Звезды и стрелы
Шрифт:
— А может, это на них напали умертвия, — пробормотал ирландец. — Может даже гризли!
— Гризли здесь не водятся! — фыркнул Шеймус. — Что вы как малые дети! Дайте человеку, наконец, поспать!
Выехали мы рано утром. Я рассчитывал за день покрыть двести миль и добраться до Фри-Сити еще до темноты.
Мои спутники выглядели не выспавшимися и помятыми. Очевидно, ночевка на сырой земле была для них делом не привычным.
— Чо лыбишься? — фыркнул Шеймус. — Вот доживешь до моих лет, тогда посмотрим на тебя!
Толстый ирландец
— Может, дашь глоточек? — попросил он. — Знаешь, как все тело ломит!
Я только покачал головой.
Мистер Конноли держался молодцом. Я знал, что он не сомкнул глаз за всю ночь, однако, выглядел он более презентабельно, нежели его земляк.
Его упрямый подбородок был высоко поднят, а мятая рубашка застегнута на все пуговицы.
Не смотря на буйный нрав и задиристость, ирландцы всегда вызывали у меня симпатию. Среди белых людей они держались как-то обособленно. Говорили на своем языке, придерживались своих обычаев.
Они были самыми «не белыми» из белых, возможно, поэтому последние и относились к ним с опаской.
Немало ирландцев я повидал и на войне. Лучшие полки конфедератов, да и федералов тоже, были укомплектованы именно из уроженцев «Зеленого острова».
Они, с криком «Эрин го бра!», упрямо шли вперед, подняв разряженные винтовки и ощетинившись сверкающей стеной штыков, в то время, когда все остальные в панике разбегались, бросая оружие.
Маленькая Стрела нетерпеливо заплясал на месте, и тихонько заржал, привлекая к себе внимание.
— Я поеду вперед, — сказал я. — Вы держитесь чуть позади, но не выпускайте меня из виду. Следите за моими сигналами.
— Не беспокойся, — хмыкнул Шеймус. — Мы не потеряемся!
Кони у моих спутников были хорошие, но куда им было тягаться с моим легконогим аппалузой!
Ударив скакуна пятками, я помчался вперед. Ветер тут же засвистел в ушах, а Маленькая Стрела радостно заржал.
С каждой минутой, с каждым ударом копыта, я чувствовал, как напряжение, сковывавшее мое тело, постепенно растворяется. Руки и плечи расслабились, ноги привычно сжали конские бока, а поводья повисли на луке седла.
Только сейчас я понял, насколько мне этого не хватало! Радостное возбуждение, переполнившее меня, передалось и моему жеребцу, который летел вперед, едва касаясь копытами земли, как настоящая стрела!
Быстрая езда всегда поднимала настроение. Вот и сейчас, буйная радость захлестнула меня горячей волной! Хотелось смеяться и кричать от восторга, не думая и не тревожась ни о чем!
Я пересек грунтовую дорогу и направил скакуна вдоль оврага, окруженного проволочным забором.
Зеленые холмы плавными волнами катились до самого горизонта, а на их вершинах стояли опрятные белые домики окруженные оградами и фруктовыми садами.
Натянув поводья, я осадил Маленькую Стрелу перед обгорелыми развалинами. От большого двухэтажного дома осталась лишь одна стена, которую и было видно с дороги.
Вся земля была покрыта воронками от артиллерийских снарядов и останками мертвых лошадей.
Маленькая Стрела громко фыркнул, и попятился. Мне это зрелище тоже не
понравилось.Шестерка мертвых лошадей лежала вповалку, а из-под их останков виднелся покореженный лафет пушки.
Ударив Маленькую Стрелу пятками, я двинулся дальше.
С обратной стороны холма, у колодца, стоял деревянный навес. Вся земля здесь была завалена окровавленным тряпьем, разорванными бинтами и пустыми патронными сумками.
Под цветущими персиковыми деревьями стоял большой стол, почерневший от крови, а чуть поодаль валялась перевернутая на бок полевая кухня.
Я услышал, как мои спутники тихонько подъехали сзади, но не обернулся.
— Тут, наверняка, был госпиталь! — предположил Шеймус. — Глядите!
На скамье возле колодца все еще стояло ведро, из которого торчала ампутированная нога, в стоптанном башмаке.
— Вы хотите сказать, что у индейцев есть артиллерия? — сказал я, поворачиваясь к мистеру Конноли.
Здоровяк сидел в седле как истукан, молча глядя на торчащую из ведра ногу.
Шеймус фыркнул.
— Поговаривают, что после окончания войны, часть конфедератов не пожелала сложить оружие, и примкнула к союзу команчей! — толстяк заулыбался. — Да я бы и сам так поступил на их месте!
— Выходит, — сердце заколотилось у меня в груди как сумасшедшее. — Война на самом деле еще не закончилась?
Мистер Конноли оторвался от созерцания башмака и пожал плечами.
— Для нас закончилась, — сказал он. — Наши генералы подписали капитуляцию, а нас с вами никто не спрашивал!
Лицо рыжеволосого верзилы помрачнело, а кулаки сжались.
— Теперь, пусть другие повоюют!
Разоренные фермы и поместья следовали одно за другим. Дороги были забиты перевернутыми экипажами и подводами, гружеными горами мебели и других пожитков.
В канавах смердели останки лошадей и коров, а на ветвях деревьев, что стояли вдоль дорог, раскачивались повешенные солдаты в синей форме.
— Глядите, какой замечательный стол! — воскликнул Шеймус, направляя коня к одной из перевернутых телег. — В Нью-Йорке за такой можно выручить целых двести долларов!
Стол был из красного полированного дерева, покрытого черными разводами и блестящими вкраплениями. Из раскрытых ящиков на землю высыпались какие-то бумаги, а позолоченные ножки в виде львиных фигур, утопали в грязи.
— Так возьмите его с собой! — фыркнул мистер Конноли. — Вы ведь за этим напросились в нашу экспедицию?
Позади толстяка к седлу был приторочен внушительный мешок до отказа забитый трофеями.
— Конечно, нет, — Шеймус скромно улыбнулся. — Просто у меня сердце кровью обливается, когда я вижу лежащее в грязи произведение искусства! Можете мне поверить, во Фри-Сити, перекупщики дадут за мои находки хорошую цену!
Я пожал плечами. Безделушки, которыми так восторгался ирландец, мне казались совершенно бесполезными.
Вскоре после полудня мы наткнулись на почтовый дилижанс, стоявший у обочины с настежь распахнутыми дверцами. Трое белых, наряженных в нелепые бархатные костюмы, парчовые жилетки и шелковые галстуки, потрошили мешки с почтой.