Звездный мост

Таким образом, этот террористический акт приобретал неслыханную политическую остроту, а Алан Хорн помимо своей воли стал преступником номер один на всем протяжении Млечного Пути и соседних галактик.

Хорошенькое дельце, вздохнул он. Точнее, дерьмовенькое!.. Если бы жажда мести и гнев толкали эронцев на поиски преступника — это было бы полбеды. Страсти со временем улягутся, по инстанциям может пойти удобоваримая для вышестоящего руководства информация. Когда же поиски преступника превращаются в политическую, первостепенной важности проблему — пиши пропало. Рано или поздно найдут. Тут писульками не отделаешься — его будут искать вечно, целенаправленно, шаг за шагом. Конечно, найдут, куда он денется. Может, лучше сразу, сейчас, вот здесь? В этой паршивой яме?.. Найдут труп, опознают, объявят во всеуслышание, что преступник не смог вынести тяжести содеянного и покарал себя сам. Это был бы для них наилучший исход. Вот как могуч Эрон, что даже закоренелый негодяй, каким является террорист, посмевший покуситься на главу государства, осознав содеянное, наложил на себя руки. Для их пропаганды лучшего случая не найти.

Хорн облизнул губы — ну, попал в положение!.. Ладно, пора сматываться. Для начала будет лучше, если он не сразу попадет в лапы этих доблестных гвардейцев. Интересно, сколько они будут искать вход в туннель? Думается, недолго, но и эти несколько минут — хорошая фора. Хорн пополз через кусты, потом, согнувшись в три погибели, добрался до щели, ведущей в подземелье. На мгновение прикинул — может, стоит замаскировать устье, потом решил, что это напрасная трата времени.

В темноту он бросился неторопливой рысью — ориентировался на подрагивающий свет факела, который воткнул в стену. Дальше помчался с факелом в руках. Вернее, побежал в среднем темпе, при котором мог одолеть значительное расстояние. Когда ноги вступают в соревнование с межзвездными крейсерами, спешка ни к чему. Ему еще надо будет пустыню одолеть, а это испытание потруднее, чем бег по темным пустынным туннелям. Легко было рассуждать на эту тему, но стоило Алану услышать позади себя какой-то неясный шум — ему даже крики почудились, будто гвардейцы нашли вход в туннель, — как он не выдержал и припустился во всю прыть. Страх подгонял его, безмерный, панический…

Только через некоторое время он обнаружил, что туннель что-то слишком резко идет под уклон. Он остановился, перевел дух, огляделся. Неужели он попал не в тот туннель? Он заблудился?.. Хорн еще немного прошел вперед и уткнулся в озерко, заполненное черной стоячей водой. Такого препятствия он не мог припомнить. Точно, заплутал! Поддался страху, бросился сломя голову — и заблудился!..

Он повернул назад. В первом складском помещении он попытался точно воссоздать в памяти путь, по которому они добрались сюда. Где-то здесь у входа в разыскиваемый туннель должен валяться большой булыжник. Вот он! Теперь большой завал, за которым прятался вход в нужный проход. Он повеселел, не пожалел нескольких секунд, чтобы заложить камнями узкий лаз за собой. В этот момент факел мигнул и погас. Дальше Хорн бежал в полной темноте, непонятно зачем сжимая в руке потухшую головешку. Наконец способность ощущать опасность вернулась к нему, он начал различать посторонние звуки. И вовремя! Едва слышимая редкая капель окончательно отрезвила его. Где-то впереди должен быть провал, через который перекинута ферма. Стоп, сейчас самое время вновь зажечь факел. Так и есть — в нескольких метрах впереди широкой-, набитой мраком пастью чернел провал. Ноги у Хорна мгновенно ослабли, он несколько секунд с места не мог сдвинуться. Он заставил себя шагнуть вперед, наступить на край металлической фермы, перекинутой через провал. Всего несколько часов назад он с легкостью пробежал по ней… А сейчас никак не мог заставить себя сделать еще один шаг. Вспомнил Ву, ужас, отразившийся на лице китайца, когда он начал раскачивать узкий мосток. Что же с ним, с бесстрашным Хорном, произошло? Ответ был ясен: этим утром, направляясь на праздник, он не ведал, что такое страх, а теперь это чувство обрело реальные очертания. Он знал, что спасения нет. Знал, что ждет его в случае, если попадет в руки ребят из службы безопасности… Это знание обременяло, камнем висело на ногах. Вот и сердце до сих пор не может успокоиться, не может восстановиться дыхание, руки подрагивают. О ногах лучше не вспоминать…

«А за спиной, — Хорн нашел в себе силы усмехнуться, — смерть. Впереди — неизвестность. Передо мной — провал, где до дна очень далеко. Выбирай!» Он собрался с силами и, стиснув зубы, не глядя под ноги, перебрался на другой край. Здесь уже не мог сдержать рвущийся из груди ужас. Паника вновь охватила его — он сломя голову бросился бежать. Успокоило его легкое зыбкое мерцание, открывшееся впереди. Дневной свет — вот что мгновенно и напрочь избавило от страха. Прежние хладнокровие и сметка вернулись к нему. Он не торопясь затушил факел, затем спрятал его — зачем, не смог бы объяснить. Так, для порядка…

Долго он сидел перед выходом из туннеля — прислушивался, приглядывался, принюхивался. Вокруг все было спокойно. Сердце билось ровно, в руках ощущалась прежняя сила. Он сидел, приглядывался к пустыне и все раздумывал, что же случилось с ним в подземелье. Словно он был не он. Теперь все вернулось на круги своя.

Перед ним сразу за зарослями колючника открывалась небольшая зеленая долина, половина ее скрывалась в красноватой пыли. Солнечный круг уже почти касался вершин выступающих скал — еще немного, и светило уйдет на покой. Наступит ночь. Это его время. Хочешь не хочешь, но он должен пересечь пустыню за одну ночь. Другого шанса не будет. Итак, если прежде пустыня была ему врагом, то теперь — по крайней мере, на эту ночь — она станет ему другом.

Однако прежде всего он должен поесть. Этот день окончательно вымотал его. Желудок сводит от голода… Надо запастись силенками.

Он еще раз внимательно оглядел открывшийся его взору оазис. Удивительно, как он мог сохраниться в пустыне. Ответ был прост. Хорн вспомнил струившуюся по особым желобкам, проложенным на полу в туннеле, воду. На выходе было сухо, значит, вода где-то пробила себе другой путь. Осторожно, затаив дыхание, он выбрался из кустов и принялся спускаться по каменистому склону. Точно — из-под нависшего обломка скалы выбивался ручеек и бежал вниз в небольшую ложбину, густо поросшую кустарником. Там даже виднелось несколько деревьев. Хорн забрался поглубже в заросли, понаделал из лиан и срезанных веточек силков, расставил их по всей долине, тщательно замел свои следы, потом отправился вниз по течению. Скоро он набрел на небольшое озерко, образовавшееся возле запруды, сложенной из опавших древесных стволов, веток и нанесенных сверху камней. Тут же на берегу, под сенью пышно разросшегося дерева, он скинул сапоги, ветхую, разорванную в нескольких местах рубашку, прочую одежду и погрузился в воду. Купался долго — никак не мог заставить себя вылезти на берег. Долго оттирал жирной грязью тело, нырял, фыркал от удовольствия. Наконец решил — хватит! На берегу, снова водрузив на тело тяжелый пояс с деньгами, накинув на плечи рубашку, натянув штаны, он почувствовал себя заново родившимся. Теперь бы поесть… Но прежде побриться. Щетина раздражала его. Он глянул на свое изображение в спокойной воде, достал карманный нож, наточил его на плоском камне и взялся за дело. Минут через пятнадцать Хорна было не узнать — щеки, подбородок были иссиня-белы, что особенно заметно на фоне смуглого лба и носа; И рот у него оказался совсем не плох. Красивый, чувственный изгиб губ… Хорн одобрил свое отражение. Вот только сохранить бы это личико в целости и сохранности. Дожить бы до лучших времен!..

Ему страстно захотелось жить — до истерики, до жгучего желания завопить, объявить во всеуслышание, что они не смеют касаться его такого молодого, крепкого тела! Не смеют бить дубинками по такой разумной, удачливой голове, которая выдумала все эти хитрости. Ему нельзя ломать ни руки, ни ноги, нельзя бить по животу. Молодой здоровый эгоизм проснулся в нем, заговорил в полный голос и тут же увял. Стоит только попасть к ним в руки, и дубинками ему тогда не отделаться… Это была жуткая мысль, нельзя было давать ей волю. Хорн вздохнул, подумал о том, что он сотворил нечто такое, что считалось невыполнимым в принципе, так что и наказание ему выпадет соответствующее. Но для этого его надо сначала поймать, а в этом он им не помощник. Ловите, дяди. Поймаете — я ваш, а пока…

О жертве он даже не вспоминал. Когда же подобная мысль приходила в голову, Хорн только плечами пожимал — Кохлнар получил то, что давным-давно заслужил. Руки у него по локоть в крови. Это соображение как раз и придавало силы, подымало боевой настрой. Он один против всей громады Эрона. Действительно, дело это не простое. Политическое… И Хорн многозначительно, выпятив нижнюю губу, часто тряс головой. Смех смехом, но он должен уйти от преследования. Не столько впечатляет убийство, сколько безнаказанность. На этом стоит любое государство. Безнаказанность есть форма поощрения. Это не им сказано, но сказано точно. Вот так, на одной чаше весов вся мощь Эрона, на другой — его страстное желание выжить и стремление дать урок этому обожравшемуся чужим добром кровососу.

Гладко было на бумаге, грустно рассмеялся Хорн, обнаружив, что все ловушки пусты. Выходит, он остался без еды? Ладушки, что же у него есть? Полная канистра свежей, вкуснейшей в мире воды. Это было немало. Все же перспектива двигаться пехом, на ночь глядя, огорчила его, однако горевать времени не было. Пора было в путь-дорогу.

Он направился вниз, по берегу выбегающего из запруды ручейка. Скоро, добравшись до второго скального откоса, Хорн обнаружил, что вода уходит в промоину, через которую было куда сподручнее спуститься к подножию обрыва. Тут еще какое-то странное завывание начало досаждать ему. Хорн протиснулся в расселину и, помогая себе локтями, кое-где вставая на четвереньки, добрался до нижнего выхода. Вой, сотрясавший пустыню, заметно усилился. Наемник выглянул из расселины и замер — все небо над пустыней было заполнено боевыми кораблями. Они творили что-то несусветное. Только приглядевшись, трезво оценив происходящее, Хорн вдруг ясно осознал, что из этой переделки ему не выбраться.

Сгустившаяся полутьма была иссечена пучками света, бьющими из-под днищ кораблей. Лучи нарезали поверхность пустыни на огромные квадраты, чередующиеся с такими же ровными пятнами тьмы. Причем, вся картина поминутно менялась — туда, где только что был свет, приходил мрак.

Как только световой квадрат упал на то место, где он прятался за камнем, Хорн невольно вжался в гранит. Огромный корабль проплыл над ним, вокруг стало светло как днем. Что бы случилось, застань они его в голой пустыне? Все, считай тогда, что песенка его спета. Ладно, на этот раз он избежал опасности, но что дальше?

Кораблей, парящих над землей были десятки, если не сотни. Работая совместно, они превратили предночную пустыню в подобие шахматной доски. Причем принцип смены светлых и темных квадратов Хорн никак не мог уловить. Не сразу он сообразил, что они пользуются каким-то набором случайных чисел — запустили программу и бдят. Единственное упорядоченное движение в этом разгульном световом хаосе состояло в перемещении кораблей с одной позиции на другую. В этом деле недогляда нельзя было допускать.

Со стороны все это мельтешение представляло собой жуткое зрелище. Эрон сумел вывести в небо над пустыней мощь, с помощью которой можно было уничтожить небольшую звездную систему. Однако на что она использовалась? Это было характерно для Эрона, собственно как и для любой империи, — вера во всемогущество силы. Торжество мускулов!.. Хотя в этом случае подобная демонстрация — Хорн не колеблясь признал это — была малоэффективна. Конечно, поймать его они и при такой системе поисков могут. И все-таки!.. Поднимать весь космический флот сектора на ловлю какого-то завалящегося террориста — Хорну понравилось придуманное сравнение — по меньшей мере неразумно. Ясно, что не он один это понимает, в экипажах кораблей среди командного состава тоже немало разумных людей. Но попробуй они пикнуть… Есть инструкция или приказ — будь любезен действовать согласно изложенным в них пунктам. При подобной системе умение подчиняться, слепо действовать согласно букве приказа куда важнее, чем личная инициатива, не к месту проявленная доблесть. За инициативу куда чаще наказывают, чем поощряют, и этот урок хорошо усвоен командирским составом. Им предписано освещать пустыню — они и освещают, а дальше хоть трава не расти.