...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)

Он назвал свое имя, которое показалось мне знакомым, где-то между правительством и тяжелой промышленностью. Ну, да ведь всех не упомнишь. И я поторопился.

Промышленное правительство ждало меня у входных дверей.

— Нельзя терять ни минуты, — строго сказал он, пока мы вскарабкивались по лестнице. — У моего сына Ионы скоро бар-мицва, ему нужна речь.

Я хотел немедленно вернуться домой, но он меня остановил.

— Пожалуйста, не разочаровывайте нас, — взмолился он. — Мы рассчитываем только на вашу помощь. Мальчик так любит и почитает нас и не имеет иной заветной мечты, кроме как поблагодарить нас от всего сердца за все наши благодеяния.

— Ну, и пусть благодарит.

— С помощью речи.

— Пусть сам ее и напишет.

— Этого он не умеет. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Вы должны нам помочь. Только такие гении, как вы, способны на это. Само собой разумеется, за гонорар, если вы так хотите. Но деньги не играют никакой роли. Важно только время. А оно поджимает. Дорог каждый час. Каждая минута. Да поймите же вы, наконец! Поймите отчаявшееся отцовское сердце.

И он попытался упасть передо мной на колени.

Я остановил его и почувствовал, что таю.

— Только одну малюсенькую речь. Полную чувств, переполняемую детской благодарностью, желательно в стихах. Сколько раз в жизни бывает бар-мицва? И в этот один-единственный раз вы не можете отказать.

Я действительно не мог. Отчаявшееся отцовское сердце победило меня.

— Когда вам нужен конспект?

— Вчера. Мы уже накануне.

— Но мне нужно по меньшей мере пару дней.

— Это невозможно! Подумайте, ведь ребенку надо весь текст выучить наизусть. Сегодня вечером, умоляю! Сегодня вечером!

— Ну, хорошо. Скажем, в девять.

— В половине девятого! Я удвою гонорар, если вы подготовите к половине девятого!

Он едва не целовал мне руки. Уже от дверей он крикнул мне:

— В восемь! Не забудьте, самое позднее — в восемь!

Дома самая лучшая из всех жен встретила меня новостью, что кто-то только что позвонил и сказал только "без десяти восемь". Я сказал ей, что она меня чрезвычайно обяжет, если сварит чрезвычайно крепкий кофе и позволит мне поработать.

Затем я попытался внушить себе кипение ума и духа юного Ионы. Как бы он мог его выразить? Вероятно, так:

О мои дорогие родители, Обо мне вы заботились длительно. За то от меня благодарность вам будет. Вы действительно очень приятные люди.

Может быть, несколько суховато, но, по крайней мере, подходящее начало.

Пока я обдумывал продолжение, почтальон принес букет цветов с карточкой: "Всего наилучшего! Пожалуйста, в половине восьмого!".

Следующая строфа звучала:

В этой данной мне вами жизни прекрасной Я с рожденья катаюсь, как сыр в сливочном масле. Подарили мне жизнь вы, конечно, недаром, И за это я руки вам жму благодарно.

Последовала следующая помеха в виде телефонного звонка.

— Как продвигается? — осведомилось отчаявшееся отцовское сердце. — Что-то уже готово?

Я ознакомил его с имеющимися результатами.

— Неплохо, — высказался он. — Но было бы неплохо зарифмовать и имя мальчика. Ведь он нас просто обожает. Значит, в двадцать минут восьмого?

— Я приложу все силы, — обещал я, отключил телефон и вернулся к поиску рифмы к имени Иона. Оно было слишком нелепо. Ну, почему люди не могли назвать своего никчемного отпрыска как-нибудь иначе? Скажем, Муля, с уже встроенной рифмой к "сынуля"? Я уже молчу про Эфраим, воистину образцовое имя, которое само собой рифмуется с "Иерушалаим", и вообще ко всему подходит. Так нет ведь, именно Иона, будь они неладны.

Наконец, я поймал:

Вам в подарок, родители, алые розы, Вам мои благодарные слезы, И давно уже в зале влажны микрофоны От умильных рыданий вашего Ионы.

Экстренный курьер вырвал бумагу из моей пишущей машинки и исчез. Я практически вовремя сдал работу. Затем я погрузился в глубокий, полный сновидений сон.

Неделя проходила за неделей, но я не получал никаких сведений ни от моего банка, ни от работодателя.

В конце концов я сам поднял трубку телефона и спросил его, остался ли он доволен.

— Чем? — переспросил он.

Не без гордости я представился как составитель высокохудожественной речи, которую держал юноша Иона на праздновании своей бар-мицвы.

— Ах, да, верно. Припоминаю. К сожалению, у меня не было времени прочитать вашу рукопись. Перезвоните позже.

— Завтра утром? В восемь?

— Ну, к чему такая спешка? Может быть, после обеда. Или на следующей неделе.

Дух первопроходцев

Не так-то просто, достигнув преклонного возраста, оставаться при этом все таким же юным и бедным.

Девяносто лет, а ума нет

"Общество интенсификации всетурецко-еврейской интеграции", сокращенно ОИВЕИ [23] , было основано в начале ХХ века с целью защиты интересов еврейской общины в турецких учреждениях. Оно энергично начало свою полезную деятельность и даже попыталось отменить запрет на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания, что ему и впрямь удалось путем успешного подкупа одного за другим трех пашей.

Спустя некоторое время, однако, это общество стало ощущать, — что типично для всех еврейских обществ, — недостаток денег. Что делают в таких случаях? Идут попрошайничать. Так было и с ОИВЕИ. Везде по миру, где только встречались евреи, появились бело-голубые копилки, что нам столь близки и дороги, и на которых нарисован маленький мальчик, держащий в руке копилку, и так далее, пока не получили достаточно денег, чтобы купить у турок дискуссионную и обрезную свободу.

23

Ойвей — еврейское восклицание на идиш, выражающее огорчение или страдание.

Одновременно возникла короткая песенка, которую пели по соответствующему поводу:

Давно евреи в мире знают, То, что их родина — Израиль. И если то еврей забудет, То под ярмом турецким будет. И миру говорим мы дружно: Нам очень много денег нужно!

Евреи по всему миру приняли призыв ОИВЕИ с открытыми ушами и такими же карманами. Пожертвования поступали столь обильно, что ОИВЕИ смог расширить поле своей деятельности. Были воздвигнуты административные здания с многочисленными служебными помещениями, письменными столами и прочими принадлежностями, и всякий, кто принадлежал к этому аппарату, обеспечивал себя на всю жизнь. Добровольные пожертвования были преобразованы в ежегодные взносы, которые по желанию заменялись на ежемесячные платы и, действительно, собирались в том или ином виде. Для евреев во всем мире, по крайней мере, для тех, кто жил в относительном спокойствии и вследствие этого имели худую совесть, считали плату в ОИВЕИ вопросом чести.

Первая мировая война положила конец этому райскому состоянию: англичане отобрали Палестину у турок. И что бы не говорили об английском господстве, они ничего не имели против дискуссий и обрезания. Это был тяжелый удар для ОИВЕИ. Все усилия вновь ввести старые запреты разбивались об английское сопротивление.

Знаменитый конгресс в Сингапуре единогласно проголосовал за продление деятельности ОИВЕИ. Снова были приняты тысячи работников и в каждом крупном городе построено административное здание. Кампании вроде "Канарейки для наших детских садов!" получили новое и всеобщее звучание. В отношении же запрета на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания никакого улучшения не намечалось. Они оставались разрешенными. Турки назад тоже не возвращались.