Звездный ветер

Приходили и другие мысли. О Фебе и его выходке на концерте. Странный парень. Маша никогда не была его фанаткой, но вчера вынуждена была признать: поклонники любят музыканта не за красивые глаза. Впрочем, глаза у него действительно красивые, и да, он сексуален, когда поет — гибок, выразителен, лиричен, а то и эротически-агрессивен. Даже Маша сумела почувствовать ту энергию, что лилась к зрителям со сцены. Но, кажется, исполнителей этому обучают. Кое-кто даже использует специальные компьютерные программы и голографические sim-оболочки, заменяющие певцов во время исполнения вживую, чтобы энергетический поток, недоступный обычному человеку, не прекращался. (Феб провел концерт только своими силами, поэтому и переключился во второй части выступления на лирику. Тогда-то Маша себя в голограмме и увидела). Есть исследования, доказывающие, что люди искусства, певцы, художники, скульпторы, танцоры, многие из которых вибранты (как причина или как следствие, кто знает) создают своим творчеством торс-поля, воспринимаемые энергетической системой других людей, достаточно к этому чувствительных. Ученые и до Джоконды Леонардо добрались и, что бы вы думали, обнаружили вокруг картины сильные торс-возмущения.

Постаравшись выбросить из головы все посторонние мысли, Маша нехотя встала и начала выбирать наряд для сегодняшнего вечера.

Раздался сигнал.

— К вам посетитель, — сообщил автоматический голос из дверного монитора.

Феб. Легок на помине. Маша белкой проскакала по номеру, закидывая на кровать все провокационно-интимное, накинула сверху плед и открыла дверь.

— Не помешал?

— Нет, входите.

Мария напустила на себя строгий вид, чему не очень способствовало легкомысленное шелковое кимоно, подаренное ей Итиро в первый день фестиваля.

— Зашел напомнить… а мне напомнил мэр…

Опять он мямлит. Словно другой человек.

— … что у нас сегодня обнуление чипов… и Генри просил вас зайти к нему перед вечером танцев. Это по поводу пассажиров. Кажется, они собираются улететь послезавтра.

— Мы не можем послезавтра, — нахмурилась Маша. — А как же свадьбы? Миа и Томас должны открывать мероприятие и благословлять молодоженов.

— Можно ведь отказаться. За перевозку пассажиров и груза нам заплатят больше, — напомнил Феб. — Плюс мой концерт.

— Да, — твердо проговорила Маша, — но люди ждут талисманов фестиваля. Ладно, мы это еще обсудим этот вопрос с Генри, не хотелось бы терять такой выгодный фрахт.

— Вы говорите точь-в-точь как капитан корабля, — улыбнулся Левен.

— И все же помню, что это всего лишь роль, — возразила Маша. — И что яхта ваша и что…

Она чуть не брякнула: «Вы ко мне весьма предвзято относитесь».

— Мэри, есть еще кое-что, — Феб посерьезнел. — Я узнал сегодня, какое задание должны будут выполнить женихи и невесты. Скажите, Томас — человек, а не гибридник?

— Откуда вы знаете?

— Значит, это правда, — Левен озабоченно покачал головой. — Дело в том, что в пути Кавендиш несколько раз пользовался БАМС. Система запротоколировала его как человека с соответствующим возрастом и медицинским анамнезом. Человека с кор-платой. Не знал, что такое бывает. Мне об этом сообщил Невел, имеющий доступ к БАМС. Он очень заинтересовался этим… феноменом.

— Да, Томас — первый человек, позвоночник которого вылечен… ну если так можно выразиться… установкой кор-платы и нано-сети.

— Вау! — Феб задумался. — Я просто пытаюсь представить себе последствия… Видите ли, Мэри, сегодня женихи будут сражаться на ринге. Бои без правил. Соперники уже подобраны по весовой категории и особенностям физической формы. И у нас, кажется, проблемы, капитан: Томас должен будет драться с киборгом, бывшей боевой единицей.

Миа

— Только не стирайте личную информацию, — попросила я у парня с небольшим пультом в руке. — У меня там фильмы интересные, проекты…

Я вспомнила, что моим проектам и вообще, учебе, можно помахать ручкой. И подставила запястье. Парень меж тем поводил пальцем по экрану вирт-борда и лениво проговорил:

— Да сохраню я ваши данные, сколько можно повторять. Сброшу на комфоны. А всякую социальную хрень не могу. Там такая блокировка, год возиться.

— И что там у тебя за фильмы? — полюбопытствовал Эл.

Вот кому хорошо. У него не чип, а кор-плата: захотел — вставил, захотел — вынул.

— У меня там фильм о фильме, — объяснила я. — О том, как на Окто снимался один вестерн.

— А, зверушки, понятно, — протянул Эл, принимаясь прохаживаться по тесной комнатушке — хакерской лаборатории, оборудованной в одном из помещений небольшой тарелки. — Ну и старье тут у вас.

— И этому рады, — флегматично отозвался парень с обнулителем. — Специализированное оборудование просто так из Метрополии не вывезешь… Все, готово, теперь давай свой комфон.

Запястье покалывало. Хакер перебрасывал данные на мой комфон. В комнату вошел Томас.

— А ты тут зачем? — удивилась я. — Ты же гибридник.

— У меня есть чип, — небрежно сообщил Том. — Я, может, тоже вип-образец.

— А-а-а…

— А остальные где?

— Все уже отстрелялись. Кстати, Маша и Феб тебя искали. Где ты был?

— Гулял.

— С Ванессой?

Я сказала это очень невинно. Эл хихикнул, отворачиваясь к полкам с разным барахлом, Томас укоризненно покачал головой. Мне стало стыдно.

— Копировать что-нибудь будем? — зевая, поинтересовался хакер.

— Стирай все, — скупо кивнул Томас.

— Заберите меня человечки! — завопил парень через несколько минут. — Это что такое? Ничёсси блокировочка!!!

— Я сказал, стирай! — в голосе Тома появились металлические нотки. — И не вздумай скачать. Эл, проследи.

— Да ладно вам, — разочарованно пробормотал хакер. — Вот, все…

— Неужели там не было ничего личного? — поинтересовалась я, когда мы вышли из тарелки.

— Было. Наряду с профессиональным. Но я предпочитаю удалить все, чем бояться, что какие-то из этих данных попадут кому-нибудь вроде Монтэба. Я не слишком патриотичен, но между своим правительством и террористами выбираю первое.

Да, подумала я. Если Том вел записи во время своей «службы», там, должно быть, много чего секретного накопилось.

Эл пошел вперед, а Томас вдруг схватил меня за руку и затащил за металлическую «ногу» тарелки. Он поцеловал меня совсем по-другому, резко и требовательно, до сладкого спазма внизу живота. И оторвался, только когда у меня губы заболели. Пылало ли внутри меня, как говорят в сериалах Роузи? Не то слово.

— Меня страшно заводит, когда ты ревнуешь, малыш, — хрипло сказал Томас.