Звезды падают в небо

Гостям раздали маски, и мы направились в «Сердце Аринты». Джеавир выбрала этот парк для проведения своего приема, поэтому на огромной площадке, «застеленной» коротко подстриженной травой, уже расставили столы и стулья, а чуть поодаль — шатры для желающих отдохнуть. Столы пока пустовали, но за время наших развлечений и танцев их накроют, пока же гостям предстояло небольшое представление.

Стоило всем занять свои места, как в парке появились актеры. Нас ожидало кантеррминское шоу, когда на сцене разыгрывается сюжет, а все исполнители в масках. О самом представлении я знала, но вот о чем оно будет — нет, Джеавир хотела сохранить эту тайну, чтобы мне тоже было интересно смотреть.

Глядя на собравшихся, я видела, что им нравится происходящее. Организовано все было на высшем уровне: бесчисленные столы были расставлены вокруг «сцены», то есть пространства, где актерам сейчас предстояло выступать, а после — нам танцевать. Окруженные зеленью со всех сторон, в ее тени и свежести, укрытые от падающего все ниже беспощадного солнца гости сейчас находились в самом центре «Сердца Аринты». Парк был без преувеличения огромен, но мы словно оказались замкнуты в иллюзорном мире.

Или в Кантеррмине.

То, что речь пойдет о Кантеррмине, я поняла, когда вперед выступили две девочки-актрисы. И те, кому предстояло исполнять роли их родителей.

Претендентки во время приемов должны были сидеть рядом (не считая хозяйки праздника, разумеется), поэтому с одной стороны от меня оказалась Мэррис, с другой — Эсмира. Лучшей компании и представить было сложно, я бы с большим удовольствием отгородилась от них нэри, но согласно этикету нэри сидели отдельно от нас справа.

— Что это?! — раздался негромкий шепот одной из девушек, когда малышек и родителей «хаальварны» растащили в разные стороны.

— История жизни местари Риассы. — Голос Эсмиры прозвучал высокомерно-снисходительно. — Кажется, она вдохновилась примером одной из нас. Чрезмерной откровенности.

Одна из девушек хихикнула, а Мэррис, обычно пресекающая любые намеки такого рода, на этот раз промолчала. Я же, не отрываясь, смотрела на сцену. Актеры играли потрясающе, и когда девочек клеймили, все присутствующие ахнули. Когда казнили родителей, я опустила глаза, рассматривая собственные руки. Сцепленные пальцы чуть подрагивали, внутри меня тоже рождалась дрожь.

Я понимала, что нужно поднять голову, но сделать этого не могла. Смерть родителей, которую Джеавир с сестрой приходилось переживать в заточении и изгнании, будучи всеми отвергнутыми, ударила в самое сердце. Я думала, что мне удалось это отпустить, что наш с Сарром побег и все, что было после, осталось в прошлом, но сейчас задыхалась от непролитых слез. Сидя с каменным лицом, под трескающейся маской которого полыхал огонь, отдаваясь в пальцы, для всех я была спокойна.

Никто, взглянувший на меня, не смог бы сказать, что внутри я кричу.

Когда повзрослевшую Джеавир предал возлюбленный, сказав, что не сможет связать свою жизнь с той, что носит на теле клеймо, с той, чьи родные выступали на стороне заговорщиков, среди иртханесс раздались сдавленные всхлипы.

Даже справа от меня кто-то из девушек-претенденток судорожно вздохнул. По силе бьющего над парком общего огня я чувствовала нарастающее напряжение, поэтому посмотрела на подругу.

На ней тоже была маска, такая же, как на мне. Не та, что мы «пристегнули» к платью в ожидании танцев, а та, которую и я и Джеавир надевали каждый день.

Я «вернулась» на сцену как раз в ту минуту, когда Витхар (точнее, актер, исполнявший его роль) пригласил Джеавир принять участие в отборе, чтобы восстановить честь рода.

После того как последние слова в представлении были сказаны, над парком повисла тишина. Которая, впрочем, продлилась недолго: грохот оваций взметнул пламя, и иртханы начали подниматься со своих мест. Джеавир и Витхар тоже встали, рука об руку, а вслед за ними и мы.

— Судя по всему, эмоциональное обнажение сейчас в цене, — бросила Эсмира.

Она, кажется, была одной из немногих, кто не хлопал. Мэррис тоже.

— Искренность всегда в цене, — ответила я, спокойно встречая темное пламя ее взгляда. — Но вам этого не понять.

Огонь в глубине ее глаз полыхнул так, что одна из претенденток испуганно отступила. Я же отвернулась: представление закончилось, поэтому находиться рядом с Эсмирой больше причин не было (по крайней мере, до ужина, на котором все снова соберутся за столами).

Когда гости надели маски, выполненные в цветах Даармарха, в бронзе и в черном, начались танцы с общей круговой пляски, которая потом змейкой перетекла по открытому пространству на дорожки, запестрела между деревьев. Когда музыканты заиграли плавную мелодию, змейка распалась, на смену ей пришли танцующие пары. Первыми, разумеется, в центр шагнули Витхар и Джеавир.

Я не успела «насладиться» зрелищем их соединенных ладоней, потому что ко мне приблизился Янгеррд.

— Что ж, самое страшное мы уже пережили, — сказал он, касаясь моей руки.

— Как по мне, самое страшное — это ужин.

Он слишком долгий.

— Здешние повара готовят неплохо. — Ледяной улыбнулся.

Мы разошлись, чтобы сойтись снова.

— Всего лишь неплохо?

— Да, я предпочитаю нашу кухню.

— Думаю, для вас приготовят все, что вы пожелаете.

Снова прикосновение рук, и в ладонь ударили искры льда.

— Мне было интересно почувствовать местные традиции.

В этом танце мы почти не касались друг друга, только короткая встреча пальцев — и снова расстояние.

— И как они вам?

— Варварские, — заметил Янгеррд, уходя в сторону и позволяя мне шагнуть вперед в танце. — На Севере любая женщина сочтет отбор оскорблением.

— Не только на Севере.

Слова вырвались сами собой, но я о них не жалела. Столько держать все в себе и получить возможность сказать прямо — это оказалось более чем приятно.

— Уверен, что не только, — серьезно ответил Янгеррд, глядя мне в глаза. — Хочешь поехать со мной, Теарин?

Я ничем не выдала своих чувств. Хотя на миг (только на миг) представив себе безграничную и абсолютную свободу, которой я наслаждаюсь, захотела сказать «да». Вот только я не первый день на свете живу, а Янгеррд меньше всех похож на того, кто делает что-то просто так.

Вопрос только в том, зачем это ему.

— Зачем ты здесь? — Предпочитает видимость сближения, пусть будет так.