставляя меня один на один с переполненным залом. И что-то внутри дрогнуло вместе с первыми пронзительными стонами скрипки, способными оцарапать до самого сердца.