Звоночек 4

Исключением была лишь сама 75-миллиметровая броня и ее сварные соединения. Здесь я перестраховывался заранее. Хоть и наворотил уже в этом мире столько, что имел все основания надеяться избежать масштабной эвакуации промышленности в начале войны, но, на всякий случай, посчитал не лишним сделать «мобилизационную прививку» Магнитогорскому комбинату и Уралвагонзаводу. Неохваченные до сих пор оборонными заказами, пусть набивают руку, проще потом будет, если события будут развиваться вопреки моим оптимистичным ожиданиям, переходить на выпуск полноценных боевых машин.

Карбышев, хоть и отнесся к «телегам» скептически, упомянув их заведомую уязвимость по сравнению с «настоящими» ДОТами и неполноценность по отношению к настоящим танкам, все же согласился меня и в этом вопросе поддержать, коли уж я изыскал резервы и мощности. Берия же, после выволочки, когда мы перешли к сути вопроса, лишь заметил:

— Хорошо, но в этой работе нет ничего выдающегося, за что спецконтингент вашего отдела стоит поощрить. С этим может справиться любой. И вы, и отбывающие наказание специалисты, должны иметь в виду, что награда следует лишь за действительно исключительные достижения. За то, что никто не смог сделать. Вы не хотите принять участие в конкурсе на малый мотор? Это ведь именно по вашей части, — продемонстрировал нарком свою осведомленность в делах НКТП.

— Но у меня сейчас нет специалистов этого профиля… — развел я руками.

— А вы на что? Идите, товарищ капитан госбезопасности, работайте. Сами, если других организовать не можете.

Приказ наркома, даже если он выражен в полувопросительной форме, игнорировать нельзя. Но раз задача поставлена лично мне, то и свобода маневра некоторая появляется. Вместо того, чтобы начать судорожно «организовывать» хоть кого-то, кто мог заняться двигателем в моем отделе, я обратился на ЗИЛ, с которым поддерживал постоянные связи на почве использования опытного цеха для создания экспериментальных образцов самых различных изделий. Моторный отдел КБ завода, с передачей в производство «вертикальных» моторов, имел избыточный потенциал. Новых двигателей более не создавалось, осталось только совершенствование технологии и сопровождение серии, народ, откровенно, заскучал. У меня же, как всегда, нашлось, чем их занять. О малом двигателе, из профессионального интереса, я задумывался и ранее, но, не имея реальных возможностей приступить к детальной разработке, относился к теме, как к упражнению для ума. Как создать малый мотор с высокими удельными параметрами и, при этом, несложный в серии, работающий на низкооктановом отечественном бензине? Пожалуй, самый простой движок — одноцилиндровый мотоциклетный двухтактник. Но он недостаточно мощный. А если приспособить его под цикл Кушуля, добавив второй цилиндр ради повышения степени сжатия, а следовательно, КПД? Но в этом двигателе смесь сжимается обратным движением поршня в картере, а ведь нам еще нужен чистый воздух. Тогда картеров должно быть два! Установить сверху вместо общей головки второй коленвал с парой поршней! Тогда из одного картера сверхбогатая смесь будет поступать в «горячий» цилиндр с низкой степенью сжатия, а чистый воздух пойдет в напарника с абсолютной. Схема Юнкерса с противоположными поршнями позволяет при тех же средних скоростях последних вдвое увеличить обороты, что дает огромный выигрыш, намного превышающий возросшие потери от трения. К тому же отпадает нужда в клапанном механизме и его приводах. Продувка становится продольно-щелевой, с завихрением заряда. С такими теоретическими выкладками, подразумевавшими использование последних достижений отечественного моторостроения от сварных чугунных коленчатых валов до алюминиевых поршней с жаропрочными накладками и внешней силовой рамы мотора, как у Киреева, я и заявился на ЗИЛ. Но вот с реализацией на практике как раз возникли проблемы. Вернее с моим личным в этом участием. На очередном докладе наркому мне вновь пришлось оправдываться:

— Товарищ комиссар госбезопасности первого ранга, кроме задачи по моторам, которую вы мне поставили, у меня множество групп, разбросанных по разным городам и все их надо контролировать. Кроме того, надо следить за смежниками из НКТП, ведь я не могу этапировать, к примеру, одного-двух специалистов из ленинградского КБ на Волгу для присмотра за постройкой сторожевых кораблей. Получается, что большую часть времени я провожу в разъездах, а оставшуюся посвящаю бумажной работе и переписке с заказчиками. На ЗИЛ я, фактически, тоже заезжаю лишь понаблюдать за процессом.

— И это приводит к тому, что ваш мотор уже не ваш! — закончил за меня мысль Лаврентий Павлович. — Ему даже обозначение уже свое присвоили!

— Всего лишь добавили заводское. Был «БЛ», стал «БЛ ЗИЛ», «Берия Лаврентий, выпуска завода имени Ленина». С учетом вклада в работу, считаю, более чем справедливо.

— Да? А мне, между прочим, докладывают, что на заводе аббревиатуру «БЛ» расшифровывают как «бензиновый Любимова» и сам мотор между собой именуют «Любимчиком», — усмехнулся нарком и пояснил. — Меня не тщеславие волнует, а дела наркомата. НКТП выдаст разработку, в случае удачи, за свою. И будет, с учетом вклада, как вы сказали, полностью прав. И это ставит под сомнение существование в структуре нашего наркомата вашего отдела! Помнится, вы с Косовым выступали за то, чтобы ЗК не висели на шее у народа, а самоокупались? И где ваша самоокупаемость? Вы работаете на войну, не давая народному хозяйству ничего! Едите и тратите, при этом, каждый день! Напрягитесь и дайте что-то, что дало бы эффект уже сейчас, чтобы народному хозяйству не приходилось вас содержать. Война, конечно же, рано или поздно придет и ваша работа не пропадет даром, но на текущий момент ситуация именно такова. Да и в деле обороны вы распыляетесь, не доводя, при этом, дело до конца? Вам известно, что Шпагин представил на конкурс свой двуствольный пулемет, пошутив, что выкинул из ПЛ все лишнее?

Мне оставалось лишь кивнуть в ответ на упреки. Шпагин действительно утер мне нос, всего лишь применив более тяжелые, связанные через серьги и коромысло стволы и новый лентоприемник своей конструкции с индивидуальными механизмами для каждого. Схему с перезаряжанием на выкате ствола и единой пластиной-затвором он оставил без изменений. Как и вспомогательный лафет. При этом получил практически те же габариты и вес, избавившись от сложного замедляющего механизма. Техническая скорострельность при этом выросла незначительно, до тысячи выстрелов в минуту и ПШ сейчас выходил в фавориты конкурса.

Берию, с его желанием показать НКВД в лучшем свете, я понять могу. На наркомат сейчас давят, причем, со всех сторон. И виноват в этом, поневоле, именно я. Провозглашенная верхушкой партии, с моей подачи, стратегия концентрации коммунизма в одной стране была принята народом далеко неоднозначно. Ведь одно дело — нести свет учения на чужие земли. А делиться своими с пришлыми людьми — уже совсем другое. Настроения у значительной части общества были сродни тем, что царили в кажущиеся такими далекими времена коллективизации. Своим, кровным, делиться не хотелось, пусть это хоть сто раз правильно и разумно. Но сейчас процесс затрагивал буквально каждого, все слои общества, уже нельзя было опереться на городской пролетариат, чтобы принудить крестьянство, приходилось уповать на расчетливых и дальновидных и давить на жадных. В связи с масштабами явления борьба шла по всем фронтам, и в плоскости агитации, мне, к примеру, как «застрельщику», даже в постановочных рекламных короткометражках с разъяснениями, воспроизводящих сценарий «Сталиградской речи», сниматься пришлось, и, чего греха таить, репрессивными мерами. Видно, у 37-го и 38-го годов карма такая. Что в эталонной реальности они отметились массовыми арестами, что здесь. ЦК партии выдал установку на максимально жесткую борьбу с болтунами. Любая критика «стратегии концентрации» приравнивалась к антисоветской агитации с обязательным осуждением на шесть месяцев по соответствующей статье. Если в компании заводили речь на эту тему и в ней находился хоть один стукачок, то он и первый сознавшийся проходили как свидетели, а остальные, вне зависимости от взглядов, получали срок. Хотя бы за то, что не донесли. Сажать принялись так ретиво, что тюрьмы к концу осени 37-го года оказались переполнены.

Массовые посадки с выдергиванием из трудовых коллективов значительного количества людей, обходились недешево советской экономике, упали темпы роста, что восстановило Госплан и хозяйственные наркоматы против НКВД. Шесть месяцев — слишком малый срок, чтобы «болтуны» могли быть востребованы в структуре моего отдела, да и в ГуЛаге не могли такую массу «короткосидящего» народа перемещать в направлении всесоюзных строек и обратно. Слишком накладно выходило и давало большую нагрузку на транспорт. Верховный Совет ввел «предварительную» поправку об отсрочке исполнения приговора. Временно наступило облегчение. Суды работали не покладая рук, но люди возвращались домой до весны, когда их можно было бы содержать хоть в палатках и найти подходящее занятие. Вздохнуло свободнее хозяйство, во-первых потому, что за выдающиеся достижения человеку приговор можно было и вовсе отменить, а во-вторых отсрочка давала время, чтобы найти в коллектив замену. Нашел свои выгоды и НКВД. Срок небольшой, проще тихо отсидеть, чем пытаться снова агитировать или сбежать, усугубляя свою вину. Если ты, конечно, просто болтун, а не непримиримый враг советской власти! Так рассуждали в моем наркомате и не без оснований. В общем, принцип простой — дать врагу проявить себя, а потом покарать без скидок и по всей строгости. Статьи о таких пойманных или уличенных повторно «рецидивистах», с приговорами на много лет за участие в антисоветской организации и побег, печатали на первых полосах газет, в назидание.

Неудивительно, что Лаврентию Павловичу, которым недовольны были все, и простой народ, за то, что чекисты не слишком-то разбирались в деталях, и Совнарком, за то, что НКВД изымал кадры и срывал планы, и ЦК партии, за то, что заткнуть всех говорунов полностью, несмотря на все усилия, не получалось, нужен был успех. Причем успех громкий, такой, о котором можно было заявить во весь голос. И это не могло быть раскрытием какого-либо масштабного заговора, поскольку, во-первых, арестов и так хватало, а во-вторых, даже если нарушить принцип «Сила в правде» и перегнуть палку, давление на высоких партийных функционеров второго и третьего ранга, большинство из которых идею «концентрации» или не разделяли, или пока принимали с трудом, могло совсем их оттолкнуть от сталинской команды и вот тогда заговор уже мог стать суровой реальностью. Да и потом, если всех посадить и охранять, то кто тогда будет работать? Успехи во внешней разведке, какими бы великими они ни были, нельзя оглашать. Оставался только мой отдел, но все портила исключительно оборонная тематика. Ну не бомбами и ДОТами же хвалиться, в конце-то концов? Намекнув на малый двигатель, Берия сделал попытку подтолкнуть меня в нужном направлении, но я это дело провалил. И вот теперь нарком, у которого и так забот полно, приказал мне решить проблему самому.

Что я ему мог предложить? Текучка отпадала сразу, лично прилагал усилия, чтобы на мои работы ставили гриф «секретно». К тому же, на что ни взгляни, на всесоюзный масштаб не тянет. Может, забабахать атомный проект, хоть и познания мои в этой области самые смутные? Тоже не подходит. Долго и дорого. К тому же, в одну из ленинградских командировок я пытался навестить Курчатова и предложить ему свое содействие в продвижении атомной темы, но оказалось, что Игорь Васильевич уже больше года, как арестован. Причем я об этом, не смотря на то, что ко мне стекались сведения обо всех ЗК специалистах, ни сном, ни духом. Из этого можно было сделать единственный вывод — работа идет. По этой причине я больше не пытался интересоваться, но Берия, которому видимо доложили о моем интересе, намекнул мне, чтобы я не лез и слово «атом» вообще забыл.

Какие еще были в двадцатом веке эпохальные прорывы? Космос? Но ракетчиков в моем отделе мало и все они заняты, работают в команде Курчевского по гранатометам. Да и, на текущий момент, запустить на орбиту в разумные сроки хоть лабораторную мышь — слишком оптимистично. Штурмовщиной здесь ничего не решить, нужен опыт, который потихоньку нарабатывает РНИИ. И нечего у него под ногами путаться. ЭВМ тоже не очень годится. Слишком трудно объяснить для начала, чем электрический калькулятор, размером с комнату, лучше механического арифмометра, размером с пишущую машинку. Да и не мое это все совсем.