100 рассказов о стыковке. Часть 1

Как стало известно позднее, вся кампания по перестройке головной организации советской РKT проводилась по замыслу и при активном руководстве секретаря ЦК КПСС Устинова. Для самого Мишина и его заместителей решение стало неожиданным.

В те дни и позднее было много разговоров о том, что кардинальная смена курса и руководства пилотируемой космической программой была нужна высшему руководству еще по одной важной причине. Надо было признать тему, на которую истратили многие миллиарды рублей, ошибочной, списать на прежнее начальство, списать вообще, уничтожить и забыть. Забыть оказалось невозможно, несмотря на то, что советская пресса полностью замалчивала нашу пилотируемую лунную программу. Слишком много людей создавали уникальный ракетно–космический комплекс, слишком многие вложили в его создание свои идеи, мысли и душу.

Несколько слов о том, что было известно нам в то время о нашем новом руководителе. Представители молодого поколения почерпнули тогда эти сведения от старших товарищей, от коллег, создававших привода и другие компоненты для реактивных двигателей ракет, начиная с 40–х годов.

С конца 20–х годов В. П. Глушко возглавлял в Ленинграде разработку первых жидкостных реактивных двигателей. Через несколько лет он переехал в Москву, где вместе с Королевым создавал первые экспериментальные ракеты. В конце 30–х их арестовали. Глушко повезло больше, его путь в «шарагу» был намного короче. С начала 40–х, а позднее вместе с Королевым, который некоторое время был даже его заместителем (чем Глушко очень гордился), он занимался реактивными двигателями для самолетов. После войны в подмосковных Химках Глушко создавал ракетные двигатели, которыми оснащались все первые королёвские ракеты, в том числе эпохальная «семерка». В конце 50–х — начале 60–х на почве принципиальных разногласий по поводу выбора ракетного топлива и других противоречий их союз распался. Глушко, объединившись с Янгелем и Челомеем, конструировал мощные двигатели, работавшие на азотных компонентах для боевых МБР и ракеты «Протон». Этот «развод» в большой мере предопределил судьбу ракеты–носителя H1, осиротевшей после смерти Королева. В каком?то смысле стало логичным, что именно Глушко оказался могильщиком H1. Действительно, убийственная логика.

То, что восемь лет спустя после смерти Королева именно Глушко занял его место и по–своему продолжил королёвское дело, стало своего рода кощунством по отношению к памяти основоположника практической космонавтики. Такое можно себе представить только в жанре научной фантастики из области воскрешения ушедших в другой мир королей. Фраза: «Змея ты подколодная», — обращенная Королевым к Глушко и подслушанная Сергеем Хрущевым, о чем он рассказывает в своей книге, приобретает в этом плане особенно зловещий смысл.

С другой стороны, у Устинова, не было широкого выбора. Ничья голова так явно не возвышалась над другими главными, в том числе над теми, кого выдвигал в свое время сам Королев. Похоже, и среди замов не нашлось подходящей кандидатуры на пост главного конструктора. Несмотря на то, что в 50–е и 60–е годы в РКТ пришло огромное число молодых людей, почти все они к середине 70–х смогли подняться лишь до уровня главных конструкторов отдельных систем. Интересно разобраться в этом феномене и сравнить его с периодом бурного развития авиации, когда в 20—40–е годы появилось и смогло утвердиться столько талантливых, деятельных и тогда совсем молодых главных. Может быть, это объясняется тем, что самолетные проекты прорастали, прежде всего, из начальной идеи, как из зародыша — изнутри, поскольку изначально самолеты были более автономными летательными аппаратами. С другой стороны, комплексы РКТ почти с самого начала создавались и развивались как крупномасштабные, глобальные и очень дорогостоящие программы и руководить ими могли только зрелые люди, настоящие дипломаты и политики от техники. Хорошо, если они обладали конструкторским даром. А может быть, свою лепту в это дело внесла секретность, которая по–своему расставляла многих по своим местам?

Другой возможной причиной этой устойчивой тенденции можно считать то, что избиение опытных кадров при Сталине часто приводило к выдвижению молодых талантов, на которые оказался так богат наш народ в городе и в деревне. К 70–м годам партийно–государственная бюрократия разрослась вширь и вглубь, а множество деревень полностью исчезли с лица российской земли.

В связи с назначением Глушко любопытно вспомнить другую, на этот раз кинематографическую историю. В 1972 году на экраны вышел художественный фильм «Укрощение огня», впервые рассказавший простым и непростым советским зрителям о создании ракет и космических кораблей. Прообразом главного героя и Главного конструктора стал Королев, а преемником после его смерти — главный ракетный двигателист. Таким образом, создателям фильма, в первую очередь — главному режиссеру Д. Я. Храбровицкому, удалось не только рассказать о секретном прошлом, но и в каком?то смысле предугадать будущее. Вот что значит настоящий соцреализм в искусстве. Научным консультантом фильма стал Черток, однако в самом начале 70–х трудно было заподозрить зама Королева в такой крамоле. Надо отметить, что даже художественный фильм, посвященный ракетной теме, по правилам того времени, первоначально сделали секретным. Чтобы выпустить его на широкий экран, требовалось пройти специальную экспертную комиссию. Дело застопорилось до тех пор, пока фильм не показали самому Устинову. Всемогущему секретарю ЦК КПСС все отснятое понравилось, и мы вскоре смотрели «Укрощение…» с огромным интересом, а в 1973 году даже приглашали на просмотр фильма своих американских коллег.

Не помню, чтобы тогда кто?нибудь обратил серьезное внимание на преемника главного ракетно–космического конструктора, не знаю также реакции Мишина на это научно–фантастическое предвидение.

В 1974 году Глушко исполнилось 66 лет. Скажем прямо, не очень подходящий возраст для того, чтобы изменить направление своей деятельности так резко и так драматично. Однако самое примечательное, что к руководству ракетно–космических комплексов пришел конструктор–агрегатчик. Каким бы сложным, тонким и ответственным ни был ракетный двигатель, он являлся лишь частью большой системы. Каким бы гениальным ни был конструктор этого уникального агрегата, он не мог знать, как увязать все составные части огромной комплексной структуры (инфраструктуры, как ее вскоре стали называть) и как объединить малые и большие команды специалистов, вовлеченных в ее создание и использование.

От нового руководителя ждали, прежде всего, новых стратегических планов. Пилотируемая космонавтика, на которую работало почти полстраны, находилась на распутье. Такие программы, как ЭПАС, ДОС, подобно набравшим инерцию машинам, катились по выбранной дороге. Ключевой вопрос заключался в том, чем заменить закрытую тем же решением лунную программу H1—Л3.

После того как советская космонавтика потерпела фиаско в лунной гонке и испытывала неудачи и трудности в выполнении программы орбитальных станций, необходимо было сначала выработать, а затем реализовать новые проекты. Забегая вперед, следует признать, что в конце концов Глушко удалось оставить заметный след в пилотируемой космонавтике: во–первых, повлиять на программу ДОСов, укрепив ее организационную основу, и, во–вторых, осуществить уникальный проект «Энергия» — «Буран». Последняя, ставшая лебединой песней гениального конструктора ракетных двигателей, так же противоречива, как и сама личность Глушко. Она не поддается однозначным оценкам. Мне еще предстоит подробнее коснуться этой программы в следующей главе.

Глушко начал с того, что предложил приступить к проектированию серии РЛА — ракетных летательных аппаратов. Воплощая идеи Циолковского, которого он считал своим учителем, первый наш Генеральный решил создавать мощные и сверхмощные носители, в чем?то повторявшие фон–брауновскую серию ракет «Сатурн». Им, этим сверхмощным РЛА, как он полагал, предстояло покорить околосолнечное пространство, Луну и планеты. Реорганизованные проектные подразделения нашего КБ в последующие два–три года выпустили несколько томов технических предложений. Предлагалось начать новый виток спирали развития РКТ страны: на развалинах (в прямом и переносном смысле) предыдущей программы создать беспрецедентные ракетно–космические комплексы. Складывалось впечатление, что Глушко, вскоре избранного членом ЦК КПСС, не интересовал вопрос, способны ли отрасль и страна в целом реализовать идеи теоретиков–фантастов прошлого и фанатиков–практиков настоящего. Наверное, так оно и было, Глушко действительно был фанатиком космонавтики.

Фанатики — ледоколы истории. С другой стороны, как известно, от фанатизма до варварства один шаг. В последнем столетии человечество не раз подходило к краю пропасти. Во второй половине XX века разгул бесчисленных и бездонных научно–технических программ граничил порой с цивилизованным варварством. Надо ли было до основания разрушать многомиллиардный ракетно–космический комплекс, нужны ли были две параллельные программы орбитальных станций и многое другое уникальное и… параллельное? Чтобы ответить на эти вопросы в стране, которая истощала последние творческие людские и материальные ресурсы, разрушала экологию, требовалась не «мудрая политика партии и правительства», а лишь простой здравый смысл. К концу своего 74–летнего правления руководители государства потеряли «ум, честь и совесть нашей эпохи». Это, возможно, и стало главной причиной глобального краха социалистической системы.

Занимаясь стратегическими и фантастическими разработками, Глушко в то же время оставался конструктором–прагматиком и учился у нас, своих подчиненных. Он умел слушать. Помню, как вскоре после назначения мне пришлось рассказывать ему об АПАСе. Его интерес был неподдельным, живым. Он меня понимал, чувствовал конструкцию. В целом это качество помогало ему быстро компенсировать пробелы в знаниях РК–комплексов, хотя полностью их ликвидировать было невозможно.

Несмотря на то, что Глушко держался со всеми, даже со своими ближайшими заместителями, на расстоянии, по–настоящему не приближая к себе людей, не создавая вокруг себя команды, он был доступен. По крайней мере я никогда не испытывал трудностей: снимал телефонную трубку, и, если не было совещания, секретарь соединяла с В. П. К сожалению, не могу сказать этого про всех своих больших начальников.

С далеких сталинских времен в практику ВПК вошел культ главных и генеральных конструкторов, поддерживаемый и в последующие годы, неизменно и всесильно. Система большого культа создавала вторичные культовые подсистемы. В технике высоких технологий такой организационный подход позволял не только концентрировать силы, энергию и знания, но и за счет этого достигать поставленных целей в кратчайшие сроки. Так создавались новые самолеты, танки и пушки, а позднее — ракеты, спутники, полезные грузы для них. Под руководством главных и генеральных аккумулировались большие научно–проектные и производственно–испытательные силы. Коллективы специалистов постепенно набирали умение и мощь, что приводило к появлению все более совершенных образцов техники. Как говорили тогда, «мы шли от победы к победе». Система работала особенно хорошо, если во главе научно–технических «королевств и княжеств» оказывались талантливые самобытные личности. Первоначально так оно, как правило, и было. К сожалению, настоящая культовая система лишена важнейшего качества — самовоспроизводства. На место истинных лидеров часто приходили посредственные технические руководители. Партийно–бюрократическая система, постепенно набиравшая силу, способствовала этому процессу. Следует отметить, что нашему предприятию в этом смысле повезло: им руководили настоящие технические специалисты.