11/22/63
Шрифт:
— Что я должна перестать жалеть себя и присоединиться к команде.
— Круто.
Сейди погладила волосы, прижимая их к обезображенной щеке — механически.
— Миз Элли не отличается тактом и деликатностью. Она шокировала меня, влетев сюда и заявив, что пора перестать валять дурака. Это точно. И она была права. — Сейди перестала разглаживать волосы и резко отбросила их назад. — Так я буду выглядеть отныне и до скончания веков, с некоторыми улучшениями, поэтому мне пора к этому привыкать. Сейди предстоит выяснить, верна ли давняя поговорка о том, что с лица воды не пить.
— Об
— Давай. — Она выпустила дым через ноздри.
— Допустим, я увезу тебя в такое место, где врачи смогут устранить повреждения на твоем лице… не полностью, но гораздо лучше, чем это могут сделать Эллертон и его команда. Ты поедешь со мной? Зная, что мы больше никогда не сможем вернуться сюда?
Она нахмурилась.
— Гипотетически?
— Если честно, то нет.
Она нарочито медленно затушила сигарету, обдумывая мои слова.
— Как миз Мими поехала в Мексику в надежде на экспериментальные методы лечения? Потому что я не думаю…
— Я говорю об Америке, милая.
— Что ж, если это Америка, я не понимаю. Почему мы не сможем…
— Второй момент. Мне, возможно, придется уехать. С тобой или без тебя.
— И ты уже никогда не вернешься? — На ее лице отразилась тревога.
— Никогда. Ни один из нас не сможет вернуться, по причинам, которые сложно объяснить. Полагаю, ты решишь, что я свихнулся.
— Я знаю, что ты в своем уме. — Тревога осталась, но эту фразу она произнесла без малейшей запинки.
— Возможно, мне придется сделать нечто такое, что правоохранительные органы сочтут очень плохим. На самом деле ничего плохого в этом нет, но мне никто не поверит.
— Это… Джейк, это как-то связано с тем, что ты говорил мне об Эдлае Стивенсоне? О его словах, что он готов ждать, пока не замерзнет ад?
— В каком-то смысле. Но есть одна загвоздка. Если я смогу сделать то, что должен, и меня не поймают — а я думаю, что смогу, — для тебя это ничего не изменит. Твое лицо все равно останется в шрамах, в большей или в меньшей степени. Но там, куда я могу взять тебя, медицина позволяет делать то, о чем Эллертон может только мечтать.
— Но мы никогда не сможем вернуться. — Она говорила не со мной, пыталась уяснить это для себя.
— Не сможем. — Помимо всего прочего, если бы мы вернулись в 9 сентября 1958 года, там бы уже существовала Сейди Данхилл. И мне не хотелось думать о том, что бы из этого вышло.
Сейди поднялась, отошла к окну, долго стояла спиной ко мне. Я ждал.
— Джейк?
— Да, милая?
— Ты можешь предсказывать будущее? Можешь, да?
Я молчал.
— Потому что ты пришел из будущего? — испуганным голосом спросила она.
Я молчал.
Она повернулась ко мне, очень бледная.
— Джейк, пришел?
— Да. — С моей груди свалилась семидесятифунтовая гиря. И одновременно я испугался. За нас обоих, но прежде всего за нее.
— Насколько… издалека?
— Дорогая, ты уверена?..
— Да. Издалека?
— Почти сорок восемь лет.
— Я… умерла?
— Не знаю. Не хочу знать. Я живу здесь. И с тобой.
Она задумалась. Кожа вокруг красных шрамов стала
почти белой, и мне хотелось подойти к ней, но я боялся пошевелиться. Вдруг она закричит и убежит от меня?— Почему ты пришел?
— Чтобы не дать одному человеку кое-что сделать. Я убью его, если придется. Если буду совершенно уверен, что он заслуживает смерти. Пока я этого сделать не смог.
— И о чем ты говоришь?
— Через четыре месяца, в этом я как раз уверен, он убьет президента. Убьет Джона Кенне…
Я увидел, как колени Сейди начали подгибаться, но ей удалось оставаться на ногах достаточно долго, чтобы я успел ее подхватить.
10
Я отнес ее в спальню и уложил на кровать, потом сходил в ванную, чтобы смочить полотенце холодной водой. Когда вернулся, она уже открыла глаза. Посмотрела на меня, и выражение ее лица я расшифровать не смог.
— Не следовало тебе говорить.
— Возможно, — ответила она, но не отпрянула, когда я сел рядом на кровать, и удовлетворенно вздохнула, едва я начал протирать ей лицо влажным полотенцем, обходя шрамы, где прикосновение вызывало только болевые ощущения. По окончании процедуры Сейди очень серьезно взглянула на меня.
— Скажи мне, что еще должно случиться? Я думаю, ты обязан это сделать, если хочешь, чтобы я тебе поверила. Что-что вроде Эдлая Стивенсона и замерзающего ада.
— Не могу. У меня диплом по английскому языку и литературе, а не по американской истории. В старшей школе я изучал историю Мэна — это обязательный курс, — но ничего не знаю о Техасе. Я не… — Но я осознал, что кое-что как раз знаю. Вспомнил последний пункт в разделе ставок из записей Эла Темплтона, потому что не раз и не два прочел его. На случай если тебе понадобится последнее денежное вливание, написал он.
— Джейк?
— Я знаю, кто победит в боксерском поединке в Мэдисон-сквер-гарден в следующем месяце. Его зовут Том Кейс, и он нокаутирует Дика Тайгера в пятом раунде. Если этого не случится, ты будешь вправе вызывать парней в белых халатах. Но пока пусть это останется между нами, хорошо? Слишком многое поставлено на карту.
— Да, хорошо.
11
В глубине души я ожидал, что после второго представления Дек или миз Элли подойдет ко мне и, глядя в глаза, заявит, что ему или ей позвонила Сейди, чтобы сказать, что я рехнулся. Но этого не случилось, а когда я вернулся в дом Сейди, на столе лежала записка: Разбуди меня, если хочешь полуночную закуску.
Я вернулся раньше полуночи — немного, — и она не спала. Следующие сорок минут понравились нам обоим. Потом, в темноте, она спросила:
— Я ведь не должна решать прямо сейчас?
— Нет.
— И нам не нужно говорить об этом прямо сейчас?
— Нет.
— Может, после поединка. Того, о котором ты мне сказал.
— Может.
— Я верю тебе, Джейк. Не знаю, безумие это или нет, но верю. И я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Ее глаза блестели в темноте — и миндалевидный, прекрасный, и тот, на который падало веко.