Звук шагов в порывах ветра
Шрифт:
Как только Надя дошла до своей машины, она набрала в телефоне номер Кости, он ответил почти сразу:
– Костик, милый, а давайте встретимся, – она сделала паузу, – ну хотя бы сегодня вечером? Мне всё ещё нужна помощь для научной работы, да и просто побеседуем, я вас очень прошу, – произнесла эту фразу мягко, почти проворковала.
– Да, конечно, – быстро ответил молодой человек. – Я постараюсь найти для вас ещё и Глеба, – добавил он.
– Буду признательна! И рада вас увидеть. Адрес кафе я вышлю сообщением.
Надежда села в машину, несколько минут просто не двигалась. Ещё вчера всё было куда проще, ну, по крайней мере, без криминала. А сегодня кража и на горизонте Турчанинов. И опять следствие. А главное, аграф опять исчез.
Глава 21
Вадим
Вторым было теперь уже ответное письмо от Гоши Зорина. Его слог был не столь романтичен, он больше рассказывал о том, что грядёт третий курс института, но он решил пойти подрабатывать, поэтому придётся вертеться, хватит уже сидеть на шее родителей, у него должны быть свои деньги. А ещё они с ребятами изобрели такую штуку, далее последовало подробное описание рационализаторского предложения, которое едва ли было интересно девушке. Но Гоша описывал его с упоением, даже сделал эскиз прямо в письме. Вадим не сдержал смех – отец был в своём репертуаре.
Но каково же было его удивление, когда в следующем письме он увидел восторг в целых три строки, написанный его матерью по поводу изобретения Гоши. По всей видимости, она внимательно прочла описание той технической шарады, проект которой прислал ей Гоша, потому что задала своему будущему мужу вопрос, касающийся какого-то диода. От чего Гоша пришёл в неописуемое возбуждение, назвав Виолу не только самой красивой девушкой, но и самой умной. Опять же в письме. Затем он добавил ещё несколько эмоциональных эпитетов, из чего Вадим заключил: батя попался в грамотно расставленные сети матушки. Отродясь она не разбиралась в диодах, не разбирается и сейчас. Он не сомневался. Но, по всей видимости, на тот момент её кто-то хорошо проинструктировал. Пожалуй, также вполне могла поступить и Виктория. Между ними есть общее, не зря они так сдружились с самой первой встречи, да и мама Вику всегда защищает, оправдывает. Неужели правду говорят, что мужчина ищет жену, похожую на мать?
А ведь Виола в молодости тоже была писаной красавицей, с правильными чертами лица, тонкой талией, прямой спиной аристократки, одним словом – семейство Фертовских. Которые всё равно держались особняком, на расстоянии от людей. Гордецы, что сказать. Неудивительно, что отец Виолетты Фертовской был против того, что она влюбилась в студента из Санкт-Петербурга, мальчика из обычной семьи. Пусть и умненького. Отец и брат. Оба долго не могли принять её выбор.
Вадим открыл следующее письмо, поменял позу – ноги затекли. В следующем письме Виолетта как раз писала о том, что брат устроил ей реприманд, заметив пачку писем неосторожно оставленных на столе. Он их не читал, но увидел адрес и имя на конверте. Этого было достаточно, чтобы разгневаться, потому что в её годы надо думать не о чувствах, а о том, чтобы поступить в институт, это важнее всего. Учёба и выбор профессии, а не девичьи пустые грёзы. Виолетта заверила своего возлюбленного, что её не смущают слова брата, и она сама решит, что ей в жизни важнее. И это было в стиле мамочки, она, действительно, всегда сама решала, как ей жить, как расставлять приоритеты и что при этом делать.
Зорин прочёл две трети писем из всей пачки, решил сделать паузу, задумался. Родители не так много рассказывали ему о своей молодости, нет, конечно, часть историй он знал, но без таких подробностей, которые обнаружил в их письмах. Сколько же в них было нежности, чувственности, трогательности, почти в каждой строке, даже там, где Виолетта просто рассказывала о проведённом дне, но без него. А Гоша о том,
что, сидя на лекциях, несколько раз засыпал – это из-за того, что ночами он работал. Ведь он копил на свадьбу, потому что не проходило и дня, чтобы он не думал о своей желанной Виоле. В этих слегка пожелтевших от времени листочках хранилась история не просто двух молодых людей, их чувств, движений души, а некий мост между Москвой и Санкт-Петербургом, ведь на фоне их элегических объяснений свершались события не только городского масштаба, но и страны.– Вадимыч, – в дверях появилась Вика, – ну как ты тут? О, сидишь на полу, – удивилась она. – Разобрал? – она огляделась.
– Да, почти, – кивнул Вадим. – Вы хорошо погуляли?
– Отлично, я бы сказала. Мы дошли до леса, сегодня наша дочь особенно шустра и совсем не устала. По возвращении я её покормила и уложила спать. А ты, я так понимаю, не обедал, – Виктория подошла к окну, выглянула наружу. – Какой здесь вид! – восхитилась она. – Надо сюда подниматься под настроение и смотреть на округу сверху, красота-то какая! А что это у тебя, Вадик? – она, наконец, заметила письма.
– Представляешь, я обнаружил письма своих родителей, – объяснил Вадим, – ещё на тот период, когда они только познакомились – мама сразу после окончания школы со своими друзьями поехала в Питер. И познакомилась с Гошей Зориным – моим будущим отцом, – он взял в руки несколько писем. Виктория села рядом с мужем тоже прямо на пол.
– Ух, как интересно! – воскликнула она, поправила очки, – и ты сейчас читал все эти письма?
– Читал, – улыбнулся Вадим, вдруг вспомнив, как Виолетта в письме приревновала Гошу к какой-то комсомольской активистке. Он наивно писал-рассказывал, как та агитировала его на какой-то субботник. А потом приглашала на танцы. Виолетта в самых щедрых красках навела критику на потенциальную соперницу и пообещала, как только приедет в Санкт-Петербург, показать ей небо в алмазах. – Думаю, и тебе будет увлекательно.
– И ты разрешишь мне их прочесть? – с надеждой спросила Вика.
– Ну-у-у, – он закатил глаза, – разрешу, если ты будешь хорошо себя вести, – выдал без улыбки. Сдержался.
– Клятвенно обещаю хорошо себя вести! Во всём слушаться моего образцового мужа, лелеять его, холить, кормить вкусными обедами и далее огромный список моего почтения, – засмеялась Виктория.
– Ну, ладно, если образцового, тогда дам тебе почитать письма, – с важностью в голосе сказал Вадим.
– Что самое интересное, самое главное ты вынес из писем своих родителей, Вадимыч? – Виктория положила ему голову на плечо.
– Главное? – он на секунду задумался. – А давай сделаем так: как только ты прочтёшь, мы обсудим, что тебе показалось важным или главным, что зацепило, нашло отклик в твоей душе. Договорились? – предложил он.
– Договорились, – кивнула Виктория, – как же давно я не читала писем, не электронных, а вот таких, написанных от руки – живых.
– Хорошо подмечено – живых, – улыбнулся Вадим. – Я как-то читал: авторы «Полного русского письмовника» Бельский и Сазонов в конце XIX века определили письмо, как ту же устную беседу, тот же разговор между отсутствующими, только на бумаге. Ведь по сути письма свидетельствовали о неповторимости автора как личности, отражали его нравственный облик, даже служили мерилом его образования и знаний. А если переписка дружеская, то она могла дышать неподдельной задушевностью, шутками. А какое множество эмоций может быть в переписке между влюблёнными. Вика, отказавшись вот от таких писем, наши поколения многое потеряли.
– Вадим Георгиевич, я полностью с вами согласна, и с вашим интереснейшим экскурсом в прошлое, – Вика чмокнула мужа в щёку, – всё-таки ты создан быть преподавателем.
– Ты так думаешь? – он хитро прищурился.
– Уверена, – она поднялась с места, оправила сарафан. – Жду тебя через пятнадцать минут внизу, на кухне. Даже мужа-философа надо кормить обедом. А насчёт писем – мы ещё вернёмся к этой теме, интересно, – она легкой походкой направилась к выходу, быстро спустилась вниз.
Глава 22