100 великих загадок истории

Между тем уцелевшие члены семьи Романовых, рассеянные по разным странам Европы, не оставляли надежды, что «Анастасия» всё же действительно является чудесно спасшейся царской дочерью. По просьбе великой княгини Ольги Александровны, сестры Николая II, летом 1925 г. в Берлин отправился француз Пьер Жийяр — бывший воспитатель царевича Алексея. «Мы просим вас, — писала Жийяру великая княгиня, — не теряя времени, поехать в Берлин вместе с господином Жийяром, чтобы увидеть эту несчастную. А если вдруг это окажется наша малышка! И представьте себе: если она там одна, в нищете, если всё это правда… Какой кошмар! Умоляю, умоляю вас, отправляйтесь как можно быстрее! Вы лучше, чем кто бы то ни было, сумеете сообщить нам истину. Да поможет вам Бог!»

27 июля 1925 г. Пьер Жийяр и его жена вошли в палату Мариинской больницы в Берлине, где лежала страдающая многими болезнями «Анастасия». «Я задал ей по-немецки несколько вопросов, на которые она отвечала невнятными восклицаниями. В полном молчании мы с необычайным вниманием вглядывались в это лицо в тщетной надежде отыскать хоть какое-то сходство со столь дорогим нам прежде существом. Большой, излишне вздёрнутый нос, широкий рот, припухшие полные губы — ничего общего с великой княжной: у моей ученицы был прямой короткий нос, небольшой рот и тонкие губы. Ни форма ушей, ни характерный взгляд, ни голос — ничего не оставляло надежды. Словом, не считая цвета глаз, мы не увидели ни единой черты, которая заставила бы нас поверить, что перед нами великая княжна Анастасия. Эта женщина была нам абсолютно незнакома».

Госпожа Ратлеф, увидев явное сомнение четы Жийяров, кинулась убеждать их, что перед ними — великая княжна Анастасия. «Анастасия» приняла жену Жийяра за великую княгиню Ольгу Александровну? Не беда, это оттого, что она только что перенесла тяжёлую операцию (речь идёт о свище на локтевом суставе. — Прим. авт.). «Дочь русского императора» не говорит по-русски? Видите ли, у неё частичная амнезия… Она не похожа на царских дочерей вообще? Что же вы хотите, её же прикладом ударили — вот она в лице и переменилась!

Госпожа Ратлеф так отчаянно распиналась, что поколебленный её трескотнёй Жийяр предложил снова встретиться с «Анастасией», когда ей станет лучше.

Вторая встреча Жийяра с «Анастасией» состоялась в ноябре 1925 г. На этот раз к чете Жийяров присоединилась великая княгиня Ольга Александровна.

«В прошлое наше посещение, как вы помните, госпожа Чайковская не только не узнала нас, но даже приняла мою жену за великую княгиню Ольгу, — пишет Жийяр. — На сей раз она явно знала о нас больше и ожидала нашего визита…

На следующий день по приезде в Берлин, не дожидаясь, пока приедет великая княгиня Ольга, я в одиночестве отправился в клинику, чтобы побеседовать с госпожой Чайковской. Я нашёл её сидящей в кровати, она играла с подаренным ей котёнком. Она подала мне руку, и я присел рядом. С этого момента и до тех пор, пока я не ушёл, она не отводила от меня взгляд, но не промолвила ни слова — я настаивал напрасно — и никак не дала понять, что знает меня.

На другой день я опять появился в клинике, но усилия мои оставались столь же бесплодны, как и накануне.

Великая княгиня Ольга и моя жена посетили, наконец, клинику в Моммсене. Госпожа Чайковская очень мило встретила их, протянула им руки, но никто не заметил ни одного из тех неожиданных движений, которые диктует обычно нежность и которых можно было бы ожидать, будь перед нами действительно великая княжна Анастасия…

Великая княгиня Ольга, как и мы оба, не нашла ни малейшего сходства между больной и великой княжной Анастасией — исключение составлял только цвет глаз — и, как и нам прежде, эта женщина показалась ей совершенно незнакомой.

Мы начали разговор с того, что попытались изъясняться с ней по-русски, но вскоре убедились, что, хотя она и понимает русский язык, правда, не без труда, но говорить сама не может. Что же касается английского и французского, то это и вовсе был бесполезный труд, и мы вынуждены были общаться на немецком.

Мы не смогли скрыть изумления: ведь великая княжна Анастасия прекрасно говорила по-русски, довольно хорошо — по-английски, сносно — по-французски и совсем не знала немецкого!»

Немало удивляясь такой странной «амнезии», когда «Анастасия» начисто забыла русский язык, но в совершенстве овладела немецким, гости стали показывать ей фотографии: покои императорской фамилии в Царском Селе, путешествие императорской семьи по Волге в 1913 г… «Анастасия» не могла узнать ничего. Единственное, что она твёрдо могла назвать по фотографиям — это имена членов царской семьи, знакомые ей по немецким газетным публикациям.

Для великой княгини Ольги Александровны и четы Жийяр явилось откровением то, что в 1922–1925 гг. самозванка не раз бывала в обществе русских эмигрантов. Жийяры отыскали ротмистра Швабе, чету Клейстов — всех, кто стоял у истоков мифа об «Анастасии». Они подтвердили, что «госпожа Чайковская» общалась со многими русскими, в том числе с графиней Толстой, у которых узнала много подробностей о жизни царской семьи и видела много фотографий, брошюр и других материалов, относящихся к царской семье.

М.Н. Швабе и его супруга поведали много любопытных подробностей из жизни «Анастасии». Так, она часами разглядывала снимки членов императорской семьи, которые «неблагоразумно» приносили ей окружавшие её люди, и постепенно научились узнавать эти лица на любой фотографии. Госпожа Швабе, по её словам, вначале была искренне уверена, что незнакомка и впрямь та, за которую она себя выдаёт, но вскоре её начали мучить подозрения, постепенно убедившие её в обратном. Теперь у неё не было сомнений в том, что «госпожа Чайковская» не только не была русской, но даже не была православной: об этом красноречиво свидетельствовало множество эпизодов.

Подробно расспросив свидетелей «явления Анастасии», Жийяр опять отправился в Мариинскую клинику и зарисовал расположение зубов «госпожи Чайковской». «Любому, взглянувшему на этот рисунок, — пишет Жийяр, — сделалось бы понятно, что недостающие зубы не были выбиты ударом: в этом случае их не хватало бы лишь в каком-то одном месте. У больной же они отсутствовали то здесь, то там, по всему ряду».

30 октября 1925 г. великая княгиня Ольга, утратив всякий интерес к самозванке, уехала из Берлина. На следующий день за ней последовала чета Жийяр.

«Итог нашего расследования был сугубо отрицателен: мы совершенно уверились в том, что перед нами чужой человек, и впечатление это лишь усиливалось тем немаловажным обстоятельством, что больная так и не сумела ничего поведать нам о жизни императорской фамилии. Сама она абсолютно убеждена в том, что она действительно Анастасия Николаевна. Быть может, речь идёт о каком-то случае психической патологии, о самовнушении больного человека, о сумасшествии, наконец?»

…Но миф о «чудесно спасшейся Анастасии» уже перешагнул пороги клиник и начал распространяться по миру В 1926 г в Берлине при активном участии госпожи Ратлеф вышла брошюрка, подписанная каким-то доктором Рудневым, в которой, в частности, говорилось о том, что великая княгиня Ольга и Жийяры опознали больную. В ответ Жийяр направил госпоже Ратлеф резкий протест. Она испуганно извинилась — она не знала о публикации и просит не предпринимать никаких решительных действий. Поднявшаяся было волна на какое-то время затихла.