12 великих трагедий

Крестьяне (танцуют под липой; пляска и пение)

Пустился в пляску пастушок;

На нем и ленты, и венок,

И куртка красовалась.

Народ под липами кишел,

И танец бешеный кипел,

И скрипка заливалась.

В толпу немедля он влетел

И локтем девушку задел

Для первого начала.

Но бойко девушка глядит:

«Как это глупо, – говорит, —

Потише б не мешало!»

Но он, обвив ее рукой,

Пустился с нею в пляс лихой —

Лишь юбки развевались.

Ее он поднял на локте,

Им стало жарко в тесноте,

И оба задыхались.

«Пусти, меня не проведешь!

Я знаю: ласки ваши – ложь,

И клятвы ваши зыбки!»

Но он, обняв ее, влечет,

А там, вдали, шумит народ

И льются звуки скрипки.

Старый крестьянин

Прекрасно с вашей стороны,

Что вы пришли в веселый час!

Вы так учены и умны,

А не забыли и о нас.

Вас кружкой лучшего питья

Народ признательный дарит,

И громко здесь желаю я:

Пусть грудь она вам освежит,

И сколько капель чистых в ней —

Дай Бог вам столько светлых дней.

Фауст

Я за здоровье ваше пью,

А за привет – благодарю.

Народ собирается вокруг.

Старик

Да, мысль благая – посетить

Народ теперь, в веселый час;

Но вам случалось приходить

И в дни беды, трудясь для нас.

Немало здесь стоит таких,

Которых ваш отец лечил:

От верной смерти спас он их

И нам заразу потушил.

Тогда ты, юноша, за ним

Везде ходил среди больных,

Отважен, чист и невредим

Меж трупов, гноем залитых, —

И жив остался покровитель:

Хранил спасителя Спаситель.

Народ

Ученый муж, ты многих спас;

Живи ж сто лет, спасая нас!

Фауст

Склонитесь лучше перед тем,

Кто учит всех и благ ко всем.

(Идет с Вагнером дальше.) Вагнер

Что должен был ты, муж великий, ощутить,

Услышав эту речь и эти восклицанья!

О, счастлив, кто дары свои и знанья

С такою пользой мог употребить!

Приход твой мигом изменил картину:

Отец тебя показывает сыну,

Бегут, спешат, теснятся все вокруг;

Замолк скрипач, затихла пляска вдруг;

Проходишь ты – они стоят рядами,

И шапки вверх летят все тут!

Еще момент – и ниц они падут,

Как пред священными дарами.

Фауст

Пойдем туда: на камне том

Присядем мы и отдохнем немного.

Не раз я здесь сидел, томя себя постом,

Молясь и призывая Бога.

С надеждой, с верою в Творца,

В слезах, стеня, ломая руки,

Для язвы злой, для страшной муки

Просил я скорого конца.

Слова толпы звучат насмешкой злою

В ушах моих, и знаю я один,

Как мало мы, отец и сын,

Гордиться можем этой похвалою.

Отец мой, темный труженик, в тиши

Над тайнами природы тщетно бился;

В ее круги святые он стремился

Проникнуть всеми силами души —

По-своему, но честно. Меж адептов

Сидел он в черной кухне взаперти

И силился бальзам целительный найти,

Мешая разных множество рецептов.

Являлся красный лев – и был он женихом,

И в теплой жидкости они его венчали

С прекрасной лилией, и грели их огнем,

И из сосуда их в сосуд перемещали.

И вслед – блиставшую лучами всех цветов

Царицу юную в стекле мы получали:

Целительный напиток был готов [27] .

И стали мы лечить. Удвоились мученья:

Больные гибли все без исключенья,

А выздоравливал ли кто,

Спросить не думали про то.

Вот наши подвиги леченья!

Средь этих гор губили мы

Страшней губительной чумы!

Я сам дал тысячам отраву:

Их нет – а я живу… И вот —

В моем лице воздал народ

Своим убийцам честь и славу!

Вагнер

Ну стоит ли об этом вам тужить!

Довольно, если правильно и честно

Сумели вы все к делу приложить,

Что от других вам сделалось известно.

Как юноша, трудам отца почет

Воздали вы, – он был доволен вами;

Потом науку двинули вы сами,

А сын ваш снова далее пойдет!

Фауст

О, счастлив тот, кому дана отрада —

Надежда выбраться из непроглядной тьмы!

Что нужно нам, того не знаем мы,

Что ж знаем мы, того для нас не надо.

Но перестань: не будем отравлять

Прекрасный этот час печальными речами,

Взгляни: уж солнце стало озарять

Сады и хижины прощальными лучами.

Оно заходит там, скрываяся вдали,

И пробуждает жизнь иного края…

О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли

И мчаться вслед за ним, в пути не уставая!

И я увидел бы в сиянии лучей

У ног моих весь мир: и спящие долины,

И блеском золотым горящие вершины,

И реку в золоте, и в серебре ручей.

Ущелья диких гор с высокими хребтами

Стеснить бы не могли стремления души:

Предстали бы моря, заснувшие в тиши,

Пред изумленными очами.

Вот солнце скрылось, но в душе больной

Растет опять могучее желанье

Лететь за ним и пить его сиянье,

Ночь видеть позади и день передо мной,

И небо в вышине, и волны под ногами.

Прекрасная мечта! Но день уже погас.

Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, —

Нельзя нам воспарить телесными крылами!

Но подавить нельзя подчас

В душе врожденное стремленье —

Стремленье ввысь, когда до нас

Вдруг долетает жаворонка пенье

Из необъятной синевы небес,

Когда, внизу оставя дол и лес,