Звездный вирис (сборник)

Госпожа Палрамара жила в одной из зеленых башен, которые в большом количестве расположились на главной равнине Реатта. Реаттцы это место называли словом, которое означало просто «Парк». Теперь крытые переходы ротроксов уже переросли Парк, насыпной лабиринт растопырил щупальца, охватил красивые сады и оплел их, словно чудовище. Ротроксы предпочитали строить крытый коридор вместо открытой дороги. Мой шофер-ротрокс повез меня в моем личном автомобиле по лабиринту коридоров. Мы выехали через боковые ворота, и скоро подъехали к той самой башне, высокой и стройной, высотой футов в сто, стоящей на мягкой траве.

Я велел шоферу подождать и пошел к овальной двери, ведущей в башню. Внутри ее окутывала зеленая тень. Я вошел в дверь и почувствовал, что пол вдруг начал подниматься. Вокруг чередовались то свет, то тень, и то и другое — зеленые. Лифт вскоре остановился и дверь открылась.

— Входи, пожалуйста, — раздался спокойный мелодичный голос. — Мне сказали, что ты придешь.

Я медленно вошел в помещение, расположенное в самой верхней части зеленой башни. Такого красивого помещения я еще не видел. Оно не было большим, но казалось просторными и свободным. Все контуры были сглажены, окна широки и изящны. Стены были светло-зелеными. Мебель и украшения — зелеными более темного оттенка и отсвечивали розовато-лиловым, который сочетался с цветом глаз стоящей там женщины.

Помещение видел я лишь мимоходом. Взгляд мой был тут же прикован к госпоже Палрамаре.

Все реаттские женщины грациозны, но она кроме грации обладала чем-то еще. У нее не было склонности к худобе, в отличие от большинства ее соотечественниц. Ее зеленое тело было полным, округлым и мягким. Лицо — нежное и доброе, взгляд — удивительно чист, зрачки — расширены от больших доз «голубого пространства».

Вам сразу становилось понятно, что она сдержанна, уверена в себе. Вид ее был грустным, но не подавленным. Ее розовато-лиловое платье подчеркивало каждый изгиб тела и акцентировало любое движение.

— Ты ведь один из тех, что пришли из неизвестного мира? — спросила она спокойно. — Вы слуги ротроксов?

Я оторвал от нее взгляд, чтобы оглядеть помещение. Учитывая ее положение, я не мог исключать возможности покушения, тем более, что она — женщина. Я уже встречал женщин, которые нападали на мужчин. Я подошел к окну и стал разглядывать эту странную смесь архитектурных стилей реаттцев и ротроксов.

— Свет слишком ярок для тебя? — спросила она. — Я слышала о вашей чувствительности. Попытаюсь быть более гостеприимной…

Она подошла к столу и что-то там сделала. Оконные стекла вдруг замерцали и приобрели цвет сепии. В помещении сделалось лишь немного темнее, но качество освещения каким-то образом изменилось. Я попробовал приподнять очки и обнаружил, что могу смотреть, не испытывая ни малейшего неудобства.

— Так лучше? — спросила она. — Для меня такого освещения тоже достаточно. Все дело в выборе нужной частоты.

Я улыбнулся ей и положил очки в карман.

— Ловкий фокус.

— Просто еще одно средство сделать жизнь приятной. — Она перешла в другой конец помещения, словно затем, чтобы лучше меня рассмотреть, прислонилась спиной к стене, а ладони положила на небольшой проходивший вдоль стены горизонтальный уступ.

— Для твоего народа это много значит, да? — сказал я. — Создавать красивое окружение. Делать жизнь красивой.

— Лучше, чем завоевывать и покорять. К сожалению, одни качества развиваются в ущерб другим. Мы не сумели защитить себя от ротроксов. Что ты от меня хочешь?

— Буду откровенен, госпожа Палрамара. Реатт завоеван, и тебе придется это признать. Но мы могли бы облегчить положение твоего народа. Ротроксы мне и самому не очень нравятся, но у нас есть причины с ними сотрудничать. И мы не хотим разрушать ваш образ жизни без необходимости. Мы слышали, что в Реатте ты пользуешься уважением. Может быть, ты могла бы нам помочь. Мы могли бы назначить тебя на какую-нибудь официальную должность. Это снова дало бы людям ощущение безопасности. А ты, в свою очередь, помогала бы нам проводить наши программы.

— Думаешь, ротроксы это позволят? — произнесла она резко.

— Думаю, да. Они приняли все наши предложения.

— Ты не понял. Женщины не занимают официальных должностей ни в Реатте, ни на Мераме. Мое влияние, если оно вообще существует, другого рода. Я не могу занять место своего мужа… тем более, когда он жив.

Я от удивления поднял брови.

— Разве твоего мужа не убили в самом начале войны?

Она пронзила меня своим ясным взглядом. Затем отвернулась и стала смотреть в широкие окна. Мне сделалось интересно, всегда ли она так накачана «голубым пространством», как сейчас. Этот наркотик даже трагедию превращал в поэтическое переживание. Я решил, что таким образом ей легче переносить то, что с ней случилось.

Она заговорила низким, бесстрастным голосом.

— Они пришли в начале лета. Для нас это стало летней войной. С неба, сверкая на солнце, спускались цилиндры из алюминия и меди. Что мне было делать? Ты явно не понимаешь роли женщины в нашем мире. Я осталась здесь, в этом помещении, стала изо дня в день переставлять украшения, чтобы создавать приятное разнообразие, как того требует обычай. А в окно я видела, как самолет моего мужа врезался в землю.

— И он не погиб?

— Многие посчитали, что он погиб, но он остался жив, хотя и оказался ранен. Ротроксы выволокли его из-под обломков и забрали на Мераму, где и держат в плену. Раз в тридцать дней они показывают мне его по телевизору, хотя он об этом не знает. — Она указала на находящийся в углу круглый экран. — Иногда они пытают его у меня на глазах.

— И ты смотришь? — удивился я.

— А что мне делать? Если я не стану смотреть, они все равно будут его пытать. По традиции ротроксам нельзя проявлять милосердия к побежденным. Если хочешь мне помочь, то пусть они отпустят моего мужа.

Я молча помотал головой.

— Не думаю, что смогу это устроить. Он ведь народный вождь.

— Конечно, не можешь. — Она посмотрела на меня тусклым, кротким взглядом. — Видишь, как я беспомощна. Надеюсь, вы действительно облегчите положение Реатта, но помочь вам я не могу.

Тут мне явно нечего было делать. Мне не хотелось уходить, но я никак не мог придумать предлог остаться. Я неохотно повернулся, чтобы уйти.

В дверях она меня остановила.

— Тем не менее, твои… планы меня заинтересовали. Если захочешь сообщить какие-нибудь новости или задать вопросы — добро пожаловать.

Что-то дрогнуло во мне, когда я услышал приглашение. Я кивнул и ушел.

Я никак не мог выбросить из головы эту реаттскую женщину. В Клиттманне все знакомые мне женщины были грубы и скандальны. Госпожа Палрамара была не такой. Она обладала качествами, каких я раньше не встречал в женщинах.

И я действительно снова пришел. Затем начал посещать ее регулярно. Мы говорили часами без перерыва. Я ей все рассказал о Клиттманне и о том, как мы оказались на Земле. Но о Бекмате я много не говорил: инструмент неохотно говорит о направляющей его руке.

Она, в свою очередь, рассказывала о своей жизни до того, как пришли ротроксы. В рассказе все выглядело действительно хорошо: легкая, приятная жизнь, где все возможности находят свое проявление, жизнь без нагрузок и нервного напряжения, совсем не так, как в Клиттманне. Думаю, у них бы я не ужился — я уже укоренился в своих привычках и не мог бы сделаться мягким, — но все равно время, проведенное в той красивой зеленой комнате, оказывалось лучшей частью дня.