Звездоплаватели (сборник)
Шрифт:
Мы с Дэврезом стали называть их между собой «нимфеями» — по названию тех цветов, среди которых они жили. Мне трудно передать словами наш восторг. Только человек, испытавший некогда радость великого открытия, мог бы понять меня! Мы словно преодолели тысячелетия, отделявшие современное человечество от времен его юности. Многие исследователи древности — например, Ктезиас, путешествовавший по Индии и Персии и описавший калистриан, или Ганнон, исследовавший побережье Гвинейского залива и встретившийся там с волосатыми людьми — подтвердили своими открытиями наличие полулюдей–полузверей, упоминаемых в мифах и легендах. Чаще всего
От пережитого шока меня охватил жестокий озноб. Судя по лицам Дэвреза и Сабины, и они испытывали нечто подобное. Наш друг, которого мы окрестили Плонгом, несколько переиначив слово «водолаз» (plongeur), заметил наше состояние и, что–то сказав сородичам, предложил следовать за собой.
Миновав заросли ясеня, мы подошли к небольшой хижине, вокруг которой, не страшась людей, шныряли кулики, важно вышагивали утки, неуклюже ковыляли лебеди. Мы с удовольствием уселись на циновки и отведали жареного окуня и свежих яиц, появившихся перед нами словно по мановению волшебной палочки. Еда и короткий отдых восстановила силы, и мы вновь вернулись на берег.
Весь остаток дня мы наблюдали за жизнью нимфеев, которые то исчезали в воде, то вновь, словно пингвины, выпрыгивали на берег. Их способность существовать в двух стихиях приводила меня в изумление, и я все пытался обнаружить какой–то особый орган — нечто, напоминавшее, например, жабры — но отметил лишь несколько увеличенное развитие грудной клетки. Как знатока анатомии, это не могло удовлетворить меня, а если принять во внимание недюжинные силы, проявленные Плонгом во время нашего спасения, то я пребывал в полной растерянности.
Нимфеи не оставляли нас своим вниманием, выказывая удивительную доброжелательность, и тем не менее мы решили на следующий же день отправиться к ожидавшему нас отряду. Дэврез намеревался отдать распоряжение об изменении маршрута — поскольку ценность сделанного нами открытия была значительно выше, чем простая картографическая работа, — и как можно скорее вернуться к озеру.
Но, как всегда, человек предполагает, а бог располагает. Ночью меня разбудил Дэврез, тревожно проговорив:
— У Сабины жар!
При тусклом свете факела я увидел пылавшее лицо девушки с широко открытыми невидящими глазами. Тщательно осмотрев и прослушав ее, я несколько успокоился: у нее оказалась жестокая ангина, вызванная, скорее всего, «купанием» в болоте. Внимательно следивший за выражением моего лица Дэврез тотчас же спросил:
— Что скажете, Робер?
— Постельный режим, теплое питье, и она пойдет на поправку.
— А как долго?..
— Примерно неделю, потому что., вероятно, возможны осложнения.
Дэврез нахмурился и после короткого молчания проговорил:
— Я не могу так долго ждать! Мне необходимо предупредить отряд о новых обстоятельствах… Экспедиция, похоже, затянется еще на несколько месяцев, и люди должны знать об этом. Поэтому я вынужден покинуть вас, Робер. Думаю вернуться дней через пять. А здесь вы прекрасно управитесь
и без меня!Он в волнении вскочил на ноги и с непривычным жаром продолжил:
— Поймите, мой мальчик! Описание доселе неизвестного племени нимфеев может достойно завершить мою научную карьеру, и, если для этого потребуется выйти в отставку, я не промедлю с выбором. Но предварительные исследования необходимо провести немедленно, чтобы обосновать важность еще одной экспедиции, если, конечно, правительство пойдет на новые траты. Если же нет, я, повторяю, вернусь сюда как частное лицо. Признаюсь, Робер, я готов провести здесь остаток жизни… Но сейчас следует позаботиться об оставшихся на болотах людях!
— Может быть, у меня это получится быстрее? — предложил я.
— Конечно, — усмехнулся Дэврез. — Но Сабине требуется врачебная помощь, а в вопросах медицины я полный профан. Разве не так?
Я вынужден был согласиться.
Неожиданно раздался слабый голосок Сабины: по–видимому, лекарство, которое я заставил ее принять, ослабило жар, и девушка слышала весь наш разговор.
— Я вполне в состоянии идти с вами, — хриплым шепотом заявила моя невеста.
Эти слова вызвали смех даже у неулыбчивого Дэвреза.
— Вот что, голубушка, — проговорил он. — Ты больше поможешь нам, если поскорее поправишься.
Сабина больше не пыталась возражать и вскоре забылась беспокойным сном — лихорадка, к несчастью, вернулась снова. Обеспокоенно взглянув на спящую дочь, Дэврез повернулся ко мне.
— Болезнь и в самом деле не опасна?
— Да, если предотвратить осложнения. — Я постарался, чтобы мой голос прозвучал уверенно.
— В таком случае, как только рассветет, я отправлюсь в путь.
Зная непреклонный нрав капитана, я не стал возражать. С первыми лучами солнца Дэврез покинул гостеприимный кров нимфеев.
Вскоре недуг Сабины стал отступать, и уже через три дня я разрешил ей проводить по нескольку часов на свежем воздухе, благо погода стояла великолепная — солнечная и тихая. Стойкий организм девушки, комфортные условия и атмосфера доброжелательности сделали свое дело — через неделю Сабина вполне оправилась от болезни. Осталась лишь небольшая слабость.
Но теперь возникли новые причины для беспокойства: срок возвращения капитана уже прошел, а его все не было. Сабина не на шутку переживала за отца.
— Я чувствую, с ним что–то случилось, — твердила она, с трудом сдерживая слезы.
Как–то днем мы сидели на берегу озера, и я пытался всякими разумными доводами объяснить Сабине задержку капитана.
Неожиданно рядом появился Плонг, который и здесь, в поселке, не оставлял нас своим дружеским вниманием. Он держал в руках большую сизую ласточку — одну из тех птиц, стремительным полетом которых мы так часто любовались.
Улыбаясь, Плонг протянул мне птицу, и я заметил крошечный цилиндрик, привязанный к ее лапке. Догадавшись, что и нимфеям известны принципы «голубиной почты», я отцепил трубочку, внутри которой оказался тонкий листик папиросной бумаги, исписанный бисерным почерком.
— Взгляните, Сабина! Это же послание от вашего отца!
Дрожащим голосом девушка прочла записку:
— «Я в лагере. Подвернул ногу. Лечусь. Ждите меня на острове. Дэврез». — Тут бумага выпала из пальцев Сабины, и, закрыв руками лицо, она расплакалась — сказалось пережитое ею волнение за судьбу отца.