Звоночек 2

После короткого периода в конце декабря — январе, который я воспринял как отпуск, успев, впрочем, за это время сдать очередную сессию в институте и приступить к формированию КБ, я принял участие в работе съезда ВКП(б), относясь к этому, поначалу как к неизбежному злу и непроизводительной потере времени, ушедшего, в том числе, и на предварительные "встречи с избирателями". В силу моего малого партийного стажа, решающего голоса мне не полагалось, что избавило меня от необходимости голосовать на первом заседании по составу президиума и мандатной комиссии. Иначе, неприятности начались бы уже тогда. У меня в голове не укладывалось, как можно выбирать людей, чьи фамилии ты слышишь впервые. Однако, либо я был один такой неосведомлённый, либо остальные делегаты оказались чрезмерно стеснительными, но за предложенные списки они проголосовали "единогласно".

По мере работы съезда, прослушав отчётный доклад Сталина и речи других товарищей, которые он произносили в прениях по этому докладу, моё настроение портилось с каждым днём. "Гениальный вождь и учитель", на мой взгляд, оказался не таким уж и гениальным, рассуждая строго в одной плоскости и не выходя за её рамки. Остальные же, по большому счёту ему просто поддакивали, добавляя к докладу мелкие штрихи. Ни тени сомнения! Ни слова против! Отстаёт чёрная металлургия? Напутали в цветной металлургии? Транспорт подводит? Точно так, товарищ Сталин! А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Конечно, партии большевиков есть чем гордиться. Успехи первой пятилетки, даже не смотря на войну, огромные. Признание СССР в мире, тысячи новых заводов, колхозное механизированное сельское хозяйство, Кузбасс, Магнитка, другие новые растущие города и промышленные районы, ускоренное освоение Поволжского нефтяного бассейна, подстёгнутое Кавказским мятежом. Вот только сейчас я вдруг отчётливо понял, что всего этого недостаточно, а может быть и вообще всё зря. Кроме того, некоторые товарищи, в частности нарком обороны Ворошилов, да и сам Сталин, либо не понимали, либо умышленно приукрашивали ситуацию в своей "зоне ответственности".

— А? — вновь привлёк моё внимание Киров, так и не дождавшись от меня ответа.

— Да. Уронил. Виноград. — Медленно, разделяя слова паузами, проговорил я. Возвращаясь, раз за разом, к этим событиям, я так и не мог понять, почему я ляпнул именно это. Видимо, голова была крепко загружена и власть над языком перехватило подсознание.

Краем глаза я заметил, что Киров придвинулся ко мне и из-за плеча заинтересованно заглянул вниз.

— Что, Мироныч, у Любимого больше!? Не может быть! — вошедший не вовремя Ворошилов, застав такую картину, ржал до слёз.

— Любимов, мать…! Шутки твои дурацкие!! Вроде, серьёзный товарищ, а… — Киров, досадуя больше на себя самого, повернулся к Ворошилову. — Клим, да ты не так понял! Я у него спрашиваю, чего стоишь? А он мне — виноград уронил! Мне ж любопытно стало!

— Да ладно уж! Попался, так принимай критику! — нарком обороны уже схватился за бока, — Ставлю тебе моральный облик на вид! А то, до чего дошёл! К чужим приборам приглядываешься! Ревнуешь, поди?! Боишься, что девки от тебя к Любимову перебегут?!

— Тьфу!!! Теперь, сорока, по всему ЦК разнесёшь? — Кирову было не до шуток, но тут его выручил я, буквально, взбесившись.

— Смешно вам? Хиханьки-хаханьки? У кого что больше? В задницу лезете с победными лозунгами и весь народ за собой тащите! В наркомате обороны всё замечательно? Разобьём любого врага? Танков достаточно? Артиллерия на высоком уровне и вооружена современными системами? Какими?!! Есть хоть одно орудие основной, дивизионной артиллерии, которое можно буксировать автотранспортом? И это ещё цветочки! Вам известно, товарищ Ворошилов, сколько пушек было у Петра под Нарвой? А у шведов? И где эти петровы пушки оказались и почему? Что толку от техники, если её применить не умеем и не хотим учиться, считая, что всё прекрасно и так? На ЗИЛе военпред-калека с вами, между прочим, не согласен! И я ему верю! — на этом я временно выдохся.

— Капитан, ты что, белены объелся? Ты с кем разговариваешь…

— А, простите, вашсиясь, холопа. Может челобитную вам лучше прислать, чтобы вы могли ей, как всегда, в сортире подтереться?

— Ах, ты… — нарком стал лапать ремень и если бы у Ворошилова было бы при себе хоть какое-то оружие, он непременно за него бы схватился и мне не осталось бы ничего, как свернуть бравому маршалу шею. Но, получилось как получилось, вмешался Киров, схватив "первого красного офицера" за руку.

— Погоди, Клим. Раз уж такое дело, то путь товарищ Любимов с трибуны съезда выскажется. Посмотрим, хватит ли у него пороху. Внесём предложение об изменении регламента. А то в нужниках орать все горазды.

— Да, ты что, Мироныч? — глаза маршала так широко раскрылись от удивления и возмущения, что казалось, выскочат из орбит, — Этого щегла на трибуну съезда?! Он же сам не понимает, чего лопочет! Он же меня, за здорово живёшь, в грязи изваляет!

— Если попался — принимай критику! — злорадно ответил наркому Киров. — Мне тоже мужики из заводских, которых мы от Ленинграда на Кавказ отправляли, много чего порассказали. Это тебе не о приборах сплетничать.

Ворошилов зло оскалился, махнул в сердцах рукой и выскочил из сортира, но, видно вспомнив, зачем пришёл, тут же вернулся и пристроился рядом. Не в силах удержаться от хулиганской выходки, пользуясь тем, что маршал был уже "в процессе", а мои дела были закончены, я сзади наклонился к самому уху красного конника и прошептал.

— А за щегла ответишь!

Ворошилов невольно дёрнулся, но я быстро ретировался, оставив на съедение Кирова.

Эпизод 2

31-е января 1934 года. Утреннее заседание съезда. После вчерашней стычки я сидел как на иголках, вполуха слушая выступавших ораторов и пытаясь привести свои мысли в порядок. Выступать перед съездом — это вам не фунт изюма. Врежу им правду-матку промеж глаз, тут не одному товарищу Ворошилову достанется! Или грудь в крестах или голова там же. Или здесь Таганка актуальнее? Нет, вряд ли. Сразу в подвальчик родного наркомата. Риск, конечно, велик, но и соблазн, решить всё одним махом, немаленький. Устал я. Просто устал. Не вышел из меня Штирлиц, тайный агент влияния. Был бы алкашом — точно запил бы. А раз за мной таких грешков не водится, то выливается всё в поспешные и необдуманные поступки.

А может, обойдётся всё? Сумеет Киров настоять на изменении регламента? Ворошилов будет против точно. А остальные? Остальным тоже ни к чему, только после всех выступлений во славу великого вождя и учителя, будет всё так, как решит незабвенный Иосиф Виссарионович. От него можно ожидать чего угодно. Тем более, что он явно настроен критически по отношению к наркомату обороны, скорее всего, ещё с Кавказской войны. А уж история с зенитками! В которой я отметился. Может Сталин позволить слегка попинать своего боевого товарища? Ещё как может! Существенного я всё равно ничего сказать не смогу по соображениям секретности, чтоб не дай Боже не подумали буржуи, что наша славная РККА, совсем никуда не годится, но подхлестнуть военных, чтобы работали над ошибками, мне по силам. Тем более в скорой очередной Мировой войне уже никто не сомневается, раз САМ на съезде возвестил.

— Слово имеет товарищ Любимов, — после того, как отгремели аплодисменты Кирову, объявил председательствующий Постышев и добавил мне в спину, когда я уже подошёл к трибуне. — Регламент двадцать минут.

Не густо. Но попробую успеть, оставив самое важное напоследок. Авось заинтересуются и продлят. Война — войной, а обед по расписанию, как в известной поговорке. Депутат — тоже человек, хотя, применительно к моим современникам из 21-го века, я в этом сильно сомневаюсь.

— Товарищи! Времени мне отпущено мало, а поговорить хотелось бы о многом. Поэтому начну коротко с самого простого. С народного хозяйства.