Исторические любовные романы

– Сент-Джон. – В воздухе повисла напряженная тишина. У леди Уинтер перехватило дыхание. – Кристофер Сент-Джон? – Ее давно уже нельзя было ничем удивить. В свои двадцать шесть лет Мария имела огромный опыт за плечами и перевидала на своем веку многое. – Этот сэр, конечно, богат, но брак с ним разрушит мою репутацию. После этого замужества я стану бесполезной для тебя. – В этот раз замуж выходить не обязательно. Я еще не до конца выкачал имущество твоего покойного супруга, лорда Уинтера. Мне…

О Боже! Какие только мысли лезут ей в голову! – То есть вы и есть мисс Кэролайн Даттон? Ему известно ее имя? Господи, неужели Уиламина Феррел не просто так грозилась обратиться к адвокату? – Да, это я, – кивнула Кэролайн, чувствуя, как заколотилось сердце. – Чем могу служить, сэр? – Меня зовут Дрейтон Маккензи. Или же – герцог Райленд. Герцог Райленд? Что ж, звучит впечатляюще. Сердцебиение начало возвращаться в норму. – Вот как? – прохладным тоном произнесла она. – Тогда позвольте узнать,…

И еще его губы. Амелия судорожно вздохнула, глядя на них. Они были воплощением греха. Высеченные рукой мастера, губы не были ни пухлыми, ни тонкими, они были твердыми. Бесстыдно чувственными на фоне волевого подбородка, скульптурных скул и смуглой кожи. Вероятно, иностранец. Ей оставалось лишь воображать, как выглядит все его лицо. Губительно для женского самообладания. Но не только его облик заинтриговал ее. Он двигался как хищник, решительно и в то же время соблазняюще, он двигался к цели. Он…

В моем описании она предстает немолодой – тогда она действительно была намного старше меня, хотя теперь я знаю, что ей не могло быть больше двадцати пяти – двадцати шести лет. Она была само совершенство, и поэтому одно лишь ее поспешное, неосторожное движение говорило о многом. Трое служанок выбежали из леса и кинулись к леди Элисон. – Мужчина… какой-то мужчина схватил ее! Одна из женщин пронзительно вскрикнула. Леди Элисон бросила на нее один только взгляд, и сразу же воцарилась тишина.…

– Наш заброшенный уголок земли здесь, в Гавре, тоже пострадал, – подтвердила Шарлотта. – Мы живем словно в аду. – Она с любопытством смотрела, как парень с девушкой переходят улицу. Когда девушка оглянулась, парень сильно дернул ее за руку. – Чаще всего этот ад мы творим собственными руками, – продолжила Шарлотта. – Что до условий нашего контракта, мой патрон и я договорились, что он заплатит нам тысячу фунтов просто за предпринятую попытку и вдвое больше, если указанный им человек благополучно доберется…

– Именно, – Маркус расплылся в очаровательной улыбке. – Ты ведь не собираешься сделать предложение одной из них? Герцог бросил на друга красноречивый взгляд и отпрыгнул, уворачиваясь от ловкого выпада. – Как бы я ни хотел помочь тебе, старина, я слишком дорожу своей свободой, чтобы принести такую немыслимую жертву, даже ради тебя. – Да брось, Маркус, – послышался веселый голос с боковой линии фехтовального зала, коим служила одна из комнат в доме Маркуса. Хит Гриффин, маркиз Клейбурн, сидел развалившись…

– Заплатишь жизнью, если отпустишь ее, – предупредил рыцарь молодого воина, и мгновение спустя он уже сидел верхом на своем скакуне. Мать-настоятельница опустилась на колени в холодную грязь. – Да пребудет Бог с тобою, моя маленькая Рен. Не дай им погубить себя. Никогда не забывай… Все, что говорила дальше аббатиса, никто уже не слышал: рыцарь пришпорил коня и остальные последовали за ним. Под мощными копытами лошадей взметнулись черные комья земли, рассыпавшись грязной неровной дорожкой вдоль…

Хопкинс отвел взгляд. – Прошу прощения, миледи, но негодяи охотятся не только за драгоценностями. Взглянув на свою ночную сорочку, Аланис залилась румянцем. – Мне… мне нужна Бетси. Накинув на плечи пелерину, она собиралась выйти, когда Бетси, горничная, влетела в ее каюту. – Беда, миледи! – выпалила она. В этот момент второй залп потряс корабль. Они упали на пол. Лампа Хопкинса разбилась, и свет погас. Бетси закричала. Аланис вцепилась в стойку кровати и подтянулась. Хопкинс подал руку…

– Да, я помню, – прервал ее Натаниэль. – К моменту, когда мои соседи вернутся с работы, я освобожу проход. Хмуро оглядевшись, он продолжил: – Только вот не знаю, куда я все это размещу. Кажется, я недооценил свой багаж. Хозяйка была явно не из тех, кто не умеет считать деньги. – Тут есть подвал. Всего лишь два шиллинга в неделю. Мгновение Натаниэль оценивал это предложение. Конечно же, он снимал комнату лишь на какое-то время. Но на какое? Этого не знал он сам. Неизвестно, сколько времени пройдет,…

Проживи Филипп сто лет, и тогда он не смог бы забыть образ своей любимой, запечатлевшийся в его памяти после той последней сцены: завернувшись в покрывало, наспех сорванное с постели, она стояла перед ним с гордо вскинутой головой. Черные волосы беспорядочно рассыпаны по обнаженным плечам, огромные серые глаза, потемневшие, как тучи перед грозой, – Фьора и сама была как буря, все сметающая на своем пути. Она не выбирала слов. Отец никогда не принуждал ее к повиновению и покорности. Эти слова просто-напросто…

Эта телеграмма – ошибка, иначе и быть не может. Поместье – не только их дом, но и залог их безбедного будущего. Клэр уверяла себя, что страшная весть – плод воображения перепуганной старухи. И все-таки ее терзал страх. Улучив минуту, Эмили вновь попыталась вырваться из рук сестры. – Я пойду сама! – Не глупи, Эм. Мы уже почти на месте, – сказала Клэр, приближаясь к трапу. Эмили вынырнула из-под ее руки, поправила свою желтую шляпку и покрепче оперлась на тонкую белую трость. – Дальше я пойду…

Таким образом, я выделялась среди всех своих братьев и сестер – от ближайших по возрасту меня отделяло по нескольку лет. Я выделялась и внешне, унаследовав от матери темные волосы и голубые глаза, тогда как остальные дети пошли в отца – с его льняными волосами и карими глазами. Я выделялась даже тем, – и это, пожалуй, самое главное, – что была единственным человеком в семье, который не был нужен дому и, в свою очередь, сам не нуждался в нем. Еще до того, как умерла матушка, в семье уже начали поговаривать…

Всадник как раз спешился и приближался к девочке. Она все еще героически боролась с болью, когда увидела прямо перед собой пару пыльных сапог с огромными острыми шпорами. Обладатель этих сапог поклонился и сказал ласковым голосом: – Вставайте. Не будете же вы сидеть все время на земле? Но она упрямо не поднимала глаз и процедила сквозь зубы: – А что вы предлагаете? Чтобы я вскочила и упрыгала домой на одной ноге? Мужчина хмыкнул, а затем сказал: – Вот упрямая девчонка мне попалась! После…

– У меня уродливое лицо? Посмотри-ка на себя в зеркало, – насмешливо произнес Найджел, а потом начал напевать: – Томасу нравится Джасмин, Томасу нравится Джасмин. Томас влюблен в маленького Коричневого Скорпиона. Боль пронзила сердце Томаса. Ну почему брат больше его не любит? Ведь когда-то они вместе смеялись, играли, ловили лягушек, баловались. Они заступались друг за друга, как лучшие друзья. Но четыре года назад Найджел серьезно заболел. Томаса вместе с тетей и дядей отослали в теплый солнечный…

Лорд Хит не любил Рождество. Как правило, он всегда проводил его в Блумфилд-Холле, своем имении в Гемпшире. Это был его любимый дом, за исключением рождественского времени, когда его наводняли все, кто мог похвастать хоть каким-нибудь, даже самым отдаленным, родством с Эймсами. А также все их супруги, дети, а иногда даже домашние животные. Его семья на протяжении последних лет ста была на удивление плодовитой. Все это было "веселой возней" – так семейные хроники описывали рождественские…

А ее творческая, вернее сказать, генетическая лаборатория… Вход в нее будет закрыт для непосвященных. Всякое, в конце концов, ремесло имеет свои тайны, порою даже не слишком приглядные. Например, производство душистого мыла… На самом деле это ужас что такое! Менее благоуханное занятие просто трудно себе представить! И вообще — когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… Если уж стихи растут из сора и не ведают в том стыда, то родословным сам Бог велел, считала Лидия. — Кстати,…

Все, что видела Роберта, – строку, объявлявшую о том, что ее приданое – цветущее дерево персика. – Это для рифмы, – пояснил отец, начиная сердиться. – К слову «приданое» трудно подобрать рифму, поэтому пришлось срифмовать его с персиковым деревом. В данном случае дерево – это, очевидно, синекдоха. Роберта непонимающе уставилась на него. – Это стилистический оборот, состоящий в употреблении целого в значении части, – нетерпеливо добавил он. – А целое – это поместье Уортонов и Малмсбери. Ты прекрасно…

– Позволю ли я тебе жить? Не знаю. Тяжелая пауза. – Не знаю. – В таком случае у меня нет выбора, верно? Не хочу умирать, хотя, если бы не ты, к этому времени уже был бы мертв. Но не знаю, как тебе это удалось. Меня захлестнула гигантская волна, а рана в боку… скорее всего я бы умер от нее еще до того, как погрузиться на дно. В эту секунду я осознал, что не чувствую боли, которую ранее причиняла мне глубокая рана в боку. Теперь же я не чувствовал ничего, кроме сильного, мерного биения собственного…

Он медленно повернулся и внимательно посмотрел на дочь. Глаза его были такими же голубыми, как и у нее. Это был пожилой мужчина в отличной форме, подтянутый и элегантный, лысый, с густыми бакенбардами и круглыми, как у младенца, щеками над пышными усами, тронутыми сединой. Поднявшись из самых низов, отец ее стал одним из богатейших людей на всем восточном побережье. Джемма вздохнула с облегчением: похоже, разговор начался удачно. – Я так рада, что мы думаем одинаково, – произнесла она. – Теперь,…

– Еще одна женщина убита, – сказала Линдси, не отрывая взгляда от статьи, – задушена, как и первая жертва. Полиция полагает, что это дело рук одного и того же преступника. Линдси была редактором женского журнала и вела колонку светских новостей под названием «Биение сердца». Тору было известно, что она очень много работает, и он искренне уважал ее за это качество, поскольку сам был настоящим трудягой. Помимо работы на пристани, где он командовал докерами во время погрузо-разгрузочных работ на судах…