100 дней плена
Шрифт:
«Поможет? Серьезно, поможет? Стоит ли верить?» — услышать такое никак не ожидала. Это вселило слабую надежду. На результат позже посмотрим: сдержит обещание или нет?
В этот момент открылась дверь, впуская коротышку в окружении свиты… и… Матвея…
При виде него сердце бешено заколотилось. Единственная мысль — броситься в объятия, почувствовать тепло, аромат… Успокоить терзания и метания души, наконец.
— Настя! — он хотел подойти, но его крепко удерживали. И судя по покачиванию тела, ударили не без последствий. А мой окровавленный вид вызвал гнев любимого. —
— Пустите его, — командует сутенер.
Матвей опускается рядом, прижимая к себе: нежно поглаживает мой затылок, стараясь успокоить, но меня трясет от неконтролируемых слез, стоит только ощутить его.
Матвей
Настя… Ее лицо… Мое любимое лицо… Твари не раз приложились по нему. Губа разбита и опухла. Скулы покрывают бордовые ссадины, в одном месте — кровоподтек. На руках множественные следы от чужих рук. Боюсь представить, что еще делали… Но гоню эти мрачные мысли.
Я не готов оказался увидеть в таком виде любимую. И в том, что происходит, есть моя вина тоже.
«Маленькая моя… Конфетка…»
— Тшш… — шепчу ей. Она не может успокоиться, дрожит и руками буквально вцепилась в меня, словно исчезну.
— Хватит! — вмешивается сутенер, со звучным именем Антон. Нет, против имени ничего не имею, а вот к этому говнарю хочется употребить говорящую рифму. — Цела твоя девка! Убедился? У нас дела еще сегодня.
— Сегодня я ничего не решу. Придется ждать до понедельника, юристы нужны, — отвечаю ему. Ловлю непонимающий взгляд Насти.
«Все будет хорошо» — показываю ей глазами.
— Значит, она останется у меня, пока не отпишешь бизнес, — злорадствует Антоша.
— Ты пойдешь на это? — сквозь слезы спрашивает она.
— Настя, ни о чем не волнуйся, — пытаюсь успокоить. Говорить о своих реальных планах при всех не могу, за нее ничего не жалко, все готов отдать, вот только играть по чужим правилам не стану…
— Сейчас тебя отвезут в город, — продолжает ублюдок, обращаясь ко мне. — И без глупостей. Если дорога подстилка, если не хочешь, чтобы она пострадала больше, чем есть — не пытайся искать и спасать свою девку, отсюда увезут в другое, более надежное место.
— Понял, не дурак! — а про себя думаю: хрен ты угадал. Сидеть и ждать два дня не собираюсь.
— Ладно, голубки, отлепляйтесь друг от друга.
— Люблю тебя… — говорю на ухо ей.
Настю буквально вырывают из моих рук, она дергается, извиваясь в крепком хвате, и кричит. Автоматически тянусь к ней, но получаю пинок под дых и закашливаюсь до хрипов.
Мой зверь скулит и беспомощно отступает назад, чтобы подготовиться к ответному удару.
Квартира встречает пустотой и гнетущей тишиной.
Страх за Настю разъедает изнутри. Вдруг внезапно осознал, что значит выражение «душа болит» — моя не просто болела, вызывая реальное физическое ощущение в груди, она ныла, не переставая.
Прошло полдня, с момента пробуждения и случившейся истории. На такие «веселые» выходные никто не рассчитывал. Я все думал, как лучше поступить и с чего начать…
Нашел
свой телефон. Странно, но пропущенных звонков не было, ни одного… Если Андрей не причастен, то потерял бы давно. Или нет? Смотрю на камеры — признаков жизни не подают. Кто бы сомневался… И где оставшаяся охрана?Вопросов миллион… Голова плохо соображает, звенящая боль не проходит, хотя тошноты нет — возможное сотрясение мозга исключаю.
Все-таки решаюсь и звоню, пока еще другу. Он отвечает сразу:
— О, привет! А ты чего звонишь?
— Привет. В смысле: чего звоню?
— Я думал, вы уехали… — искренне удивляется Андрей.
— Уехали? И кто такой умный об этом сказал? — пытаюсь услышать нотки фальши в голосе и не нахожу.
— Кто-кто… Виталий… Я же сам посоветовал назначить его главным, как самого опытного и толкового… Ты согласился. Звонит, значит, утром, говорит: распустил всех, сам едет с вами…
— Подожди, — перебиваю. И злость в венах закипает. — А он перед тобой отчитывается?
— Я просил держать в курсе, на всякий случай, для безопасности, — отвечает вполне правдиво. — Не понимаю, что происходит? К чему клонишь?
— К чему клоню… — выдыхаю.
Верю ему, интуиция твердит — не знает, кого пригрел. И есть ли предатели еще? Недолго думая, выкладываю все, как есть, в том числе сомнения. Андрей начинает торопливо говорить, что-то спрашивать, возмущаться и планирует приехать…
— Приеду сам, — вклиниваюсь в его тираду, не менее гневную, чем кричат мои ощущения.
— Уверен? А слежка? — уточняет.
— Пусть следят…
— Давай. Жду.
Отключаюсь. Быстро собираюсь. И еду.
В глазах все расплывается, и я сильнее сжимаю руль, боясь потерять управление. Не стоило садиться вообще. Запоздало думаю, может, поторопился с выводами о сотрясении?
И не перестаю видеть Настю…
«Каким же надо быть моральным уродом, чтоб ударить женщину? По лицу… так низко…» — мечтаю о расправе. Зверь просит крови!
…Знакомые ворота радушно встретили, открывшись сразу, как охрана заприметила мою машину.
Андрей выбежал навстречу.
— Выглядишь хреново, — осматривает меня.
— Поверь, чувствую себя еще хуже…
Он подставляет плечо, заметив слабость в моем теле, опираюсь на него, и идем в дом.
— Вызову знакомого врача, — не предлагает, скорее констатирует.
Я совсем не против: если можно выпить «волшебную таблетку», что избавит от боли и заставит включить голову мгновенно — буду рад.
Располагаемся в кабинете. Заново рассказываю всю историю. По ходу обсуждаем варианты решения.
— Ты бы видел ее лицо… «От души» ударили… — откидываюсь на спинку кресла, прикрыв глаза, и снова Настя всплывает в памяти. — Я эту душу выну из твари — пусть сдохнет…
— Мы спасем Настю, — подбадривает друг. — И бизнес никому отписывать не придется.
— Плевать на бизнес, правда. Скорее из принципа, хрен, что достанется.
— Думаю, кого подключить еще…
— А меня интересует, почему Виталик убежал играть за другую команду? Как так? Сколько он на тебя работает?