Звезды сделаны из нас

А вообще, мой любимый герой — Максимус из «Гладиатора»: сильный, смелый, гордый. Сколько раз, попав в очередную передрягу, я вспоминал, как его держали в клетке и в цепях, как он был вынужден сражаться за свою жизнь и как независимо и гордо разговаривал цезарем. В такие моменты я воображал, будто я — это он и тогда мне было намного проще давать отпор Макарову. Максимус был рабом по обстоятельствам, но не по духу. Вот и я отстаивал свободу своего духа, как только мог.

— Ты чего сидишь в темноте? — мама заходит в комнату и свет резко вспыхивает.

Я зажмуриваюсь. Пока размышлял обо всем этом, не заметил, как монитор ноута погас.

— Доклад делаю.

— В темноте?

— Угу. Пытаюсь представить, как было, когда ещё ничего не было.

— До сотворения мира?

— Тут пишут, что до момента Большого Взрыва ничего не существовало, а пространство и время начали формироваться одновременно.

— Глеб, — она смотрит с укором. — Я не собираюсь вступать в полемику со школой и мешать тебе делать уроки, но, просто, чтобы ты знал, Бог был всегда и всегда будет. Он является первопричиной всего на свете. И времени, и того, что ты называешь пространством, и всего живого на свете, и нас с тобой. Во всём, что нас окружает присутствует частица Бога.

— А тут пишут, что: «в рамках эксперимента по галактической эволюции с помощью спектроскопии был проанализирован состав ста пятидесяти тысяч звёзд, и исследование показало, что люди и звёзды Млечного пути на девяносто семь процентов состоят одних и тех же атомов».

Мама поджимает губы, у нас уже были подобные разговоры и каждый раз тупиковые.

— Хочешь знать моё мнение? — она снимает со стула белую рубашку и мнёт её в руках. — Ты слишком много думаешь, вместо того, чтобы прислушиваться к своему сердцу и чувствам.

— Серьёзно? Ты так считаешь?

Я немало удивлён.

— Абсолютно. Нет, то что ты рассудительный и разумный, это хорошо, но иногда стоит отпустить себя и довериться сердцу.

— Лучше такого не говори, — я смеюсь. — Если я себя отпущу, то очередного Большого Взрыва нам не избежать. Нет, ладно, может не такого большого, но образования сверхновой точно.

— Не нужно ёрничать. Ты меня понял.

Я киваю. Я её понял. Она пытается сказать, что я должен открыть своё сердце для Бога, как это сделала она. Вот только мама понятия не имеет, какая чернота в этом моём сердце скопилась. Лучше даже не трогать.

— Заберу рубашку в грязное? — сообщает она, собираясь выйти из комнаты.

— Нет! — я вскакиваю из-за стола и забираю рубашку у неё из рук. — Ещё в ней похожу.

Мама с подозрением косится.

— Ты же белое ненавидишь.

— Да, но сейчас надо для школы.

— Странно, — она пожимает плечами. — Разве у вас не траур?

— Траур. Но мне так надо.

— Хорошо. Только постирать её всё же стоит. Воротник грязный и потом пахнет.

— Нормально. Один день доходить можно.

Когда она закрывает за собой дверь, я возвращаюсь к докладу о происхождении Вселенной. Только вместо того, чтобы читать научные статьи снова думаю совсем о другом.

Всё-таки эта Нелли странная. Резкая, вспыльчивая, но не злая. Хочет казаться злой, однако я чувствую, что это наносное, уж слишком она прямолинейна. По-настоящему злые люди никогда не признают этого за собой, а она извинилась, что наехала и, хотя потом наговорила ещё всякого смешного про ванильного мальчика и кибер-воспитание, поделилась со мной своими личными бедами. Пускай мимолётно и вскользь, но получилось довольно любопытно. Выходит, что она тоже своего рода изгой. А это даже прикольно. Интересно, как она с этим справляется? Есть ли у неё кто-то вроде Максимуса? И кто в её мире главный злодей? Такой же Макаров или, может, свора бешеных стерв? Скорее последнее. Я точно не знаю, но, как по мне, буллить девчонок могут только конченые слабаки, а Макаров слабаком не был. Впрочем, версия быдла тоже имела право на жизнь.

Открываю её фотографию и снова разглядываю высветленные белые пряди, рассыпавшиеся по нежному, будто фарфоровому лицу, тонкий изящный нос, густо накрашенные приопущенные ресницы. Смотрю долго и внимательно, пытаясь избавиться от пелены первого впечатления. И разглядеть за всей этой косметикой и позированием её саму. Зачем? Понятия не имею. Но её внезапное появление привносит в бессобытийное однообразие каждодневной жизни капельку интриги. А ещё мне, определённо, льстит, что она посчитала меня симпатичным и похожим на блогера. Пусть даже и сказала, что её тошнит от такого, всё равно это немного смахивает на комплимент.

Зеркало в моей комнате есть только на внутренней стороне дверцы шкафа. Открываю его и около минуты критически разглядываю себя, своё лицо и тело, пытаясь представить, как всё это вместе выглядит для других. У меня к себе претензий нет. Я просто знаю, что я не урод, и раньше этого было достаточно. Но теперь, когда человек составил своё первое впечатление обо мне только по моей внешности, стоило задуматься.

Захлопнув шкаф, быстро возвращаюсь к ноуту и пишу ей в ВК:

«Привет. Ну, как ты там?».

Нелли не в сети, но пока я, пялясь на своё сообщение, думаю, что нужно было написать что-нибудь поинтереснее, на аве с ботинками загорается зелёный кружок и она сразу же открывает моё послание.

— Спасибо, всё норм. Как сам?

— Тоже норм.

Я немного нервничаю, потому что нужно было сначала придумать тему для разговора, ведь мы не какие-то там закадычные приятели, чтобы тут же начать обмениваться новостями или болтать ни о чём.

— Расскажи мне, кто главный в твоём мире злодей? — на ходу придумываю я. — Кто отравляет тебе жизнь и с кем приходится бороться?

— Бороться, — она присылает гогочущий смайл. — Скажешь тоже.

— Значит, ты смирилась?

— Считай, что так.

— Ну, а как же: «Чтобы жить, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость»?

В шутку выдаю цитату Толстого, которую в прошлом году учил для сочинения. Но потом вдруг спохватываюсь, что она может не понять иронию и кидаю вдогонку весёлую рожицу.

— С таким бороться невозможно, — серьёзно отвечает она.

— С каким таким?

— С тупостью и лицемерием.

— И как же ты с этим живёшь?

— Вот так и живу. Или не живу. Не знаю.

— Сильно достаётся?

— Ты не понимаешь! Если вдруг ты подумал, что меня бьют или как-то шпыняют, то очень ошибаешься. То, что я тебе рассказывала, это о другом.

— Хм. Ты нарочно разговариваешь загадками?

— Нет. Но знаешь, есть такая вещь, как чувство собственного достоинства. И бывает так, что унижение, намного оскорбительнее побоев.