Звездная вахта (сборник)

Огнеметы выплюнули еще по струе.

– Сейчас его проймет, – тоном знатока сообщил Рыбаба. – А помнишь, как скороварки по улицам ездили?

Геннадий Родионович помнил. Еще с полгода назад наивные городские власти воображали, будто можно обратить в бегство сельхозавра, направив на него струю перегретого пара. Пробовали также электроразряды и вонючие аэрозоли. Без толку.

– А сколько ему нужно – градусов небось с тысячу? – спросил любознательный Рыбаба.

– Меньше. Для деструкции хватит и восьмисот.

Сельхозавр корчился. Сельхозавр бурлил. Клубился. Бывало, Геннадия Родионовича охватывала жалость к несчастным нанороботам, что из последних сил пытались уцелеть, нырнув в толпу себе подобных. А с другой стороны – не очень-то они и отличались от примитивных живых существ вроде планктона. Ну кто, скажите, проникнется сочувствием к стае саранчи, состоящей из значительно более высокоорганизованных особей? Саранчу – жалеть?! Дустом ее, дустом!

Пожалуй, жальче было не каждую особь в отдельности, а весь организм, если только это слово могло быть применено к сельхозавру. Хотя сей организм находился явно не там, где следовало, и уже натворил дел на железнодорожных путях…

– Гля, дерево загорелось! – ликовал Рыбаба.

– Этак мы всей зелени в городе лишимся, – брюзгливо предрек Геннадий Родионович. – И без того дышать нечем.

Сельхозавр внезапно завопил, и резкий вопль его, перекрывший рев огня, был похож на крик киношного Годзиллы. Чем может кричать эта туша, оставалось неясным, да Геннадий Родионович и не думал об этом сейчас. Ему чудились стенания живого, страдающего существа, захотелось даже заткнуть уши и стремглав бежать прочь. Нервы, подумал он, стараясь привести сердцебиение в норму. Всякая дрянь нам живой представляется, да еще и одушевленной… А что есть сельхозавр? Конгломерат, структурируемый заданной извне программой. Он дурак дураком, как компьютер, а уж каждый наноробот в отдельности и вовсе немногим умнее пылинки. Чего жалеть такого? Только из-за того, что эта туша умеет целенаправленно двигаться и вопить? Так тепловоз это еще лучше умеет…

Пылающий сельхозавр быстро уменьшался в объеме. Он пробовал метаться, норовил скрыться от пламени во дворах, но сбоку его встречали длинные плевки из ранцевых огнеметов, и он, вздрогнув, пятился. Он уже не напоминал четвероногое существо – он был амебой, и амебой гибнущей. В крутящемся столбе раскаленного воздуха реяли над ним черные хлопья. Неприятный, ни на что не похожий запах достиг зрительских носов.

Рыбаба попятился.

– Мало того, что этих тварей на нас напустили, так еще и отравой дышать заставляют…

– Кто напустил-то? – спросил Геннадий Родионович.

– Кто-нибудь да напустил. Кому-нибудь это надо. Что, не так?

В ответ на это оставалось лишь пожать плечами и сменить тему:

– И никакой особенной отравы… Основа нанороботов – углеродная. Скандий в них еще есть, иттрий, фтор… в общем, половина таблицы Менделеева. Но ни ртути, ни свинца, ни кадмия, ни бериллия нет, за это я ручаюсь.

– А мышьяк? – покрутив носом, вопросил Рыбаба.

– В гомеопатических дозах. Дыши смело.

– Откуда знаешь?

– Читал.

– А! – понимающе покивал Рыбаба. – Читай больше. Тебе напишут, а ты читай. Всему верь, главное. Гадом буду, мы небось и живы только потому, что этот твой скандий – редкий металл…

Нет, все-таки школьный учитель – это диагноз неизлечимой болезни. Как ни кривишься от фатальной бестолковости окружающих, в какую черную меланхолию ни впадаешь от всеобщего нежелания ничего знать, а главный симптом болезни, проявляющийся в неудержимом желании делиться сведениями, – вот он. Выскакивает неожиданно, как чертик из табакерки.

Геннадий Родионович даже руками всплеснул.

– Он не мой скандий, он сам по себе скандий! И не редкий он вовсе, а рассеянный. Везде присутствует. Ты ешь, пьешь – глотаешь сколько-то скандия. Ну и что – помер?

– Не помер, так помру, – огрызнулся Рыбаба. – И даже не узнаю, что от скандия.

– Ну да, – съязвил Геннадий Родионович. – А погоду спутники испортили.

– А что, не они, что ли?

Пришлось прервать диалог. Огнеметчики добивали сельхозавра. Привставший на цыпочки Рыбаба заявил, что недожженные остатки утекли сквозь канализационную решетку, и сейчас же высказал уверенность в том, что этот студень из нанороботов копится где-нибудь в городских коллекторах, пока не вырастет настолько, что даст всем прикурить. «Все подземные пустоты захватит, метро захватит, а потом ка-ак полезет изо всех щелей – тут-то нам и каюк». Напрягшись, Геннадий Родионович поборолся с педагогическим симптомом – и одолел.

Черные хлопья рассеялись, вонь улетучилась, машины ликвидаторов разъехались, оцепление сняли. Шагая к дому, Геннадий Родионович подумал, что сегодня, пожалуй, надо будет позволить себе не одну банку пива, а две.

* * *

Под акацией, высокой, развесистой и, наверное, удивленной тем, что добилась таких успехов в климате средней полосы, лет двадцать гнил, но все еще держался изрезанный надписями столик с двумя скамьями, стойко противостоя оглушительным ударам доминошников. Сегодня их, к счастью, не было. Геннадий Родионович не любил тех, кто слишком громко оповещает мир о своем существовании.

В сентябре в шесть вечера еще светло. До холостяцкого ужина – двух котлет фабричной выработки – время есть, и чем заняться, спрашивается, если препирательства с супругой невозможны за отсутствием последней? Кто одинок, тот ценит роскошь человеческого общения – даже с Рыбабой.

Откупорив пивную банку – все-таки единственную, – Геннадий Родионович двинул черную пешку на c6.

– Опять таракан, – скривился Рыбаба. Так он называл защиту Каро-Канн.

– Играй черными и выбирай любую защиту, – предложил Геннадий Родионович.

– Тогда с форой, а? Туру, а?

– Во-первых, ладью, а не туру, а во-вторых, обойдешься. Как договорились, так и играем.

Рыбаба покорился. Делать ему было все равно нечего. Поблизости слонялся всего один знакомый – пенсионер, известный под прозвищем Гулкий Пень. Он ждал себе подобных и к шахматистам не лез – знал, что отошьют. Всецело сосредоточившись на доске, Рыбаба повел атаку и возликовал, помешав противнику рокироваться в короткую сторону.

Что ж, можно и в длинную…

В миттельшпиле назревал грандиозный размен фигур.

– Ха! – возликовал было Рыбаба. – А ведь ты без ферзя!

– Еще чего, – бросил Геннадий Родионович. – Я отдам качество. Вот так. Если ты не берешь мою ладью, тебе мат в три хода. Ты ее возьмешь. Далее размен, я без качества, а ты без пешки. Ну и много ты выиграл?

Рыбаба надолго задумался, и видно было, что он мучительно размышляет: откуда здесь взяться мату в три хода? Потом вздохнул, взял ладью и присосался к пивной банке.

– Слышь, физик, – сказал он, зашуршав пакетиком с орешками. – А ведь это олигархи, падлы, виноваты. Они и натравили.