Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

— Вода газированная?

— Десять копеек.

— А с сиропом?

— Сиропа нет.

— Два стакана.

Кто это, интересно бы знать, умудрился выхлебать весь сироп? Или его сюда просто не завозят, учитывая контингент?

Подхватив два стакана и мокрую сдачу, я двинулся к дальнему столу, за которым находилась намеченная жертва.

Мужчина, лет так сорока с хвостиком. На вид чуть поприличнее здешних завсегдатаев, пузатый как арбуз, в белой рубашке и сером расстегнутом пиджаке, хоть и без галстука. На столе перед ним лежала белая шляпа и кучка очистков от рыбы на расстеленной газете. В данный момент пузатый товарищ был занят тем, что медленно чистил очередную воблу, попутно прихлебывая из пивной кружки. Медленно не потому, что аккуратно, а потому, что кружка пива была далеко уже не первой.

— Привет, — я брякнул свои стаканы на стол, деревянный, выкрашенной той же синей краской, что и сама пивнуха снаружи.

Пузан поднял мутноватый взгляд, неторопливо и обстоятельно кивнул и продолжил чистку рыбы. Сверху над ним покачивалась бумажная полоска, к которой прилипли черные точки мух и недовольно жужжащая оса.

— Ершан, — протянул я руку. Как-то я уже привык к этому имечку.

— Жанар, — новый знакомый подумал, — Паланович.

— Чего грустим, Жанар Паланович?

Тот тяжело вздохнул.

— Неужто жена?

Ага, угадал.

Через некоторое время, которое прошло в рассказах о женском коварстве (с Жанара — рассказы, с меня — сочувствие), мы уже были чуть ли не лучшими друзьями. Действительно, все упиралось в жену. Если быть точнее, даже в жен, которые не понимают, не ценят и не отпускают мужей отдохнуть и расслабиться душой. В связи с чем бедный Жанар дует пиво в одиночестве, так как дружков не пустили жены, а он сам тихонько сбежал и теперь боится, что по возвращению его ждет скандал.

— Еркам, а чего это ты не пьешь? — наконец-то заметила внимательная жертва феминизма.

Был я уже для него и Ершаном, и Еркамом, и Ерилом, и даже Маркатом. Мне-то какая разница?

— Деньги забыл, — беззаботно махнул я рукой.

— Не дело… Возьми себе… И мне… Угощаю… — язык моего собутыльника — сокружечника? — уже начал заплетаться.

Клиент созрел.

Созревший Жанар выудил из бокового кармана пиджака кошелек, такой, знаете, черный мешочек, с блестящими шариками защелки, и шлепнул по столу купюрой.

— Возьми себе! И мне… Тоже…

Я проследил за кошельком. Ага. Вернулся в тот же боковой карман. И деньги там еще остались.

Ну да, ну да, вы все поняли правильно. Я собирался влезть в карманы пьяному. Да, это плохо и никогда так не делайте, потому что это воровство, а воровство — это преступление. Но, к сожалению, для меня другого выхода сейчас нет. К тому же, как говорил дядя Стэн "Когда рядом нет полиции — все законно". [5]

Покрутив в руках выданные средства — червонец, не красный советский, а невразумительный серо-синий, с надписью "Десять рублей" и портретом товарища Афосина, мрачно смотревшего куда-то в бок.

— Две пива и рыбы.

— Темнеет уже, собирались бы вы.

— Последние.

Я подхватил кружки в одну руку, другой подцепил воблу, сгреб сдачу к себе в карман (да, я мелкий воришка), и двинулся к столику.

Кружки здесь, кстати, чуть отличались от привычных советских. Они были какими-то более пузатыми, и вместо четких узких граней обладали более широкими и смазанными. Ну, по крайней мере, можно было быть уверенным, что в них влезет поллитра пива. А то была у меня в свое время кружка, подаренная приятелями, так в нее поллитровую бутылку пива влить не удавалось. Вернее, удавалось, но пиво становилось в точности до самых краев. А пена, естественно, стекала вниз по стенкам.

— Жанар, по последней и домой.

— Мугу…

Я проследил за тем, как он выхлебал кружку и начал оседать.

— Не-не-не, пойдем домой, — подхватил я его под руку, — Где живешь?

— Вкзальная, двацатьтри, кртира двацать.

— Двинулись.

Мы вывалились на свежий воздух. Действительно, уже стемнело, зажглись фонари. Та-ак. Вокзальная — это вот эта самая улица, на которой стоит шалман. Дом "дцацатьтри" — на той стороне…

— Вперед, кавалерия.

Кентавром — получеловек-полуалкаш — мы перешли улицу прямо поперек, благо машин поблизости не наблюдалось. А встреч с милицией я не очень боялся. В данный момент я не совершаю ничего предосудительного: транспортирую домой подвыпившего товарища. Сам же я трезвый как стеклышко, ибо кроме двух стаканов воды не выпил в пивной больше ничего.

— Быва-али мы весе-олые-е…

— Жанар, молчать.

— …на у-урканской сосне-е…

— Да утихни ты! — прошипел я. Затащив певца во двор, я приземлил его на лавку, одновременно извлекая из кармана кошелек. Чужой, естественно, кошелек, из чужого кармана.

Не торопясь — кто ж торопится, раскрывая СВОЙ кошелек? — я вынул из него несколько бумажек и горсточку монет, примерно ополовинив содержимое.

— Не зна-ал тоски-и кручи-инушки!

Забрать весь кошелек, конечно, безопаснее: достал из кармана Жанара, положил в свой, две секунды и все. Однако попробуйте угадать реакцию — его или жены — когда наутро обнаружится пропажа. Может, подумает, что потерял, а может и решит, что украли. Обратится в милицию и пойдет ориентировка на некоего молодого человека, который, между прочим, совершенно не хочет такого счастья. Совсем другое дело, если кошелек обнаружится на месте, и даже с деньгами внутри. Некоторая недостача будет списана на веселый вечер и мысль о краже, скорее всего, даже не ворохнется.

— До бу-удущей весны-ы!

Опуская похудевший кошелек в карман хозяина, я кончиками пальцев нащупал что-то еще. Коробок спичек и перочинный нож. Простенький, с железной рукояткой и одним-единственным лезвием. Нимало не сомневаясь, я переложил и то и другое в карман джинсов. Их исчезновение точно спишут на потерю: нет на свете воров, специализирующихся на краже спичек и грошовых ножей. А мне сейчас все пригодится.

Подхватив снова обмякшее тело, я доволок его до подъезда. Двадцатая квартира. Второй этаж, вторая дверь. Устроив утомившегося Жанара на ступеньках, я позвонил в дверь и сбежал. Остановился у подъездной двери и прислушался.

Ага. Вот дверь открывается… Хм. Странно. Молчание. Ну, надеюсь, жена его не убила скалкой сразу.

"Удачи, мистер Жанар".[6]

Я вышел на улицу, под желтый свет фонарей. Теперь у меня завелись какие-никакие денежки и завтра их нужно будет потратить на разные нужные вещи. Но это завтра. Сегодня у меня появилась одна серьезная проблема.

Где мне, черт побери, ночевать?

[1]Который, как известно, в телефонной будке и жил

[2]Pat — одновременно имя официантки (сокращенно от Патрисия) и глагол, означающий "Похлопайте"

[3]Телефонный номер из фильма "Афоня"

[4]Из старого дореволюционного анекдота про пьяного купца и не менее пьяного извозчика: — До Плоицкой Трощади! — До Плоицкой Трощади? Корок сопеек!

[5]Дядя Стэн — персонаж мультсериала "Гравити Фоллз", старый мошенник

[6] Намек на шутку про Нейла Армстронга и его соседа, мистера Горски

Глава 6

Я врезал ногой по доскам ограды. Прислушался. Ни собачьего лая, ни ругательств сторожа, мол, кто там балует. И если отсутствие реакции сторожа ничего не означает — может, он спит себе в укромном углу или обходит владения с другой стороны — то ни одна приличная собака такое нахальство просто так не спустит. Хотя бы тявкнет для приличия, мол, надрываться ради какого-то приблуды не собираюсь, но ежели ты собираешься влезть на охраняемую территорию и чего-нибудь попятить — я буду против.