Звездный двойник

Я молчал. Он продолжал:

— Послушайте, шеф, вы же прекрасно знаете: политик — вовсе не один человек, он — команда, сплотившаяся вокруг него, его убеждений и целей! Наша команда теперь без капитана, но сама-то она осталась! Просто нужен новый капитан!

С балкона шагнул в комнату Чапек. Когда он успел вернуться, я не заметил.

— Вы, док, я так понимаю, тоже «за»?

— Да.

— Вы просто обязаны, — добавил Родж. Чапек тихо проговорил:

— Я бы не стал так говорить… Но, надеюсь, вы сами придёте к этому. А, чёрт побери, не хочу лезть к вам в душу… Я верю в свободу воли. Понимаю, странно, конечно, слышать из уст медика столь легковесный довод…

Он обратился к Клифтону:

— Лучше нам уйти пока, Родж. Он всё понимает, так пусть решает сам.

Однако побыть в одиночестве мне не удалось — стоило им уйти, явился Дэк. Спасибо, хоть он не стал называть меня шефом.

— Привет, Дэк.

— Привет, привет…

Некоторое время он молча курил и глазел на звёзды. Затем отвернулся от балкона:

— Старичок, мы с тобой на пару сработали кое-что. Теперь я знаю, чего ты стоишь, и так скажу: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, лишняя пара кулаков, или ствол — только свистни! Помогу всем, чем только можно, и безо всяких вопросов! Захочешь уйти сейчас — ни слова в упрёк не скажу, и даже не подумаю удерживать. Ты идеально всё провернул!

— Спасибо, Дэк.

— Ещё словечко — и я испаряюсь. Пойми только: если ты решишь сейчас, что не в силах работать дальше, — те скоты, что устроили ему ту проклятую промывку мозгов, — выиграли! Выиграли, несмотря ни на что!

Он ушёл.

Мозг мой был готов разорваться под напором самых противоречивых мыслей. Мне вдруг стало ужасно жаль себя: это нечестно, в конце концов! У меня — своя жизнь! Я ещё в самом расцвете сил, сколько театральных успехов ждёт меня! Ну, справедливо ли требовать, чтобы я похоронил самого себя, долгие годы играя в жизнь другого? Меня забудет публика, забудут агенты и продюсеры — словно я и вправду умру!

Это непорядочно. Они просят слишком многого.

Успокоившись малость, я решил не думать пока об этом. Земля-матушка, неизменно прекрасная, по-прежнему сияла в небе. Что-то там кроты поделывают в ночь после выборов? Марс, Венеру и Юпитер — точно для просушки развесили на верёвочке Зодиака. Ганимеда, конечно, видно не было, как и далёкого Плутона с его маленькой, одинокой колонией…

«Миры надежд» — называл их Бонфорт.

Но Бонфорт умер. Ушёл от нас. Эти скоты отняли у него право, данное каждому из нас самой Природой, — и вот он мёртв, задолго да назначенного срока.

И меня просят воссоздать его, подарить ему вторую жизнь…

Способен ли я на это? Смогу ли дорасти до его уровня? Чего он сам ждал бы сейчас от меня? И как поступил бы, окажись на моём месте?

Пока продолжалась кампания, я не раз задавал себе вопрос: «А что сделал бы Бонфорт?..»

Кто-то вошёл. Оглянувшись, я увидел Пенни.

— Теперь вас послали? Уговаривать послали, да?

— Нет.

Добавить к этому она ничего не захотела, да и от меня, похоже, ничего не ждала… Мы даже не смотрели друг на друга. Молчание затягивалось и наконец я решился:

— Пенни! А если я попробую — ты мне поможешь?

— Да! Конечно, шеф, я помогу!

— Тогда я попробую.

Неловко как-то прозвучало….

* * *

Я написал всё это ещё двадцать пять лет назад — слишком уж ошеломлён был тем, что произошло. Изложил всё, как было, и свою персону возвеличить ничуть не старался: писал лишь для себя, да ещё — доктора Чапека. Чудно сейчас, через четверть века, читать эти сентиментальные, немного наивные строки — я был тогда почти юношей. Отлично помню этого молодого человека, хотя с трудом могу представить, что он — и есть я. Жена моя, Пенелопа, заявляет, что помнит его гораздо лучше — ведь больше она никогда никого не любила… Время своё берёт.

Я обнаружил, что прежнюю жизнь Бонфорта помню лучше своей собственной — то есть, того юного бедолаги, Лоуренса Смита, или Великого Лоренцо, как он любил себя рекомендовать. Может, я не в своём уме? Шизофрения, или ещё что-нибудь? Даже если так!.. Чтобы сыграть подобную роль, а затем подарить Бонфорту вторую жизнь — просто необходимо было, в некотором роде, сойти с ума и подавить в себе жалкого актёра…

В общем, безумие, или ещё что — однако я точно знаю, что был им когда-то, пока он ещё существовал. Как актёр, он не смог добиться особенного успеха — думаю, иногда его охватывало самое настоящее безумие. Да и умер он весьма нелепо: я храню пожелтевшую от времени вырезку, в которой говорится, будто он «найден мёртвым» в номере одного из отелей Джерси-Сити: чрезмерная доза снотворного. Возможно, несчастный юноша пошёл на это от отчаяния — его агент заявил, что предложений для него не поступало уже несколько месяцев. На мой взгляд, всё же не следовало писать, будто он остался без работы. Если это и не клевета, то во всяком случае — жестокость! Датировка статьи, между прочим, доказывает, что ни в Новой Батавии, ни где-нибудь ещё во время избирательной кампании пятнадцатого года он быть не мог.

Наверное, лучше просто сжечь эту бумажонку.

Из тех, кто знал правду, в живых сегодня — лишь Дэк, да Пенелопа. Да ещё, пожалуй, те — убийцы Бонфорта.

Премьер-министром я побывал уже трижды, и нынешний срок, похоже, последний. В первый раз я слетел, когда мы всё-таки ввели народы Венеры, Марса и спутников Юпитера в Великую Ассамблею. Они и по сей день имеют там представителей, а меня избрали снова. Люди не выносят реформ в больших дозах, иногда им нужна передышка, однако реформы остаются! Хотя перемен люди не желают, вовсе не желают… Да и ксенофобия пока даёт о себе знать. Но все же мы идём вперёд — куда деваться, раз уж хотим достичь звёзд?

Снова и снова спрашиваю себя: «А что сделал бы Бонфорт?..» Не уверен, что всегда верно отвечаю на свой вопрос, хоть и являюсь крупнейшим в мире специалистом по Бонфорту, но, исполняя его роль, всегда стараюсь держаться на должном уровне. Много лет назад кто-то — кажется, Вольтер — сказал: «Если бы Сатане довелось занять место Бога, он счёл бы необходимым перенять и атрибуты божественности».

А об утраченной профессии я никогда не жалел. Вообще-то я с ней и не расставался, тут Виллем был прав. Вдохновение не нуждается в аплодисментах, если пьеса стоящая, и я стараюсь по мере сил создать идеальное творение. Может быть, не совсем идеальным оно получается, однако отец мой наверняка сказал бы, что «спектакль — на уровне». Нет, я не жалею ни о чём, хотя и был не в пример счастливее прежде — по крайней мере, мне гораздо крепче спалось. Зато — какое громадное удовлетворение приносит добрая работа на благо миллиардов людей!

Возможно, их судьбы и не имеют высокого, вселенского смысла, однако все они наделены чувствами.

Они способны страдать.