12 великих античных философов

770 В ней распорядок начал, и ушло, и прибавилось нечто,

Может на наших глазах оказаться блестящим и белым.

Если же волны морей из семян состояли б лазурных,

То уж никак бы тогда побелеть было им невозможно.

Ибо как хочешь мешай семена ты лазурной окраски,

Но измениться их цвет во мраморно-белый не сможет.

Если ж одни от других отличаются разной окраской

Те семена, что морям сообщают единый оттенок, —

Как из несхожих фигур, разнородных по форме, нередко

Может квадрат, например, получиться единой фигуры, —

780 То, как в квадрате таком различаем мы разные формы,

Так же могли б мы тогда разглядеть на поверхности моря

Иль в чем угодно другом, что имеет единый оттенок,

Множество разных цветов, совершенно друг с другом не схожих,

Но, коль помехой ничуть и препятствием вовсе не служит

Разность фигур, чтоб из них очертанья слагались квадрата,

То не даёт никогда разнородность окраски предметов

Им целиком обладать и единым и чистым оттенком.

Далее, довод, что нас соблазняет порой, заставляя

Первоначалам вещей приписывать цвет, отпадает,

790 Ибо и белая вещь не из белых способна возникнуть,

Черная вещь – не из тех, что черны, а из разных по цвету,

Но вероятней всего, что блестящие белые вещи

Могут возникнуть скорей из бесцветных начал, чем из черных,

Иль из каких-то других, совершенно по цвету им чуждых.

Кроме того, потому, что без света цветов не бывает

И что начала вещей никогда освещаться не могут,

Надо считать, что они никаким не окрашены цветом,

Ибо какие ж цвета в непроглядных потёмках возможны?

Больше того: самый свет изменяет окраску предметов,

800 Падая прямо на них или косвенно их освещая.

Это мы видим, когда освещается солнца лучами

Пух голубей, что венком окружает затылок и шейку:

То багровеет он вдруг, отливая блестящим рубином,

То засияет он так, что покажется, будто лазурный

Камень, сверкая, горит посреди изумрудов зелёных.

Так же павлиньи хвосты под лучами обильного света

При поворотах свою постоянно меняют окраску.

Если ж зависят цвета от падения света, то надо

Нам несомненно считать, что они без него невозможны,

810 И раз удары зрачок испытует различного рода

При ощущении, так называемом, белого цвета,

Или же черного, или другого какого угодно,

И если вовсе не цвет осязаемых нами предметов

Важен, а только какой обладают предметы фигурой,

То очевидно, что он для начал совершенно не нужен,

Но разнородность их форм осязается нами различно.

Если же, кроме того, не имеют особые формы

Также особых цветов, если всех очертаний начала

Могут являться всегда и в окраске любого оттенка,

820 То почему же тогда и всему, что из них возникает,

В каждом разряде вещей не носить всевозможной окраски?

Воронов ты бы тогда в оперении белом увидел:

Всюду летали б они и сверкали окраскою белой;

Черных тогда лебедей порождало бы черное семя,

Семя цветное – цветных и какого угодно оттенка.

Мало того: если ты на мельчайшие части предметы

Больше и больше дробишь, то ты видишь, как мало-помалу

Цвет пропадает у них и совсем, наконец, потухает.

Так происходит, когда багряницу в клочки раздираешь:

830 Пурпур и даже сама финикийская яркая краска,

Если по ниткам ты ткань разорвешь, целиком исчезает,

Можешь отсюда понять, что лишаются цвета частицы

Раньше ещё, чем они на вещей семена разложились.

И, наконец, так как ты не считаешь, что всякое тело

Запах и звук издаёт, то выходит тогда несомненно,

Что невозможно всему приписывать звук или запах.

Также, раз мы далеко не всё различаем глазами,

То, очевидно, тела существуют лишённые цвета,

Как существуют и те, что и звуку и запаху чужды;

840 Но проницательный ум познаёт их не менее ясно,

Чем постигает он то, в чем других не имеется качеств.

Но не подумай смотри, что тела изначальные только

Цвета совсем лишены: и тепла нету в них никакого,

Так же как им не присущи ни холод, ни жар раскалённый;

Да и без звука они и без всякого носятся вкуса.

И не исходит от них и особого запаха также.

Так, если думаешь ты драгоценный бальзам изготовить,

С миррой смешав майоран и букет благовонного нарда,

Запах которого нам представляется нектаром, надо,

850 Прежде всего, отыскать непахучее масло оливы,

Чтобы затронуть оно не могло обонянья и чтобы,

Соком своим заразив, не могло заглушить и попортить

Весь ароматный отвар и душистость его уничтожить.

В силу таких же причин при созданьи предметов не могут

Первоначала вещей придавать им иль собственный запах,

Или же звук – раз они ничего испускать не способны, —

Равным же образом вкус, наконец, или холод, а также

Жар раскалённый, тепло или прочее в этом же роде,

Ибо и это, и всё, что является смертности свойством:

860 Мягкость и гибкость, и ломкость и рыхлость, и полость и редкость —

Всё это также должно совершенно быть чуждо началам,

Если построить весь мир мы хотим на бессмертных основах,

Чтобы он мог пребывать нерушимым во всём его целом,

Ибо иначе в ничто у тебя обратятся все вещи.

[445]

Ты убедишься теперь, что и всё, что, как видно, способно

К чувству, однако, должно состоять из начал, безусловно

Чувства лишённых. Ничто против этого не возражает

Из очевидных вещей и того, что для каждого ясно,