1421 - год, когда Китай открыл мир
Шрифт:
В конце XIX в. под этим раскидистым деревом было обнаружено резное скульптурное изображение даоистского божества Чжу Лао (Shu Lao). Теперь эта скульптура хранится в китайской коллекции Технологического музея города Сиднея. Скульптура представляет собой большую ценность, тем не менее кто-то намеренно зарыл ее глубоко под корнями дерева. Один из местных экспертов считает, что скульптура была создана в конце XIV в., то есть в раннюю эпоху правления династии Мин [158] . Изображение сидящего на олене божества вырезано из очень редкого и красивого минерала пинитл и тщательно отполировано. В руке Чжу Лао держит персик — символ бесконечности жизни: в даоистском пантеоне он является одним из главных богов, отвечающих за долголетие. В отличие от буддизма или конфуцианства, даоизм, или даосизм, — религия по преимуществу китайская, и за границей большого распространения не получила.
158
Время изготовления этой статуэтки все еще окончательно не установлено. Так, профессор Нидхэм в своем исследовании «Наука и цивилизация в Китае» (том 4, часть 3, стр. 537, рис. 991) пишет: «Статуэтка изготовлена в манере раннего периода правления династии Мин или раннего периода правления династии Чин». Несмотря на это утверждение, научная дискуссия по данному вопросу не затихает. Желающие
К этому хочется добавить, что баньян совершенно не характерное для Австралии растение, оно было завезено сюда из-за границы. Тому, что растет во дворе отеля, наверняка несколько сот лет. В Южном Китае священные предметы и мощи часто закапывали под корнями большого раскидистого дерева, а трудно найти дерево с более мощным стволом и развитой корневой системой, чем у баньяна. Так что захоронение священного предмета в Дарвине — почти наверняка дело рук китайцев. Оно чрезвычайно напоминает то захоронение, что было найдено в Руапуке в Новой Зеландии. Существует, конечно, вероятность того, что захоронение сделано китайскими рыбаками, которые заходили сюда для ловли трепангов, но она, по моему разумению, ничтожно мала. Прежде всего, откуда могла взяться у небогатых рыбаков такая ценная статуя? Чтобы оплатить работу и материал, им пришлось бы трудиться всю свою жизнь и ничего при этом не тратить на собственные нужды. Нет, скорее всего, скульптура принадлежала какому-нибудь богатому китайскому капитану или адмиралу, плававшему на большом судне. Думаю, дело было так: адмирал Чжоу Мань в качестве базы для своих кораблей выбрал Дарвин, а захоронение было сделано для того, чтобы возблагодарить богов за успешное завершение миссии флота на полуострове Арнем-Ленд.
Я склонен верить венецианцу Никколо да Конти, который, рассказывая секретарю папы Поджио Браччиолини о своих приключениях, упомянул, что высадился с китайской джонки на Большой Яве, где и жил со своей женой на протяжении девяти месяцев. Вполне возможно, это была одна из тех «женщин в шароварах», о которых говорится в местной легенде.
Когда европейцы объявились наконец в Австралии, не похоже, чтобы они пребывали в полной неизвестности относительно особенностей здешних ветров и течений или очертаний побережья. Так называемая карта Дофина, которая вышла из стен Дьеппской школы и ничем, по сути, не отличалась от карты Ротца, в середине XVIII в. перешла во владение к Эдмунду Харлею, графу Оксфордскому и первому лорду Адмиралтейства, и с тех пор носит название «Харлейской». Позже ею завладел Джозеф Бэнкс — молодой ученый, который плавал на корабле «Индевор» вместе с капитаном Куком. Таким образом, когда капитан Кук готовился выйти в море, британское правительство имело доступ как к Харлейской карте, так и карте Ротца, которая находилась в то время в собственности Адмиралтейства. Надо сказать, Куку был отдан совершенно недвусмысленный приказ — вести поиск вплоть до 40° южной широты. Как отмечалось в документах того времени, У лордов из Адмиралтейства «имелись веские основания» [159] полагать, что южный континент существует. Что и говорить, У лордов и впрямь были на то веские основания — они собственными глазами видели две карты, где этот континент был вычерчен с завидной точностью и где стояла пометка, что его следует искать на 40° южной широты.
159
См. J. Cook, навигационные инструкции Британского адмиралтейства.
Когда флот адмирала Чжоу Маня отошел от берегов Австралии, в трюмах его кораблей (как и у адмирала Хон Бао) оставались нерастраченные запасы шелка и фарфора. Между тем на пути в Китай лежали Острова пряностей, а пряности и специи, как известно, ценились в Поднебесной очень высоко. Несмотря на большие потери в составе флота, корабли Чжоу Маня все еще могли прихватить с собой на родину несколько тысяч тон ценного груза. Направляясь к Островам пряностей, адмирал надеялся произвести выгодный обмен и привезти домой мускатный орех, перец и гвоздику.
Если карта Ротца и впрямь основывалась на более ранних картах, вычерченных картографами Чжоу Маня, на ней обязательно должны быть обозначены Острова пряностей. Важность Амбона (Ambon) — центра сбора специй на двух крошечных островах, Тернате и Тидоре (турист может обойти их дня за 2), — подчеркивается тем, что на карте он окрашен в красный цвет. В Средние века Острова пряностей Тернате и Тидоре являлись центром торговли специями, оставляя далеко позади другие острова и земли, возможно, ничуть не менее в этом смысле богатые. Острова пряностей были своего рода легендой, сказочной страной, за влияние над которой десятилетиями боролись более крупные державы. Ничего удивительного: там и вправду можно было за короткое время взять на борт большое количество разнообразных специй. Даже в наши дни, когда вы подходите к этим островам, запах пряностей щекочет вам ноздри задолго до того, как вы увидели с мостика землю.
Дальше к северу, примерно в 10° северной широты, на карте Ротца изображен пролив, отделяющий филиппинский остров Минданао (Mindanao), находящийся на юге от острова Лейте (Leyte), который расположен на севере. При этом Ротц отобразил на своей карте только южное побережье острова Лейте. Это наводило на мысль, что картограф шел на корабле по центру пролива и в составе той колонны судов, которая находилась ближе к острову Лейте. Таким образом я, вооружившись элементарным здравым смыслом, всегда мог определить ракурс, под каким картограф, двигаясь на корабле в составе флота, делал съемки берегов Островов пряностей и других островов, попадавшихся ему на пути между Австралией и Филиппинами. Это не говоря уже о том, что с такой же легкостью, опираясь на карту Ротца, качество выполненных им чертежей и все тот же пресловутый здравый смысл, я всегда мог просчитать путь флота Чжоу Маня среди островов. Поскольку теперь флот Чжоу Маня двигался не по бурным водам южных широт, а по залитой солнцем спокойной глади океана в Северном полушарии, адмиралу представился редкий случай уделить больше внимания коммерции. Впервые за долгое время он получил возможность, никуда не торопясь, обменивать имевшиеся на борту запасы шелка и фарфора на специи, узорчатый батик, предметы искусства, свежую воду, фрукты и парное мясо. Уверен, что китайцам, которые обожают свинину, особенно недоставало именно этого продукта.
Таким образом, возвращение Чжоу Маня на родину наверняка вызвало на островах, куда заходил с визитом его флот, буквально переполох. Оставалось только выяснить, остались ли какие-либо следы пребывания китайцев на этих островах в наши дни. Но как, спрашивается, отыскать эти следы, когда с тех пор прошло почти 600 лет? Я немного подумал и решил, что если Магеллан во время своего кругосветного плавания заходил в те же места, что и Чжоу Мань, то его путевые заметки, возможно, помогут мне прояснить этот вопрос. Я пошел в Британскую библиотеку и первым делом попросил
копию карты, которая была изготовлена сразу же после завершения путешествия великого португальца. Меня поразило то обстоятельство, что путь Магеллана от Филиппин и вплоть до Островов пряностей (это примерно 1000 миль) почти в точности повторил реконструированный мною путь флота Чжоу Маня. Другое дело, что Магеллан заходил к островам с противоположной стороны. Выглядело это так, будто они оба шли по одному и тому же заранее разработанному маршруту, причем нанесенному на одну и ту же карту. Шансов, что тут имело место обыкновенное совпадение, ничтожно мало. Я пришел к выводу, что у Магеллана имелась карта, на которой был обозначен путь Чжоу Маня.Помимо уже известных читателю дневников секретаря Магеллана Пигафетты, я обнаружил в Британской библиотеке записки генуэзского штурмана, который тоже плавал вместе с португальцем. В частности, он описывает высадку Магеллана на Филиппинах и рассказывает о том, как португалец нашел пролив, который позволил ему добраться до Островов пряностей. Он имеет в виду тот самый пролив, который отделяет остров Минданао от острова Лейте и который изображен на карте Ротца. Магеллан прошел через этот пролив и бросил якорь у первого же острова — Лимасава (Limasava), где его приветствовал местный король. Генуэзец в своих записках отмечает, что король и королева были одеты в китайские шелка и ели с китайских фарфоровых тарелок, которые, чтобы увеличить их ценность, закапывались в землю сроком на 50 лет. В королевском дворце шторы тоже были сделаны из шелка, а стены украшал орнамент из разноцветного фарфора. Расплачиваясь с Магелланом за европейские товары, король высыпал горсть китайских монет с прямоугольным отверстием в центре. Та же самая история с удручающей регулярностью повторялась, когда Магеллан по пути к Островам пряностей заходил на другие острова. Ничего удивительного. Просто Чжоу Мань, возвращаясь домой и бросая якорь у этих островов за век до Магеллана, основательно опустошил свои трюмы с грузом фарфора и шелка.
Пигафетта в своих дневниках также не оставил без внимания встречу Магеллана с королем Лимасавы. Магеллан показал королю «морскую карту» и компас своего корабля и рассказал ему, «как он искал пролив, чтобы добраться до Лимасавы». Также он поведал ему, сколько лун [месяцев] он находился в пути, и сообщил, что «очень долго не видел никакой земли»; король был немало удивлен сим обстоятельством. Ничего удивительного: похоже, Магеллан показал королю карту с изображением пролива и огромных пустых пространств Тихого океана. В Британской библиотеке я также обнаружил письмо Себастьяна Альвареса, купца, действовавшего от имени короля Испании, которое он послал своему господину. В письме купец между прочим писал: «От мыса Фрио (Саре Frio) до Молуккских островов (Острова пряностей) на его [Магеллана] карте простираются пустынные пространства океана» [160] . Приняв все это во внимание, можно сделать один-единственный вывод: когда Магеллан отплыл из Испании, у него была с собой карта, на которой был изображен не только пролив Магеллана, но и Тихий океан на 52° южной широты, а также пустынные пространства океана вплоть до Островов пряностей на экваторе. Стало быть, кто-то до Магеллана уже прошел через пролив его имени, пересек пустынные пространства Тихого океана и отобразил все это на карте. Но кто мог это сделать, кроме китайцев — «желтых людей, носивших длинные робы» [161] ?
160
Cdr A.W. Miller, RN, The Straits of Magellan, Griffin, Portsmouth, 1884, p. 7 [А. У. Миллер, офицер ВМФ Великобритании. «Магелланов пролив»].
161
См. Дон Луис Ариас. Письмо королю Испании.
По счастью, свидетельства о посещении Магелланом Филиппин явились, в значительной степени, одновременно и свидетельствами о странствиях китайских Золотых флотов с 1421 по 1423 г.
Китайский фарфор, шелк и монеты времен императора Чжу Ди, которые видел Магеллан на Филиппинах, могли, конечно, являться свидетельством и следствием торговли китайских купцов с Филиппинами еще до появления в этих краях флота Чжоу Маня, но дело в том, что Магеллан видел все это, причем в значительных количествах, на каждом острове, который он посещал. Ясно, что большое количество фарфора и шелка — результат активной коммерческой деятельности Чжоу Маня, чьи «плавучие сокровищницы», единственные из всех кораблей мира, только и могли вместить в себя такое количество дорогого товара и увезти на родину полученные в обмен на эти товары многие тысячи килограммов столь ценимого в Китае перца. Кстати сказать, появление подобного количества перца не могло остаться незамеченным и наверняка было отмечено в расчетных книгах императорских складов в октябре 1423 г.
Я просмотрел немногие оставшиеся китайские записи того периода и обнаружил, что моя дедукция меня не подвела.
В 1424 г. запасы перца на китайских императорских складах были столь велики, что император Чжоу Гаоши приказал раздать часть его народу: «Каждому офицеру, имеющему собственный штандарт, всем домовладельцам, солдатам и гвардейцам по одному кэтти (полкилограмма) перца, каждому литератору, достигшему первой ступени совершенства, а также каждому лиценциату прав, начальнику районной полиции, тюремному надзирателю, астроному и врачу, по одному кэтти каждому жителю города Пекина и пригородов, каждому буддийскому или даоистскому священнику, каждому скульптору, музыканту, профессиональному повару по одному кэтти» [162] . Население Пекина в 1423 г. наверняка превышало миллион. А если прибавить к этому миллиону расквартированных в окрестностях солдат и живших в округе помещиков и их домочадцев, то число облагодетельствованных императором подданных составит около 1 миллиона 600 000 человек. А это значит, что с китайских императорских складов было роздано никак не меньше 1500 тонн перца. Когда из кругосветного путешествия в Испанию вернулся единственный уцелевший из эскадры Магеллана корабль, он привез в своих трюмах около 26 тонн перца. Этот перец был продан по цене, в 10 000 раз превышавшей ту, которую моряки Магеллана заплатили за него на Островах пряностей. Эти деньги не только полностью покрыли все затраты на кругосветное плавание, но и пополнили казну испанского короля, которая прежде не знала столь значительных доходов. Что бы там ни говорили китайские мандарины о великих затратах на походы Золотого флота, его корабли привезли столько перца, что китайские склады просто ломились от специй и пряностей. Это принесло государственной казне такую колоссальную прибыль, что в ценах международного рынка того времени ее даже трудно подсчитать.
162
John Merson, Roads to Xanadu, Weidenfeld and Nicolson, 1989, p. 75 [Джон Мерсон. «Дороги на Ксанаду»].