13 дверей, за каждой волки

– Папочка, – захныкала Тони, которой уже надоела бедная Соня Хени, – я есть хочу.

Отец разломал на куски арахисовое печенье и раздал всем. Затем снял плащ и повесил на спинку стула, достал из сумки нож и принялся резать сандвичи.

Фрэнки сунула в рот печенье, и оно показалось ей камнем. Тони с жадностью ела свое, рассыпая крошки сахара и арахиса. Вито хмуро смотрел на свой кусок, будто не знал, что это такое.

Тони потянулась за его печеньем.

– Если ты не будешь…

Темные глаза Вито вспыхнули, и он отнял свою долю у Тони.

– Уймись.

– Не надо драться, – вмешался отец. Учитывая его акцент, это прозвучало примерно так: «Не на-ада дра-атса». – Всем хватит.

Разгладив газету, он положил на нее нарезанные сандвичи и жестом пригласил садиться за стол. Все взяли по куску и начали есть. Говорили мало. Томатный соус капал с подбородка Тони, словно кровь, но она этого не замечала. Тефтели оказались вкусными, как обычно, но желудок Фрэнки будто был задраен наглухо, как субмарина. Наконец она сдалась и, оторвав кусок газеты, завернула в нее свой сандвич.

– Надеюсь, ты не собираешься выбросить его через ограду, – сказала Ада.

Когда-то у Вито была привычка выплевывать скверную приютскую еду в носовой платок, завязывать в узел, приходить после ужина во двор и швырять платок через ограду. Пока кто-то не заметил странную кучу носовых платков на девчачьей половине двора. Какая-то смелая монахиня развязала один из платков и обнаружила на ткани имя Вито и номер его коттеджа. После того как монахини с ним разобрались, Вито не мог сидеть несколько недель – сказал, что били ремнем с тяжелой пряжкой. Затем они рассказали все отцу, и тот пустил в ход кулаки. По словам Вито, это было гораздо хуже, чем любое наказание монашек.

Фрэнки плотнее замотала сандвич.

– Я съем потом.

Тони вытерла подбородок тыльной стороной руки.

– А я съем сейчас.

У Ады дернулись губы.

– Антонина, ты совсем не заботишься о своей фигуре?

По лицу Тони пробежала тень.

Фрэнки стиснула зубы так, что они заболели.

– Вот, – сказала она, положив свой сандвич перед сестрой, – можешь есть, Тони.

Но до девочки уже дошло, что имела в виду Ада, и она подвинула сандвич обратно.

– Мне хватит.

– Нет, возьми.

– Я не хочу.

– Бери же, – настаивала Фрэнки.

Тони встряхнула кудрями, притворившись, что ей все равно.

– Ешь сама. Ты и так слишком худая.

– Девочки, девочки, – произнес отец, – перестаньте, а!

За спиной отца, через несколько столов от них, плакала женщина. С ее волос капала вода. Я видела ее раньше, и Фрэнки тоже. Она появлялась раз в пару месяцев, всегда в одном и том же неопрятном пальто, таком большом и длинном, что налезло бы на мужчину. Иногда она пела, иногда разговаривала сама с собой, иногда рыдала. Сегодня у нее под пальто была только грязная зеленая блузка, не скрывающая рыхлой водянисто-белой плоти. Девочка пыталась заставить ее застегнуть пальто и прикрыться, но женщина отбрасывала ее руки. Этой девочкой была Лоретта, которой Фрэнки отдала свой завтрак, единственная, кому нравился тот скользкий, жирный хлеб. Женщина посмотрела прямо на нас, на меня, и завыла еще громче, как сирена. Тут же подошли две монахини и увели ее. Лоретта осмотрела себя, теперь такую же мокрую, как и та сумасшедшая.

– Надо сфотографироваться, – сказал отец Фрэнки.

Хотя Ада качала головой, только что пристыдила Тони, не нравилась Фрэнки – не понравилась с первого взгляда, – девочка думала: может, не так уж и плохо, что они поженились. Может, у них появится новая квартира, в которой найдется комната на двоих с Тони. Может, даже отдельная комната для нее.

«Ты будешь благодарна», – произнес голос у меня в голове.

Сфотографировав, отец взял Фрэнки за руку и похлопал по ладони.

– Ты так выросла. Это хорошо. Позаботься о сестренке.

Она всегда заботилась.

– Ладно.

– Монахини не хотят, чтобы Вито и дальше здесь жил. Слишком много платков за оградой, – с улыбкой сказал отец. – И с работой у меня здесь не заладилось. Так что я подумываю о переезде. Может, в Колорадо будет неплохо. Свежий воздух.

– Колорадо? – переспросила Фрэнки.

Слово перекатилось у нее во рту как стеклянный шарик. С таким же успехом он мог сказать: «Может, в Стране чудес будет неплохо. Или, может, на Луне».

– С посещениями будет сложновато, – продолжал он. – Буду писать письма. Каждую неделю.

– Что?

Она не поняла. Туфли, еда, Ада с кольцом – что происходит? Фрэнки посмотрела на Вито. Он стоял вытаращив глаза, тоже не знал. Отец убрал со стола и сунул нож под плащ с видом человека, готового сорваться с места.

Ада извинилась и исчезла в толпе людей. В дни посещений они чаще всего вообще не видели Аду: она гуляла с собственными детьми. Однако сегодня все было иначе. Она ушла, но ненадолго. Всего через несколько минут Ада появилась в другом конце стола. Вокруг нее, словно стая ворон, собрались пятеро детей: две девочки и три мальчика, почти все ростом с Фрэнки и Вито. Каждый держал в руках потрепанный чемодан. Младшие казались смущенными, а старший мальчик, выше Вито, усмехался, словно ему на ум пришла шутка. Он помахал Фрэнки и скользнул по ней масляным взглядом.

Тони, которая отрывала наряды Сони Хени из книги, не дожидаясь, когда сможет взять ножницы, прекратила свое занятие. Сложив руки на столе, она спросила:

– Когда вы уезжаете?

– Скоро, – ответил папа и дал Тони и Фрэнки по яблоку.

Фрэнки взяла яблоко, чувствуя, что горло сжалось, как и желудок.

– Ты едешь в Колорадо? С Адой?

Отец кивнул.

Фрэнки показала на детей вокруг Ады, детей, которых она раньше не видела – да и не хотела видеть.

– Они едут с вами?

Он опять кивнул.

– И Вито.

Мальчик разинул рот, но не издал ни звука. Фрэнки не хотела это говорить, не должна была говорить, но не сдержалась:

– А мы? Тони и я?

Отец встал и запахнул плащ.

– Я пришлю за вами.

– Когда?

– Я открываю новый магазин в Колорадо. Тяжелая работа. Не для девочек.

Фрэнки опять показала на Аду.

– У нее есть девочки.

Он не ответил, да в этом и не было нужды. Это девочки Ады. Фрэнки и Тони – девочки другой женщины. Девочки умершей женщины. Они Аде никто.

Подошедшая монахиня бросила под ноги Вито сумку – старую сумку, которую Фрэнки не помнила. На ней было его имя. Сестры уложили его вещи, благополучно избавившись от мальчика с носовыми платками. Фрэнки уставилась на Вито, а он – на нее. Он знал, что это нечестно, знал, что она его за это ненавидит. Она хотела быть мальчиком. Хотела быть кем-то, кого хотят.

Фрэнки думала, что готова ко всему, но кто может быть готов ко всему? Она сидела ошеломленная, пока остальные еще с полчаса болтали о Колорадо. Она заставила себя поцеловать на прощание отца и взяла с него обещание писать. Затем обняла Вито так же крепко, как ненавидела его, а потом стиснула еще крепче, дав понять, что когда-нибудь ненависть пройдет. Потом она с младшей сестрой Тони смотрела, как их отец, брат, Ада и ее ужасные дети уходили, растворялись в прыгающем море голов и лиц, словно еще несколько привидений.