Звездолёт
Шрифт:
Я «накрахмалила» уши и вытянула шею, чтобы узнать и услышать все подробности. При этом я подалась вперёд и не заметила, как положила тренированные руки на плечи какого-то важного чина, прямо на знаки отличия. Он весь вспотел, пока повернул толстую грузную шею с такой же квадратной головой назад и негодующе посмотрел на меня, грозно сдвинув седые косматые брови и яростно сверля глазами мой лоб. Я отдёрнула руки, словно их ошпарили кипятком, скороговоркой пробормотав извинения, спряталась за дедушку. С другой стороны, выглядывая из-за спины другого важного чина, я предусмотрительно спрятала руки за спину. «Непослушные руки! Их вечно некуда девать в самый важный момент».
— Мы никому ничего не должны, — медлительно басовитым голосом с выделением
Это был маленький сухонький человечек чуть выше полутораметрового роста, подтянутый и моложаво выглядящий для своих (кто знает скольких!) сотен лет.
— Поймите, же вы, господин упрямец! Ваши любимцы из природного парка нарушили целостность хрональных полей в целом секторе Галактики. Одному Творцу только известно, — сколько уже они наплодили параллельных ветвей реальности! В результате нам привалило тяжелой работы — непочатый край! Кто будет её выполнять, простите голубчик, эту очень непростую работу, зелёные юнцы, что ли? — и он кивнул головой в мою сторону.
Весь командный состав дружно, как один, (люди-то военные, приучены к дисциплине!) послушно проследил за взглядом адмирала и наткнулся на мою внешность с торчащим зелёным ёжиком на голове. Я не покраснела, а попросту запылала и под пристальным вниманием важных персон пламенела пунцовой киноварью на закатном небосводе художника-абстракциониста. Возникла непредусмотренная пауза в совещании. Адмирал, заметил неловкость, усмехнулся, прикрывая рот ладошкой, и искоса подмигнул мне дружелюбно:
— Объявляю перерыв на двадцать минут, там, в холле наши сотрудники приготовили чай и печенье, — и уверенной поступью полководца он вышел из овального кабинета.
Народ с радостью поспешил из зала заседаний. По периметру стен холла бесшумно работали кондиционеры и озоновые люстры, ионизирующие воздух, и поэтому здесь пахло морем. Стены украшали копии полотен некогда известных земных художников прерафаэлитов. Как говорил дедушка, это направление в живописи родилось во второй половине девятнадцатого века в противовес закоснелых правил викторианской эпохи и узких рамок традиций, считавшихся академически непогрешимыми. Художники прерафаэлиты чувствовали личную духовную связь с флорентийскими мастерами ранней эпохи Возрождения, писавшими картины до Рафаэля и Микеланджело. Они хотели возродить стиль незаслуженно забытых живописцев: Джованни Беллини, Фра Анжелико и Перуджино. Я не поленилась и познакомилась с их творчеством, и могу уверенно сказать — братству прерафаэлитов вполне удалось воплотить изначальный замысел в жизнь.
Я прошлась вдоль жёлтой стены, эффектно оттеняющей киноварно-зелёную палитру древних художников. Много сюжетов на библейские темы. Картина «Светоч мира» — аллегория, написанная Уильямом Холманом Хантом. Фигура Христа стоит около запертой двери, заросшей бурьяном. Левой рукой он держит фонарь с огнём, правой стучит в дверь к хозяевам. Ниже рамы прямо на стене выдавлен текст с цитатой из Откровения Иоанна Богослова: «Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Стою перед полотном, гляжу на не выцветшие древние краски и размышляю. Мысленно преклоняюсь перед мощью человеческой мысли художника Ханта.
— Очень символично, — сказал кто-то за моей спиной. Обернулась и увидела адмирала космического каравана, его задумчивый взгляд был погружен куда-то очень глубоко в себя и свои ассоциации.
— Вы правы, сэр. Прерафаэлиты мечтали создать символичное направление, восходящее к мастерам Флоренции, эпохи раннего Возрождения. Похоже, они свою задачу выполнили на ять, — вежливо подтвердила я и тихонько поспешила дальше, стараясь не мешать созерцательному настроению пожилого человека.
Он оглянулся и строго посмотрел в мою сторону, потом неожиданно одобрительно кивнул и показал большой палец:
— А ты молодец, разбираешься в
живописи! — и вновь вернулся к созерцанию картины «Светоч мира», несомненно, великого творения прерафаэлита Уильяма Ханта.— Спасибо, — пробормотала я, польщенная вниманием важной персоны.
Кажется, что присутствующие в холле люди, обсуждали не столько картины, сколько моё смелое обращение с адмиралом, не по уставу. Хотелось тут же испариться или стать невидимкой.
Перешла к другой картине. Ещё одна аллегория от Уильяма Ханта, — бедный «Козёл отпущения» обрамлен библейскими цитатами: «И понесёт козёл на себе все беззакония их в землю непроходимую, и пустит он козла в пустыню» и далее: «Но Он взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни; а мы думали, Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом». Проснулось моё «Я» и начало язвительно и скептически разбирать древнюю идею. Спорный вопрос об участи животного, которого ни за что, ни про что выгнали из сытого хлевав голодную местность. Следом возникло удивление: «И в этом жертвоприношении состоял весь праздник Йом-Кипур? Жалко красивую породистую животину, лучше бы евреи милосердно съели его! — подумала я и поймала себя на мысли. — Что в этом случае будет истинным милосердием: съесть козла или выгнать на волю в пустыню»?
Череда полотен будоражила воображение и взывала к прекрасным и возвышенным думам. Хорошо выписанные формы человеческих тел, чуть задрапированных лёгкой тканью, сегодня мне показались анахронично гротескными. Большинство членов экипажа Скитальца — тоненькие и хрупкие по сравнению с тяжеловесными формами землян, весьма отдаленно напоминали о том, что между нами имеются какие-то общие родственные корни расы людей из Солнечной системы. Космолётчики до сих пор надеются, что мы не единственная раса разумных существ в нашей Галактике. Картинная галерея порождала некоторые дискуссии, связанные с притчами и их толкованием. Тем не менее, библейские и исторические сюжеты, изумительно быстро умиротворяя людские страсти, оживляли обстановку в холле, делая её уютной и дружелюбной.
Жёлтая стена закончилась. Я вздохнула полной грудью только лишь, когда интерес других членов экипажа и командного состава переключился на чаепитие. Следом моё внимание привлек тот самый паренёк с загорелой кожей и открытой улыбкой. Его добродушное круглое лицо настолько располагало к разговору, что хотелось просто так поболтать с ним о чем-нибудь. Я взяла чашку с чаем и стала грызть печеньице, разглядывая эту странную компанию молодых людей издали. На нашем корабле я их точно ни разу не видела. Молодой человек оживленно что-то рассказывал друзьям и бойко жестикулировал. Он не робел, не смущался, был совершенно раскован. Дедушка перехватил мой взгляд, потрогал пушистые рыжие усы и подкрутил их кончики вверх, добродушно подмигнул:
— Что Васка, я вижу ты — не промах у меня! Знаешь на кого глаз надо положить! Молодец, внученька. Глаз-алмаз. Точно в цель попала!
— Да я ни на кого и не смотрю вовсе, дедушка. Мне показалось, я их не видела раньше на нашем корабле, вот и всё, — попыталась я оправдаться и смутилась.
— Не робей, девонька! Хочешь, я познакомлю тебя с ним?
— Нет. Не хочу, — воспротивилась я из вредности и отвернулась за другим печеньицем. — Дедушка, хочешь ещё чаю?
— Налей-ка, голубушка, да я подойду к старому знакомому. Вон к тому стреляному воробью. Спасибо, внучка. Ну, не скучай, да ворон не лови, а то твой красавчик сбежит скоро!
— Да куда он сбежит? Здесь и бежать-то некуда. Разве что на другой корабль в нашем караване? Или его в гибернацию отправят? А? Дедушка, миленький, ты что-то знаешь, расскажи, будь другом?
— Ну-ну, Васка! «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Скоро перерыв закончится, а я ещё не со всеми друзьями поздоровался. Пойду к ним. Пилот Васка, смирно! И не дрейфь!
Дедушка взял чашку и направился к пёстрой компании в дальнем углу гостиной. Я опять украдкой взглянула на тех загорелых красавцев. От них отделился запримеченный ранее загорелый паренёк и направился ко мне.