Звездный единорог. Пьесы

Мартин. Нет, не сейчас. Мне надо подумать. Я должен вспомнить то, что слышал, что мне было велено сделать.

Томас. Выбрось это из головы. Если работаешь, то работай, нельзя думать о двух вещах одновременно. Вот в воскресенье или в святой праздник пожалуйста, делай, что хочешь, а в будни, будь добр, чтоб ничего лишнего, иначе можно ставить крест на нашем деле.

Мартин. Не думаю, что меня увлекает каретное дело. Не думаю, что мне было велено делать кареты.

Томас. Поздно говорить об этом, когда ты все, что у тебя есть, вложил в дело. Заканчивай работу, и тогда, может быть, я разрешу тебе отвезти карету в Дублин.

Эндрю. Вот это да, это будет ему по вкусу. Когда я был молодым, то больше всего на свете хотел побывать в Дублине. Дороги – это здорово, главное, им нет конца. Они – все равно что змея, проглотившая свой хвост.

Мартин. Нет, я был призван не к бродяжничеству. Но к чему? К чему?

Томас. Ты призван к тому же, к чему призваны все, у кого нет больших богатств, к Труду. Без труда и жизни никакой не было бы.

Мартин. Интересно, так ли уж важно, чтоб эта жизнь продолжалась? Не думаю, что важно. Как сказал мюнстерский поэт? "Перенаселенный, ненадежный мир, что без колясок ни на шаг". Вряд ли я призван к этой работе.

Эндрю. Мне тоже лезли в голову такие мысли. Жаль, что семейство Хиарнов вообще должно работать.

Томас. Поднимайся, Мартин, и не говори глупости. Тебе привиделась золотая карета, ты мне все уши прожужжал ею. Ты сам придумал ее, всю расчертил, не забыл ни об одной мелочи, а теперь, когда конец близок и победа не за горами, когда лошади ждут, чтоб везти тебя в Дублинский замок, ты вдруг засыпаешь и потом болтаешь всякий вздор. Нам грозит убыток, ведь мы можем и не продать карету. Ну-ка, садись на лавку и принимайся за работу.

Мартин (садится). Попробую. Не понимаю, зачем я вообще за нее взялся, все какой-то дурацкий сон. (Берет колесо.) Какая радость может быть от деревянного колеса? Даже позолота ничего не меняет.

Томас. Начинай. У тебя была какая-то задумка насчет оси, чтобы колесо катилось гладко.

Мартин (роняет колесо и хватается за голову). Не получится. (Со злостью.) Зачем вам понадобилось, чтобы священник разбудил меня? Моя душа это моя душа, и мой разум – мой разум. И где они гуляют – моя забота. У вас нет власти над моими мыслями.

Томас. Нечего так разговаривать со мной. Во главе семейного дела стою я, и, племянник ты или не племянник, я не потерплю, чтобы ты или кто-то другой работал спустя рукава.

Мартин. Лучше я пойду. Все равно от меня толку не будет. Я должен... мне надо побыть одному... иначе я забуду, если не буду один. Дай мне, что осталось от моих денег, и я уйду.

Томас (открывает шкаф, достает мешок с деньгами и бросает его Мартину). Вот все, что осталось от твоих денег! Остальное ты потратил на карету. Если хочешь уйти – уходи, и с этой минуты мне плевать на тебя.

Эндрю. Послушай меня, Томас. Мальчишка еще не перебесился, но скоро это пройдет. Он не в меня, ему твои слова безразличны. Успокойся, оставь его пока, оставь его мне, послушай, я ведь понимаю его.

Он ведет Томаса вон из мастерской, и Мартин со злостью захлопывает за ними дверь, после чего садится и берет в руки льва и единорога.

Мартин. Я видел светящееся существо. Что это было?

Эндрю (открывает дверь и просовывает внутрь голову). Послушай, Мартин...

Мартин. Уходи. Не хочу больше разговаривать. Оставь меня одного.

Эндрю. Да подожди ты. Я понимаю тебя. Томас тебя не понимает, а я понимаю. Разве я не говорил, что когда-то был таким же, как ты?

Мартин. Как я? Ты тоже видел то, что не видят другие? То, чего тут нет?

Эндрю. Видел. В четырех стенах мне плохо. Томас не знает. О нет, он не знает.

Мартин. У него не бывает видений.

Эндрю. Не бывает. В его сердце нет места веселью.

Мартин. Он никогда не слышал нездешнюю музыку и нездешний смех.

Эндрю. Нет, Он не слышит даже мелодию моей флейты. Я прячу ее в соломе, что на крыше.

Мартин. С тебя тоже соскальзывает тело, как с меня? Твое окно в вечность открыто?

Эндрю. Нет такого окна, которое Томас закрыл бы, а я не мог открыть. И ты такой же, как я. Когда я по утрам еле волочу ноги, Томас говорит: "Бедняжка Эндрю стареет". Больше он ничего не хочет знать. Сохранять молодость – значит делать то, что делают молодые. Двадцать лет я дурачил его, и он ни разу ни о чем не догадался!

Мартин. Говорят, это экстаз, но какими словами объяснить, что он значит? Разум как будто освобождается от мыслей. Когда мы облекаем чудо в слова, эти слова так же похожи на чудо, как ежевика на солнце или луну.

Эндрю. Я понял это в те времена, когда меня считали буяном и все время докучали вопросами, что хорошего я нахожу в картах, женщинах и выпивке.

Мартин. Так помоги же мне вспомнить мое видение и разобраться в нем. Я все забыл. Постой, оно возвращается понемногу. Я знаю, что видел топающих единорогов, потом появился некто, все время меняющийся и в чем-то сверкающем. Что-то должно было случиться, так мне казалось, или быть сказано, что-то такое, после чего моя жизнь переменилась бы, стала бы сильной и прекрасной, как бег единорогов, а потом, потом...

Голос Джонни Бокача (за окном). Бедный я, бедный, нет у меня ни еды, ни работы, ни земли, ни денег, ни друга, ни приятеля, ни надежды, ни здоровья, ни тепла...

Эндрю (глядит в сторону окна). Те самые попрошайки. Отправляются со своими хитростями и воровством на Кинварскую ярмарку.

Мартин (нетерпеливо). Здесь неспокойно... Пойдем в другую комнату. Я пытаюсь вспомнить.

Эндрю. Вид у них не того. Надо их прогнать, но сначала дам им что-нибудь.

Мартин. Прогони их, или пусть они замолчат.

Другой голос.

Моей молитвой будет защищенВсяк, кто поможет мне теперь,Его поддержит в среду Рафаил,В четверг накормит Сахиил,Бедою в пятницу займется Хамиил,И Кассиил богатство даст в субботу.

Если подадите нам, подадите самому Богу и укрепите богатство Небес.

Эндрю. Эй! Он лезет в окно.

Джонни карабкается вверх.

Джонни. Клянусь своими грехами, тут никого нет.

Подин (снаружи). Прыгай внутрь и посмотри, нельзя ли там что-нибудь взять.