Звезды над Занзибаром

— Доброй ночи, любовь моя. — Эмили обняла дочь, а потом Фредерика протянула ей Саида, которого она с такой же любовью поцеловала. — Доброй ночи, мой маленький принц!

— О-с-и, — повторил Саид. Сладко зевая, он еще помахал ей с рук Фредерики, болтая ручкой.

Хотя было еще только восемь часов, Эмили позвонила Анне, чтобы та помогла ей переодеться ко сну. Несмотря на то, что она проспала почти весь вечер, Эмили была усталой и у нее снова поднялась температура. Переодевшись в ночную сорочку, она скользнула под одеяло и стала ждать Генриха.

Пока часы не пробили девять, она лежала относительно спокойно. Но постепенно ее начало охватывать волнение, она прислушивалась ко всем звукам в доме и за окном, но были слышны только свистки пароходиков с Альстера.

Может быть, он поехал в город и там пересел на наш пароходик…

Пробило десять, потом одиннадцать. Эмили начало трясти, она никак не могла справиться с собой. Она выскочила из постели и беспокойно заметалась по дому.

— Вы волнуетесь из-за господина Рюте, да? — с сочувствием спросила Фредерика, встретившаяся ей в коридоре. — Прошу вас, успокойтесь, фрау Рюте. Наверняка что-то случайно задержало его. — Однако ее слова звучали не слишком убедительно. Пунктуальность и надежность Генриха Рюте вошли в поговорку у всех, кто его знал. Эмили сумела кивнуть ей и продолжила блуждать по комнатам, пока не добралась до спальни и не заползла под одеяло. Она обняла подушку Генриха и спрятала в ней лицо, вдыхая его запах, еще сохранившийся на ней.

Прошу тебя, милостивый Господь, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось.

Наступила полночь. Сама Эмили немилосердно замерзла, но голова у нее была, как в огне. Волнение усилило лихорадку, и ей как в бреду стали мерещиться самые дикие картины — якобы с Генрихом что-то случилось, — и Эмили потребовались вся ее воля, чтобы отогнать от себя ужасные мысли и прекратить накручивать себя…

Наконец внизу звякнул дверной колокольчик, так тихо, как будто кто-то особенно бережно потянул за него. Бесконечное облегчение охватило Эмили.

Наконец-то. Он уже дома. Конечно, он забыл или потерял свой ключ.

Медленно успокаивался ее учащенный пульс, расслабились все ее напряженные члены и мускулы, и она в изнеможении, но счастливая упала на подушки.

Но Генрих почему-то все не приходил.

Эмили встала и вышла из комнаты.

— Генрих? — тихо позвала она, чтобы не разбудить детей. Прислушалась к звукам, идущим снизу. И когда не получила ответа, перегнулась через перила лестницы. — Генрих? Это ты? — Она даже вскрикнула, когда кто-то легко коснулся ее локтя. — Анна! Как ты меня напугала! — Выражение лица горничной превратило Эмили в застывшую статую. Анна взяла ее за локоть, и она вздрогнула. — Где господин Рюте? Анна, где мой муж?

Анна не отвечала, всхлипывая и молча таращась на хозяйку округлившимися глазами. Эмили вырвала руку и стремглав сбежала вниз, прямо в руки Фредерики и Марты, кухарки.

— Прошу вас, фрау Рюте, успокойтесь, пожалуйста, — заговорила Фредерика. — С вашим мужем произошел несчастный случай, он сейчас в больнице.

Эмили задохнулась, колени подломились, а в глазах почернело.

48

— Фрау Рюте! Фрау Рюте, вы меня слышите?!

Веки Эмили затрепетали и с трудом приподнялись. Перед глазами все расплывалось, потом начало проясняться, и она увидела человека, который стоял на коленях и легонько шлепал ее по щекам. Квадратное лицо и кустистая борода показались ей знакомыми, хотя поначалу она не могла вспомнить, кто это.

— Слава богу, вы очнулись, фрау Рюте, — сказал он. Фредерика и Марта, на чьи руки она упала, потеряв сознание, и сейчас помогли ему посадить ее. — Мужайтесь, фрау Рюте. Ваш муж жив. Это он послал меня к вам, чтобы я сообщил вам о несчастном случае.

— Где он? — с трудом выдавила Эмили, внезапно забыв все немецкие слова, которые так трудно сходили с ее языка. — Можно к нему?

— Вы меня не узнаете? — был его встречный вопрос. — Это же я, доктор Хельмут Риллинг, домашний врач ваших соседей.

— Да, конечно, — пробормотала Эмили. — Что случилось?

Доктор Риллинг, которого по счастливой случайности вызвали к Генриху, помедлил, а потом деловито и как можно спокойнее объяснил его жене, что произошло, как ему рассказали свидетели несчастного случая. Во время этого тягостного разговора он не переставал оказывать Эмили первую помощь. О том, насколько тяжелы были раны Генриха, он предпочел умолчать; он ограничился тем, что заверил ее, что в больнице Генрих находится в надежных руках.

— Мне надо к нему, — потребовала Эмили и поднялась на ноги.

— Вас не пустят к нему, фрау Рюте. Ни одна больница не разрешает приходить посетителям ночью. Мужа вы сможете увидеть завтра утром.

— Либо, — сказала Эмили спокойно, но веско и решительно, — вы отвезете меня в больницу, либо я пойду туда пешком. И если люди там настолько жестокосердны и не пустят меня к мужу, я буду ждать под дверью всю ночь. Здесь я не останусь. Только не сегодня ночью.

Доктор Риллинг окинул ее долгим взглядом. И в конце концов согласно кивнул.

— Хорошо, я отвезу вас.

Она начала лихорадочно собираться, Анна помогла ей быстро одеться, и когда они с Фредерикой, ни за что не желавшей отпускать ее одну, были готовы, доктор Реллинг усадил их в свою коляску. Поездка показалась Эмили бесконечной, хотя продолжалась едва ли полчаса; это было время, проведенное в аду, — ночная поездка по тихим улицам Гамбурга.

Без врача ей было бы не преодолеть даже первое препятствие в лице привратника; да и чиновник, ведающий разрешениями на посещение больных, сначала хотел ее отослать. Но Эмили, хотя и обливалась слезами, была настойчива, и он направил ее к хирургу, который после долгих уговоров дал ей разрешение.

И все-таки Эмили пришлось подождать; только под утро и только на четверть часа ей разрешили войти в палату.

На цыпочках, быстро вытирая слезы, беспрерывно струящиеся по ее щекам, Эмили проскользнула в затемненную комнату.

— Биби? Это ты? — Голос Генриха звучал пугающе глухо и безжизненно.

— Да, Генрих. — Ее голос дрожал. Она присела на краешек его кровати и взяла его левую руку. Правая была укрыта одеялом, и Эмили поняла, что она сильно повреждена. Многое она просто не могла видеть; комната была так слабо освещена, что можно было видеть лишь неясные очертания.

— Биби… Жизнь моя, душа моя. Так поздно, но ты пришла… Прошу тебя, не плачь.

— Я постараюсь. Тебе очень больно?

Дыхание его стало прерывистым.

— Да.

— Где у тебя болит?

— В… в груди.

— О, Генрих, — вырвалось у нее. — Как только такое могло случиться?

У него вырвался сухой вымученный смешок.

— Это известно только Богу.

Четверть часа прошла слишком быстро. Слишком скоро вошла сестра милосердия и с мягким нажимом попросила фрау Рюте уйти. Эмили нежно поцеловала Генриха в лоб.