Звонок из прошлого

Джек улыбнулся. Она осталась прежней. Та же страсть, та же красота.

– Не знаю. Просто мне все это показалось забавным – ты понимаешь, все, как тогда, когда мы болтали в наше первое лето.

– Мы не болтали, мы воевали.

– Да-да, воевали. В этой дыре на А-4.

– Конечно, если не считать того, что было дальше…

Полли не закончила мысль. В этом не было необходимости. По ее глазам она читалась безошибочно. У нее не было необходимости произносить слово «постель», потому что эта самая постель была тут же, совсем рядом, в десяти шагах от них. Ее постель, незастеленная и манящая, с откинутым одеялом и глубокими вмятинами, оставленными ее головой на подушке. Постель, с которой только что встали. И в которую снова можно лечь в любую минуту.

– С тех пор я больше ни разу не заходила в рестораны, – сказала Полли.

Джек посмотрел ей прямо в глаза. Она почувствовала, что краснеет.

– Этот день для меня тоже все изменил, Полли. Я всегда его помнил.

– В этом ресторане все было таким отвратительным. Я имею в виду, ты помнишь, этот ужасный томатный суп?

– Полли, я имел в виду вовсе не ресторан, я имел в виду… – Интонации Джека были более красноречивыми, чем его слова. Но Полли попыталась этого не заметить. Она решила твердо держаться своей темы.

– Если водрузить дурацкий поварской колпак на шестнадцатилетнего школьника, из него все равно не получится мало-мальски стоящий шеф-повар.

– Полли, сколько можно злиться из-за какой-то тарелки супа?

– Нет, правда! Просто удивительно, до какой степени можно было испортить томатный суп! Снаружи он был горячий, внизу холодный, да еще с пенкой наверху! Мне кажется, они это сделали нарочно! – не унималась Полли, снова переживая весь ужас той отвратительной кухни.

– Забудь наконец про суп! – молящим голосом произнес Джек. – Оставь его в покое! Это случилось шестнадцать лет тому назад! Мы тогда совсем не думали о еде. Мы отправились в тот маленький отель. Ты помнишь?

Полли казалась заинтригованной.

– Отель? Ты уверен? Я что-то ничего не помню про отель.

Джек не мог скрыть своего разочарования.

– О! А я думал, что ты помнишь…

– Разумеется, черт подери, я все помню, ты, последний идиот! – громко воскликнула Полли, но все-таки не настолько громко, чтобы разбудить живущего внизу молочника. – Как не помнить? Именно там я, черт подери, потеряла свою девственность!

Джек несколько успокоился.

– Ах да, все ясно, – сказал он. – Это называется английский сарказм.

– Ирония.

Он терпеть этого не мог. Этот фирменный английский трюк, как его ни назови – сарказмом или иронией. Не далее как прошедшим вечером один высокопоставленный британский офицер попытался провести то же самое различие.

– О да! – сказал этот маленький и напыщенный, облаченный в хаки хлыщ, прибегнув к одной из своих невыносимо дебильных саркастических уловок. – Ведь вы, американцы, не очень-то сильны в иронии, не так ли?

Джек еще подумал, что англичане готовы на все ради возвеличения своей неистребимой склонности к мелочному сарказму – они готовы даже называть его словом «ирония»! Они думают, что тем самым подтверждается их более тонкое и изощренное чувство юмора, нежели у остальных представителей человечества. Но это не так. Это подтверждает только одно: что они представляют собой нацию напыщенных самоуверенных нахалов.

– Итак, ты это помнишь, – сказал он.

– Разумеется, черт подери, я это помню! – повторила Полли. – Я помню все, каждую деталь. Этот суп…

– Да забудь ты наконец про этот суп!

– Пирог…

– Забудь про пирог!

– Ты знаешь, я тогда написала в ресторан.

– Господи, неужели тебе показалось мало, что ты и так устроила скандал?

Не то чтобы Джек тогда имел что-то против ее скандала. Обычно он ненавидел всякие сцены, и при других обстоятельствах скандал, учиненный Полли в первый день их знакомства, должен был, по идее, пресечь их отношения раз и навсегда, так сказать, в самом зародыше. Но самое забавное было в том, что этот скандал вызывал в нем тогда настоящее восхищение и продолжает вызывать до сих пор. Он помнил каждую его подробность. Полли заявила, что возмущена необходимостью питаться в этой забегаловке, и приклеила бутылку с соусом к столу. Даже теперь воспоминание об этом ланче вызывало у Джека радостный смех: он был таким замечательным, забавным, сексуальным, солнечным.

– Да уж, ты им показала! – сказал он.

– Прямая ненасильственная акция. В конце концов, мы тогда даже не заплатили, – ответила Полли.

Это было одно из любимых воспоминаний всей ее жизни. Это победоносное бегство. Сам замысел его, решение и исполнение – все произошло в одно сумасшедшее мгновение. Внезапно они оба, она и этот американский солдат, со всех ног бросились к двери, а потом на автомобильную стоянку. Было что-то веселое, глубоко волнующее в том, как они прыгнули в его машину и на полной скорости, под визг колес, выскочили на шоссе А-4 прежде, чем кто-либо из ресторана понял, что произошло.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты, военный и все такое прочее, оказался в состоянии сбежать, не заплатив по счету!

Джек решил, что теперь, через шестнадцать лет, пришло время во всем сознаться.

– Разумеется, я тогда заплатил, Полли! Я оставил пять фунтов под своей тарелкой.

Полли не могла поверить. Это была ошеломляющая, ужасная новость.

– Ты заплатил! Это ужасно! А я-то думала, что ты осмелился быть дерзким!

– Я и осмелился быть дерзким. Я затащил тебя в свою машину, не так ли?

Да, все было так. Хитрое жульничество Джека действительно подействовало на Полли так, что она забыла обо всем на свете, потеряла голову и была готова на все. Что она могла возразить? Не осмелься он на этот маленький трюк, и их отношения, возможно, никогда бы и не состоялись. В конце концов, если бы Джек просто попросил Полли пойти с ним сперва на прогулку в поле, а потом в отель, то вряд ли она ответила бы на это согласием. Все было решено буквально в одну секунду – и эта секунда сперва бросила ее к нему в объятия, а потом навсегда изменила их жизнь.

– Ты сволочь, – сказала Полли. – Если бы не ты…

– Полли, жизнь полна всяких «если». Если бы регистратор в отеле не сделал вид, что не замечает твою порнографическую майку, может быть, мы бы тогда одумались и ушли.

– В моей майке не было ничего особенного! – с жаром воскликнула Полли. Время ничуть не притупило ее воспоминаний об этой перепалке. – А этот регистратор был просто тупой нацистской свиньей!

– Полли, если кто-то не одобряет того, что нарисовано на твоей майке, это не значит, что он примкнул к национал-социалистам.