Звоночек 2

Эти слова были мной сказаны весьма агрессивно и Энглер, припомнив поставленный им же мне диагноз "повышенная возбудимость", да ещё бедного Курта, без лишних слов изобразил требуемое.

— Отлично, — я разорвал десять шиллингов и вручил полбанкноты своему первому и пока единственному шпиону. — Ясно зачем? Жду от вас к завтрашнему вечеру оригиналы подобных расписок всех ваших агентов с краткими пояснениями и контактами. Об остальном расскажете позже, я составлю вам компанию ещё как минимум на неделю. И ещё одно. Надеюсь, вы позаботились о конфиденциальности произошедшего?

Энглер понял меня правильно.

— Грета мой человек.

— Хорошо. Тогда пусть Анна работает, как ни в чём не бывало, чтобы не было лишних разговоров.

Эпизод 14

Мы с Тамарой ходим парой. Конечно же, с Анной. Но всё теперь по-другому. Пропало очарование, столкнувшись с грязью повседневности. Ангел превратился в существо, вызывающее скорее жалость, чем восхищение. Вот так. А ведёт себя она как победительница, понятно, Энглер не стал расстраивать её последними новостями. Пусть думает, что она — конвой, присматривающий за новым клиентом совсем не пансионата, а абвера.

— Что, Семён-большевик, попался? Подумать только, он ещё кочевряжился. Тоже мне! Да такому чудовищу как ты таких женщин как я, вблизи, можно только во сне увидеть! Как я вас, красных, ненавижу!

— Ошибаешься, Анна. В Москве у меня жена, которая тебе ни в чём не уступит, и двое детей. И у моей дорогой супруги перед тобой огромное преимущество, даже два — она меня, смею надеяться, любит и она русская. Поэтому-то тебе и не удалось, как ты ни старалась, охмурить меня.

— Русская! Это я русская! А вы все — поганые жидокоммунисты! Мой отец — офицер, погиб за Россию!

— Чудны дела твои Господи! Отец погиб за Россию, а дочь работает на его врагов. Странно, не находишь?

— Враг моего злейшего врага — мой друг! Не так ли?

— И все средства хороши? Поэтому благородная дворянка может позволить себе быть шлюхой?

— Не забывайтесь! Я, между прочим, девственна!

— Это говорит только о вашей квалификации, но совсем не делает вам чести…

— Человек, предавший только что, говорит о чести! Безродный мужлан, да как у тебя язык повернулся!?

— Ошибаешься, с доктором Энглером мы сошлись на том, что он молчит об известных тебе событиях, а я молчу о том, что вы вербуете здесь шпионов для абвера. Разошлись краями, так сказать, — соврал я. — Ты не смогла заставить меня предать жену, это должно было бы заставить вас понять, что я не стану предавать Родину. Тем более, под такой ничтожной угрозой, как австрийская тюрьма. А что касается мужланов и чести, то посмотри в этом свете на меня и сравни с собой, благородной. Разве ты не предаёшь Родину, работая на немцев?

— Моя Родина — Россия! А не ваш поганый "сесесер"! И я сделаю всё, чтобы она возродилась! Любыми путями!

— Господи, сколько же тараканов у тебя в голове? Такое впечатление, что ты не можешь отличить чёрное от белого!

— Зато красное от белого отличаю очень хорошо!

— Причём тут дворянский алкоголизм?

— Дурацкая шутка, — Анна обиделась именно на это и надула губки.

— Согласен. Но надо же было как-то разрядить обстановку.

Мы шли некоторое время молча. Ей нечем было меня уязвить, а я пока не видел путей, как можно склонить упёртую девицу на свою сторону. Энглер — это конечно хорощо, но неплохо было бы иметь кого-нибудь рядом для контроля.

— Знаете, Аня, я мог бы, конечно, скомпрометировать вас, ничем не рискуя, и прикрыть эту вашу лавочку. Но не буду этого делать в любом случае. Вы мне глубоко симпатичны, поэтому хочу вам помочь выбраться из той ямы, куда вы, ослеплённые ложной ненавистью, залезли. Вы просто смотрите на происходящие события только с одной стороны и не видите из-за этого реальной картины. Разрешите мне наставить вас на путь истинный? — мой миролюбивый, спокойный тон должен был дать мне хоть один маленький шанс.

— Вряд ли это у вас получится, но попробуйте.

— Начну я свой рассказ с времён далёких, когда звёзды светили ярче, а трава была зеленее. И уж тем более, не было ни белых, ни красных, да и сам Маркс ещё не родился, — зная о восприимчивости женщин к словам, я повёл речь в поэтическо-былином русле. — Жила-была Русь, населённая многими племенами славянскими и были у них князья. И были у них родовые Боги, которым вся Русь поклонялась. Разное было на Руси — беды и радости, взлёты и падения, но держава крепла и при князе Святославе Храбром не только сокрушила хазар, но и бросила вызов самой Византии. Следующий за ним князь, Владимир, имел мало прав на престол и задумал укрепить его, приняв христианскую веру и крестив всех своих подданных, чтобы они признали его первым, после Бога. Разумеется, кто не желал предавать родовых богов, считай, прямо заявлял князю, что тот правит незаконно и становился его врагом. И пошли христиане на язычников и началась война. Много крови пролилось и треть Руси была вырезана. Но хуже всего — подняв из-за власти руку на единоплеменников один раз, русские уже легко стали делать это и дважды и трижды и по любому поводу. И началось то, что в нынешних школьных учебниках называют феодальной раздробленностью. А потом пришли татары и наказали русских за грех братоубийства. И усвоили русские урок, объединились. Новая Русь поднялась ещё сильнее и краше прежнего. При царе Иване Грозном раздвинула границы до Тихого океана.

— Зачем вы всё это мне рассказываете? Вы думаете, я не знаю историю собственной страны, раз живу в эмиграции?
–

— Ну, зачем вы так? Просто я хотел показать на бесспорном историческом примере, что ваша мечта о возрождении России осуществима только объединением усилий всех русских людей. И нас с вами это касается напрямую.

— Я же сказала — ты не русский! Ты — жидобольшевик! Язык твой лживый тебе ничем не поможет.

— Какое совпадение! Я тоже считаю что ты — не русская. Потому, что русские люди живут в России или, по крайней мере, могут туда в любой момент вернуться. Потому, что врагов своих Родина не принимает. А русские не могут быть врагами России. И заметь, за всё время нашего общения, я ни разу не обмолвился о партии, большевиках, коммунизме и прочих несущественных мелочах. Потому, что могу себе позволить подняться выше них, опираясь на главное. Хотелось бы, чтобы и ты поднялась выше своих детских обид.

— Детских обид!? Это ты называешь детскими обидами!!?

— Конечно. Ведь когда произошла революция, ты была совсем маленькой?

— Да, мне только исполнилось десять лет. Но что с того?

— Тебе самой, по сути, нечего вспомнить о старой России, кроме счастливого детства, которого тебя лишили. А взрослая жизнь, как я вижу, оказалась не слишком-то сладкой, вот ты и ищешь виноватых, чтобы оправдать свои собственные несчастия. Достигни ты в этой жизни наперекор всему каких-то высот, тебе было бы плевать на, как ты говоришь, жидокоммунистов.

Повисло тягостное молчание. Анна, чувствуя мою правоту, не стала со мной спорить, а я решил дать ей немного времени, чтобы сказанное мной правильно улеглось в её голове. Давление сейчас ни к чему. Пусть сама возобновит нашу беседу, когда будет к ней готова.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

Воистину, женская логика неподвластна мужскому пониманию!

— Почему, нравишься. Очень. Именно поэтому я трачу на тебя столько времени, — вот тут надо сместить акценты с меня обратно на неё. — Мне больно видеть, как ты гибнешь. Я хочу тебе помочь, но для этого ты сама должна приложить некоторые усилия в правильном направлении.