...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)

Со смешанными чувствами вернул я газету Шультхайсу.

— Ну и ну, — сказал я. — И как скоро собираешься подать в суд на клеветника?

— Никогда, — ответил мой гость. — Мой адвокат посоветовал не поддаваться на провокации, особенно, сейчас, перед самой Олимпиадой. В таких случаях надо придерживаться стратегии хранения холодного рассудка и стискивания зубов, как бы трудно это ни было.

— Но почему?

— Они просто ждут, что я сорвусь. Но я и не собираюсь реагировать на этого лжеца. В конце концов, честный человек отличается от тряпки тем, что он, честный человек, владеет своими эмоциями и не размахивает понапрасну кулаками.

— Мое почтение, Иезекиел, — и полный восхищения, я пожал ему руки. — Я хорошо представляю, как трудно тебе это дается.

— Иногда надо думать и о хорошем, — сказал Шультхайс, сел в свой Роллс-Ройс и уехал домой.

Секрет торговли

Впервые коммивояжер появился три года назад. Он позвонил во все двери, и едва первая открылась, приподнял свой чемоданчик.

— Мыло, бритвенные лезвия — не желаете?

— Нет, спасибо, — прозвучал обычный ответ.

— Зубные щетки?

— Спасибо, нет.

— Расчески?

— Нет!

— Туалетную бумагу?

На этом я захлопнул дверь у него перед носом. Но вчера он позвонил снова.

— Мыло? Бритвенные лезвия?

Меня захватила жажда приключений.

— Да. Дайте мне одно бритвенное лезвие.

— Зубные щетки?

— Я хотел бы одно бритвенное лезвие.

— Расчески?

— Одно бритвенное лезвие!

Безграничное удивление расплылось по его лицу.

— Туалетн… — пробормотал он. — Туалетную бумагу?

Я вырвал у него из рук чемоданчик и открыл его. Чемоданчик был пуст. То есть совершенно пуст.

— Как это понимать?

— Как понимать, как понимать, — гневно вскричал коммивояжер. — У меня еще никто ничего никогда не покупал. Зачем же мне таскать с собой такую тяжесть?

— Понимаю, — кивнул я. — Но зачем же тогда подниматься по стольким лестницам и звонить во все двери?

— Но ведь надо же как-то зарабатывать себе на жизнь?

Операция "суперзвук"

Вначале это было не более, чем мгновенное озарение президента Верховного совета Всееврейского собрания, директора Липовица. По случаю своего ежегодного объезда Израиля он посетил одно из самых южных поселений — "Акционерное общество обработки глинозема" в пустыне Негев. Там ему попался на глаза один работник, загружавший свой грузовик мешками, набитыми колотым стеклом.

— Вы только посмотрите, какой чудесный звук, — увлеченно заметил директор Липовиц, и его глаза вспыхнули. — У меня идея, — поделился он со своими провожатыми. — Как обстоят дела у нашего отделения в Бостоне?

Личный референт достал из своего портфеля карту Соединенных Штатов.

— Рекордные пожертвования, — сообщил он с готовностью. — В прошлом году они собрали свыше десяти миллионов долларов.

— Неплохо, — сказал директор Липовиц, — но могло быть и лучше. Что вы скажете, господа, если завтра мы вручим всемирно известному бостонскому филармоническому оркестру мешок этого чудесного звука. Такой символический подарок с музыкальным смыслом, да еще из святой земли, оркестр, вероятно, еще никогда не получал.

Господа были в восторге. Такая эффектная пропаганда среди еврейских любителей музыки в США могла бы сотворить чудеса. Радость всемирно известных бостонских филармонистов при виде почтальона с мешком битого стекла должна была быть невообразимой.

— Почтальона? — наморщил лоб Липовиц. — Вы действительно полагаете, господа, что я отправлю такой подарок по почте?

Господа услужливо склонились. А Липовиц уже слетел с тормозов.

— Этот мешок должен быть доставлен в концертный зал Бостона самым настоящим израильским грузчиком в национальных одеждах!

И прежде, чем господа разразились восторгами в увлеченном порыве, директор указал на одного истощенного рабочего восточной наружности.

— Он повезет подарок.

— Когда?

— Завтра же! Я отвожу на всю операцию два дня!

Директор Липовиц был не только человеком слова, но и дела. Спустя всего двадцать пять минут Салах Сабати, избранный грузчик, с заграничным паспортом, с разрешением на выезд, командировочными в иностранной валюте, въездной визой, получал последние ценные указания.

— Г-н Сабати, — было ему заявлено, — мы поручаем вам передать наилучшие пожелания от нашего имени и от имени еврейских любителей музыки со всего света. Вам надлежит немедленно выехать в Бостон, чтобы вручить главному дирижеру этот звуковой подарок.

— Но почему я? — вопрошал Сабати в паническом ужасе. — Что я такого сделал?

— Ничего, дорогой друг, ты только не беспокойся. Тебе предстоит долгая дорога. Чтобы еще больше увеличить эффект от нашего пропагандистского мероприятия, мы полетим в Бостон через Вашингтон.

Салах Сабати настаивал, однако, на том, чтобы сходить домой и поужинать крепко наперченной пищей, дабы не растревожить свою заботливую супругу.

Этому, конечно же, следовало воспрепятствовать. И отчаянно упирающегося грузчика затащили в машину, где по обе стороны от него уселись двое упитанных чиновников.

Далее операция проходила без каких-либо происшествий. Только перед самым аэропортом во время неистовой гонки кто-то из расфуфыренного автофургона одного из домов моделей бросил для Сабати в открытое окно машины богато расшитый бело-голубой национальный флаг.

Проход на посадку, — моторы уже ревели для прогрева, — и празднично одетый Салах Сабати в сопровождении директора Липовица и тринадцати чиновников поднялись по трапу в самолет.

— Каждая минута на счету, — заметил директор Липовиц и обратился к пилотам. — А сейчас — полный газ, и на Вашингтон.

* * *

После промежуточных посадок в Афинах, Сингапуре, Маниле и Токио самолет пересекал океан. Полет проходил относительно спокойно, только Салах Сабати, сидя на корточках на полу, постанывал и непрерывно требовал пить. Прививка от оспы, которую ему запоздало сделал в Стамбуле один из представителей министерства здравоохранения, вызвала повышение температуры.