Звездные крылья

— Прорвемся, — уверенно заявил он. — Идти будем только ночью: так будет гораздо легче. Сегодня можно идти до вечера, у немцев здесь еще нет постоянного фронта.

Уверенные слова командира ободрили танкистов. Самое страшное на войне — остаться без командира, без человека, который знает больше тебя, может послать тебя на смерть и в то же время отвечает за твою жизнь. И не беда, если командир пошлет тебя в самое пекло: он безусловно знает, что делает, и раз поступает так, значит, все взвесил и продумал. Если останешься без командира и начнешь действовать наобум, будешь тыкаться, как слепой котенок, то в одно, то в другое место. Бывают минуты на войне, когда взять на себя обязанности командира куда сложнее, чем пойти в бой, в атаку.

Тихое гудение послышалось над степью. Высоко в небе на восток шли тяжелые бомбардировщики Ю-99.

— Ну, для нашей Марины они не страшны, — заметил Росовский.

— Она, пожалуй, далеко, — сказал Орленко.

— Пошли ее догонять, — скомандовал Король, и весь отряд, выслав вперед разведку из трех танкистов, тронулся в свой дальний и мучительный путь.

Пустынными дорогами, где не было видно не только немцев, но и вообще живой души, шли они целую ночь и остановились перед рассветом. В довольно густом лесу спрятались, замаскировались, как бы утонули в прибитой пылью зелени. Король отлично понимал, что противник теперь очень быстро двигается вперед, тылы его отстают и между фронтом и линией тылов образуется пустота, где нет войск. Именно её-то и нужно было держаться, приближаясь к фронту, чтобы попасть к своим.

Однако эти надежды не оправдались: уже на вторую ночь им пришлось принять бой. В селе, куда они вошла ночью, не разведав предварительно, было полно немцев. Поднялась беспорядочная стрельба. Никто не мог разобрать, где свои, где чужие. Когда они вырвались на окраину села, то недосчитались четверых танкистов; быть может, убили их, а может, раненые, остались лежать где-нибудь.

— Плохо воевали, — сказал Король, — сунулись без разведки, вот и погубили ребят…

Но все же приказал идти вперед до рассвета, чтобы меньше километров осталось до фронта.

Еще один день пересидели они в высоких камышах на берегу маленькой речушки, чуть севернее Полтавы, а уж после этого ни дня, ни ночи для них не стало: начался сплошной бой. Уже здесь, недалеко от Харькова, многие выходившие из окружения группы пробовали прорваться через фронт. Фашисты сдерживали их, как могли, стремясь уничтожить по одному или же вернуть назад в окружение.

— Сегодня будем прорываться, — сказал Король вечером, когда они благополучно миновали большое пространство свободного поля и укрылись в перелесье, — сегодня будем у своих.

Он произнес это с большой уверенностью, но не все поверили, что дойдут до Харькова. Поредел их отряд за долгий этот путь! Семеро из них остались на занятой немцами земле, четверо раненых не могли вести бой, хотя старались не отставать от здоровых. Небольшая теперь сила — этот отряд танкистов. Но воля их не сломлена. Их цель — достичь востока, и они туда дойдут!

Король оглянулся на покрытых копотью и густой пылью бойцов. Как не похожи они на тех танкистов, что в новых комбинезонах лихо и весело садились в танки и шли в первую атаку. Ничего, будут еще у нас и танки, и победные атаки, дайте нам только до Харькова добраться — все будет!..

Безлунный вечер опустился над степью. Темно — хоть глаз выколи. Отличная пора для прорыва…

Они вышли из своего укрытия и отправились к немецким позициям. Шли осторожно, широким фронтом, стремясь поскорее обнаружить то слабое место, которым можно было воспользоваться. Тишина стояла над степью. Танкисты двигались бесшумно, как тени, стараясь держаться ближе друг к другу, не растеряться в этой кромешной тьме. Тишина казалась подозрительной, неимоверной, вероятно, за ней скрываются какие-то неожиданности, засады…

Так продвигались они вперед в этом спасительном мраке час и другой. Фронт должен был находиться где-то здесь, совсем близко. Что за черт!.. Не могли же они пройти его незаметно…

Да, незаметно тут не мог пройти никто. Взлетела ракета, все осветив зеленоватым светом, и тогда начался бой. Впоследствии Король никак не мог вспомнить всех подробностей этой ночи. Он помнил только, как оттуда, с востока, в самый разгар боя начала бить артиллерия, и фашисты попрятались по окопам… Эту-то паузу, когда затих немецкий огонь, и использовал Король. Он ринулся вперед, слыша над головою гул снарядов. Бойцы, оглушенные, почти ничего уже не соображая, прорвались через последние немецкие окопы и очутились у своих.

Еще нескольких танкистов недосчитался в отряде Король. Сам он был слегка ранен в плечо. Росовский и Орленко выбрались невредимыми. А сколько фашистов уничтожили они на своем пути! Но главное заключалось в том, что за эти дни они приобрели военный опыт, хорошо научились воевать. Теперь они уже с полным правом могли называться опытными командирами.

И сразу же после невероятного напряжения они очутились в совсем противоположной, почти мирной обстановке Харькова. Странно было даже думать, что существует давно знакомая гостиница «Интернационал», в номере которой поместил их комендант до получения новых назначений. Это было неимоверно, они как бы попали в какой-то совсем иной, невоенный мир.

Они умылись, почистились, переоделись в новую форму. Получение назначения заняло немного времени, теперь оставалось ждать, пока прибудут танки.

Знакомые летчики рассказали Росовскому, что Котик лежит в госпитале, а Марина уже давно вылетела со своими чертежами на завод к Крайневу. Росовский вздохнул с облегчением и в то же время с грустью. Теперь, когда он опять возвращается в свою часть, никто не может сказать, когда, да и вообще придется ли свидеться. Но она уже, конечно, в безопасности, и это главное.

Так прошло несколько дней отдыха в Харькове. Готовясь к новым наступлениям, подтягивали свои тылы гитлеровские войска. С востока к фронту шла новая техника.

Росовский, Король и Орленко встретились напоследок в маленьком номере харьковской гостиницы. Для каждого из них было ясно, что эта длительная, изнуряющая война только начинается; никто из них не мог сказать наверняка, придется ли снова встретиться. Они долго сидели, разговаривая о событиях на фронтах, стремясь построить какие-то прогнозы на будущее. Это был один из тех разговоров, которые часто происходят во время войны и напоминают гадание на кофейной гуще. Росовский заметил это первый: они посмеялись сами над собой.

Орленко несколько раз подходил к зеркалу: то поглаживал, то поправлял форму, добиваясь, чтоб она сидела на нем безупречно.

— Совсем жених, — засмеялся Король.

— Жених? — переспросил Орленко. — Нет, я еще не жених, но форму люблю держать аккуратно. Совсем иначе себя чувствуешь, когда все на тебе в порядке. Это, брат, большое дело — наша красноармейская форма. Когда мы из окружения выходили, я много раз об этом думал. Сними мы ее, и пробиваться к своим нам было бы во много раз легче. Можно было ужами переползти линию фронта. А мы не захотели этого и прошли с боем. Снять форму… Никто об этом и не подумал! Это, брат, для меня не просто материя, это символ моей воинской чести, это мое право называться советским командиром… А ты говоришь — жених.