Книги из серии "Нравоучительные сюжеты"

– Иди и не бойся, мальчик, дорога ведет только вперед! – услышал он напутственные слова. А мне подумалось, как много откроется перед ним новых дорог: на суше, на море, в воздухе и даже в космосе. Не все они будут гладкими и легкими. Но какую бы он ни выбрал, она поведет его только вперед!

– Нет, из этой пташки орла никогда не сделаешь! Ох и наградила же судьба меня кадром! А на следующий день случилось это. Возвращаясь из третьего по счету полета, по непонятным ни для кого причинам Иван Пташкин принял рулежную дорожку за посадочную полосу и по всем правилам осуществил на нее заход. Разбив на куски два совершенно исправных истребителя и повредив третий, он, к счастью для себя, отделался лишь легкими ушибами. Майор Логвиненко хватался за кобуру с недвусмысленным видом. – Расстреляю! –…

День был уже на исходе, и беспокойные сумерки опускались на чужую землю, исхлестанную воронками от взрывов и следами от гусениц, когда въехал генерал-майор танковых войск Буслаев, принявший под командование армию, на эту поляну в сопровождении двух танков. Молодцевато выпрыгнув из своей «единицы», направился к танкистам. Сына он увидел еще издали. Размахивая сорванным с головы черным шлемом, тот о чем-то горячо спорил с окружившими его танкистами. Теплый весенний ветерок ласкал мягкие пшеничные…

– А я ведь уже знаю. Конференция прошла отлично. Но вам не бросилось в глаза одно обстоятельство? – То, что вас на ней не было? – Вот именно. Однако, ради всего святого, не подумайте, что это произошло от какого-нибудь высокомерия или чего еще. Все гораздо проще и сложнее. Но сначала давайте-ка выпьем за знакомство. Мы чокнулись, и полковник раздумчиво повторил: – Все гораздо проще и сложнее. Я не пришел на конференцию, потому что боялся расплакаться. Чего угодно мог ожидать я, но только…

Тридцать лет прошло после этой встречи. Я почему-то верю, упрямо верю, что, преодолев на своем пути все солдатские невзгоды, может быть еще не однажды побывав в госпиталях, Муртаз с орденами на груди возвратился в родной Самарканд. Давно уже выросли его дети и трудятся во славу нашей земли. А снег… он сейчас именно такой, каким хотел его видеть мой случайный знакомый, как и тысячи других воинов: он белый-пребелый, совсем как хлопок в далеком и солнечном Узбекистане.

– Беру! – крикнул он яростно и прыгнул вперед. Мгновения оказалось достаточным, чтобы швырнуть назад немецкую гранату. Грохнул взрыв. Но, очевидно, граната упала в стороне и никого не поразила, потому что уже другая засвистела в воздухе. Он подхватил ее на лету и с тем же ожесточением швырнул обратно: – Получай назад, фашистская морда! Истошный стон раздался за деревьями. – Ага! Не нравится, – в ярости закричал Виктор. Изогнувшись в нечеловеческом прыжке, он поймал третью гранату и бросил в…

И тогда Валентина смело его обняла и поцеловала в губы. И он тоже ее поцеловал и побежал за двинувшейся вперед подножкой вагона, а потом долго махал из тамбура, пока не скрылась из глаз высокая прямая фигура Валентины, продолжавшей стоять под дождем. Вместе со Страховым в одном купе ехали двое: щеголеватый немолодой блондин сидел без пиджака в кремовой льняной рубашке с ярким широким галстуком, явно заграничного происхождения, и равнодушно читал газету. Русоволосый парень в синем спортивном костюме…

– Шире шаг… живей… Востриков, почему и зачем в строю качаешься. Ты разве вчера был у тещи на блинах? Она тебе их с самогоном подавала, что ли? И каким же облегчением было услышать голос наконец-то смилостившегося старшины: – Шагом… раз, два, три! Рота замирала у краснокирпичного здания столовой, отстучав положенное количество «шагов на месте», А потом мы врывались в просторный зал, и он наполнялся веселыми голосами, звоном ложек и вилок. Запах вкусного борща заставлял нас немедленно прощать…

– За что же именно? – удивленно приподнял голову человек. – Я вредил тебе всю свою жизнь, – тихо, но твердо вымолвил черный. – Разве ты не знал об этом? – Нет, не знал, – строгим шепотом ответил ему человек. – Тогда послушай, – быстро продолжал черный. – Мы почти тридцать лет шли по жизни рядом, начиная со студенческой скамьи. И ни на один день, и ни на один час я не выпускал тебя из вида. Я следил за тобой и все время тебе вредил. – Что же ты сделал? – спросил человек устало. – Помнишь,…

Мужчина снял соломенную шляпу, и ветер набросился на его седые редкие волосы, обнажающие на макушке красноватую лысинку. Женщина осталась в одном купальнике с белым пауком на груди. Ей не терпелось в воду. Повернувшись к морю, она оценивающим взглядом ловила белые гребешки волн, старательно заправляла темные волосы под резиновую шапочку. Ее гибкие, согнутые в локтях загорелые руки при этом двигались так изящно, словно она выполняла какую-то, одной ей известную зарядку. И, честное слово, вся устремленная…

– Вы наблюдательны, – сдержанно похвалил редактор. – Следовательно, Анатолий Власович, – горячо продолжал новый сотрудник, – в этой записной книжке могут быть его последние мысли, записи о ходе последнего боя. Ведь они все погибли, отражая танковую атаку. Возможно, что он, видя, как фашистские танки переваливаются с бугра на бугор, записал в ней последние свои слова что-то жене и детям, а быть может, и всему нашему поколению. – Что-то патриотическое, – подхватил редактор. – О! Тогда мы имеем…

На потрепанных экземплярах давно уже изданных его повестей и романов еще не просохли на автографах чернила, а старик едва-едва успел поправить расческой свою седую редкую шевелюру или, если говорить точнее, все что от нее осталось, когда в комнату вошла молодая женщина, ярко одетая, с тонкими подкрашенными бровками над грустно-сияющими темно-синими глазами. Смущенно теребя театральную замшевую сумочку, она проговорила: – Дмитрий Кондратьевич, я очень люблю вашу повесть «Под облаками». Это моя самая…

– Угу, – донеслось с верхней ветки. – Да ты чего разгугукался! – сердито воскликнул Вовка. – Угу да угу, и ни одного больше слова. Глухонемой, что ли? – Угу, – повторилось сверху, и за этим односложным ответом последовало сердитое сопение. – Обиделся, что ли? – пожал плечами Вовка. – Вот чудак, с тобой и пошутить нельзя. Разве можно на шутку обижаться? А небось, как и я, в пятый класс ходишь. – Угу, – подтвердил собеседник. – Вот и сам согласился, – ободрил Вовка. – Давай я повыше залезу…

– Так вы что же, – продолжала свое наступление дама, – так и не уступите женщине места? Кто-то из стоявших позади неуверенно подал голос: – Да хватит, что вы к нему пристали? – Что хватит? – воинственно обернулась женщина. – Ишь, какой заступник выискался. Для него что! Правила Моссовета не существуют, можно подумать. Вырастили подобных на свою голову. По лицу мужчины нервным тиком промчалась судорога, но он сдержался, и оно вновь стало предельно спокойным. В эту минуту троллейбус остановился,…

– Было два инфаркта, – не повернув головы, тихо ответил председательствующий. – Третьего он не выдержал. – А я-то, – громко вздохнул Лобанов, – а я-то все навестить его собирался. – Жалко, что не успел, он тебя так ждал, – суховато отозвался Нефедов и заглянул в лежавший перед ним листок. – Тут осталось двое выступающих. Ты заключать будешь? – Нет, – хрипло ответил Лобанов, – я с твоего разрешения выйду, Саша. На воздух выйду. – Давай, – внешне не удивляясь, согласился председательствующий…

– Мошкарики, да вы что, – обращался он к нам отнюдь непедагогично. – Да какой человек может не любить дерево! Мыслима ли без дерева жизнь, я вас спрашиваю? Ведь каждое дерево, оно тоже свою душу имеет, и эта душа чистая, как молитва. Возьмите осину, это дерево сухое, строгое, как иной нелюдимый человек, который про себя как бы живет. А березка, она ласкунья, нежная и тонкая, тонкая словно песня. Дуб, он силу от природы в себя вобрал и от человека силы потребует, когда его обрабатывать начнешь, стало…

Розовые щеки председательствующего сначала побелели, а потом лицо его покрыла волна бурого цвета. – Все? Высказались, Михаил Михалыч? – спросил он, поднимаясь из-за стола. – Тогда можете быть свободным, дальнейшее обсуждение вопроса мы продолжим без вас. – Как знаете, – возмущенно выкрикнул тренер и, повалив на своем пути стул, направился к выходу. Что-то дрогнуло в лице председательствующего, и, стараясь поскорее взять себя в руки, он, смягчаясь, произнес: – Стареет Михаил Михалыч, стареет.…

– Папа, а это правда? – сонно спросил Петя. – А откуда я знаю, – усмехнулся отец. – Сам не видел, мне тоже рассказывали. Ты спи. И ушел. А Петя долго еще ворочался в постели, вспоминая свои неудачи и думая о знаменитом футболисте Бутусове. Неожиданно комната наполнилась ярким светом, таким ярким, какой по утрам бывает в самые погожие денечки. Петя раскрыл глаза и с удивлением увидел, что он в комнате не один. На том самом месте, где вечером сидел отец, он увидел грузного человека с седыми висками,…