15 шаров. Сборник рассказов

А я не хотел оказаться на улице. Плештина уже не та, что раньше. Страна обеднела, идеология расцвела. Любой официальный документ, выступление или эфир новостей начинались и заканчивались неизменным «Слава великой Плештине!». На улице становилось все больше полиции, на границах – запретов и колючей проволоки, в холодильниках – все меньше еды.

–Ваши документы, пожалуйста.

Когда меня выкинули с завода, я подумал, что это конец. Работы не было. Мы ютились с женой, ее родителями и пятилетним сыном в крохотной комнатушке на окраине. Чтобы снизить плату, пришлось отказаться от отопления. Через месяц сын схватил воспаление легких. Днем я бегал по городу в поисках денег и лекарств, а ночью мрачно смотрел на отсыревший потолок и обдумывал, на сколько еще хватит заначки. А где жить потом?

«Въезд РАЗРЕШЕН».

–Следующий!

Поэтому за предложение одной знакомой пропихнуть меня за барыш в будку таможенника я ухватился руками и ногами. Сначала было легко и даже интересно. За каждого проверенного платили десятку. Я чувствовал, что делаю важное дело, охраняю границу от контрабандистов и преступников. Но с каждым месяцем требования все ужесточались. На границе стало беспокойно, у соседей началась война, к иностранцам стали относиться очень настороженно – враги наверняка пытались бы заслать диверсантов. К постоянно меняющимся требованиям к паспортам, прививкам, визам, разрешениям на въезд прибавлялись все новые и новые бумажки. В Плештине многое разрушалось и ветшало, но не бюрократия. Она цвела.

–Ваши документы, пожалуйста.

Высокий молодой парень протянул мне паспорт, визу, личную карту, разрешение на въезд. Я внимательно проверил даты, штамп места выдачи, фотографию. Взял разрешение.

–Цель визита?

–К родным в гости.

–Продолжительность?

–Три недели.

Все совпадало. Я осмотрел печать министерства на разрешении, сравнил ее с образцом, просветил водяные знаки. Взял личную карту.

–Прошу, встаньте на весы в правом углу комнаты.

–Что? Зачем? – нахмурился человек.

–Регламент предписывает записать ваш вес, – заученно пробубнил я.

Парень осмотрелся, будто колеблясь, и медленно пошел к весам. Я взглянул на данные в его личной карте, на цифру, появившуюся на экране, и ударил по кнопке охраны. Упала решетка, зазвенела сирена. Прибежавшая охрана утащила сопротивляющегося парня в подсобку.

Расхождение в семь килограмм. Контрабанда или оружие. Вот мерзавец.

–Ваши документы, пожалуйста.

Я тут привык ко всякому. К скандалам, истерикам. К арестам. Мне угрожали пистолетом, брызгали в лицо какой-то дрянью. Один раз разбили окно и забросили внутрь гранату, и я успел мысленно расцеловать сына и жену до синяков, пока не понял, что чека не выдернута.

Всякие террористы и радикалы тоже расплодились в последнее время. На границе часто стреляли. Было страшно работать тут за такие гроши, но постепенно привыкаешь ко всему.

–Пройдите на весы, пожалуйста.

Десять килограмм расхождения.

«Сколько же можно», – подумал я, занося руку над тревожной кнопкой.

И тут услышал судорожный шепот.

–Любые лекарства бесплатно, только пропустите.

Моя рука замерла и медленно опустилась на стол.

Мне не хватало денег на лекарства для сына. Стоять в очереди по карточкам можно было целый месяц. А ему становилось все хуже.

–У меня безобидные лекарства. Да, их отобрали бы. Но там ничего плохого! Помогите мне, а я в долгу не останусь.

Я постучал пальцами по столу. Затем взял его паспорт и кинул в ящик для изъятий.

–Ваш паспорт изымается для более подробной проверки, но все документы действительны. Вот вам виза с печатью, на КПП вас пропустят. В шесть часов вечера ждите меня за пропускной, я выдам вам паспорт.

Я опустил зеленый штамп на бумажку и протянул ее в окошко. Мужчина радостно схватил ее и быстро скрылся.

День стал клониться к вечеру. Бесконечные лица, которых я не запоминал, одни и те же вопросы. Цифры, цифры, графы, фотографии.

Передо мной появилась женщина, с грудным ребенком на руках и мальчиком постарше, тревожно осматривающим колючую проволоку.

–Ваши документы, пожалуйста.

В щель пролез паспорт и два свидетельства о рождении.

–Где разрешение на въезд?

Я устало поднял глаза и увидел, как женщина набрала в грудь воздуха.

–Простите, как вас зовут?

–Служащий номер двадцать семь.

–Нуу… а имя?

–Вам достаточно знать мою служебную идентификацию. Прошу вас максимально оперативно выполнять мои требования. Где разрешение на въезд?

–Уважаемый служащий двадцать семь, – сказала женщина напряженно, покрываясь красными пятнами. – Я вас очень прошу, как человека… Просто умоляю… Наш дом там разбомбили, нам просто некуда идти. Есть только родственники в Плештине. Ради детей, я вас прошу…

–Я не могу пустить вас без разрешения. Есть правила. Вдруг вы шпионка, давите на жалость? Нужен документ.

–Шпи…что? – поперхнулась от сдерживаемых слез женщина. – Да пустите хотя бы их, я останусь тут! Какая я шпионка! Прошу вас!

–Я не могу. Есть правила.

«Во въезде ОТКАЗАНО».

Я протянул ей паспорт с отказом, смотря в сторону. Она не брала долго, и я сидел, как попрошайка, с протянутой рукой. Я потряс бумажкой, и та, наконец, выскользнула.

Я посидел, глядя недвижимо в старый, в махрушках и потертостях стол. Поковырял ногтем поверхность. Почти с радостью поднял глаза на следующего человека.

Все нормально. Есть правила. Их нужно соблюдать. Я не должен был помогать этим людям.

Они для меня чужие. И я для них – чужой.

Скорее бы конец смены.

–Ваши документы, пожалуйста.

1812

Ночь была тихая и необычайно звёздная. Егор лежал, облокотившись на бруствер, и смотрел на небо. Спать совсем не хотелось. Было то странное состояние, когда в голове нет ни единой мысли. Порой по полю стелился уже осенний ветерок, но здесь, за укрытием, было не холодно. Егор чувствовал полную безмятежность. Крепко обхватив себя руками и собрав складки одежды так, чтобы было потеплее, он ощутил приятную свежесть чистого парадного белья. Последний раз он надевал его, когда выдавал замуж дочь. Егор не ощущал себя. Вокруг только редкий шёпот товарищей, далёкий топот кавалерийского разъезда и шелест листвы. И бесконечный небосвод до горизонта… Особые мгновенья. Егор понимал, что его жизнь ничего не значит. Ничтожность по сравнению с титанической глубиной.

И он был прав. В наступающем дне уже не было места жизни тысячам таких как он.

Забрезжил далёкий рассвет. Звёзды уже помутнели, где-то за лесом заалела тонкая розовая полоса. Егор потянулся, встал и выглянул из-за бруствера. Из сумерек уже проступали очертания далёких верхушек деревьев, освещенных блеклым светом. По полю стелился туман. Воздух был по осеннему чист и свеж. Егор глубоко вздохнул.

Глухие разрывы и удары послышались за перелеском слева. Позади уже суетились люди. Кто-то ещё крепко спал, кто-то, полуоблоктившись, протирал глаза, кто-то разминался и нервно проверял оружие. Метрах в пятидесяти в направлении деревеньки Бородино проскакал на резвом коне гусар в офицерской форме. Ротный командир прибежал из-за соседнего редута, прочистил охрипшее горло и громко поторопил всех. На ходу оправляясь и отряхиваясь, отряд построился для защиты позиций.