17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера том II
Шрифт:
Гудрун встала на правой стороне трибуны. Все было просчитано, вокруг девушки было чистое пространство радиусом пять метров.
Гудрун помахала толпе рукой. Потом достала из корзинки яблок лежавший там сверху предмет — белоснежный кувшинчик гипербореев, недопитый до конца, запечатанный воском.
Девушка сорвала печать, сделала маленький глоток гиперборейского мёда.
Потом улыбнулась толпе. Прошла минута, две…
Всё было как там, в бункере Аненербе, когда Гудрун пила мёд в первый раз.
Тысячи глаз округлились от восторга и ужаса…
Я же убедился, что яблоки дал ей не зря. Яблоки тут делали все шоу, доказывали, что это на самом деле
Гитлер и Гиммлер в Нюрнберге
Михаэль фон Фаульхабер, архиепископ Мюнхена и Фрайзинга в 1917–1952 гг. В реальной истории колебался в своем отношении к нацизму. Публично выражал сочувствие пострадавшим в ходе погромов евреям, через Гёрделера был связан с антигитлеровской оппозицией. Однако впоследствии принял сторону фюрера, заговор 1944 года поддержать отказался, заговорщиков осудил, призывал к молитвам за здоровье Гитлера.
Нюрнберг, Территория съездов НСДАП, 5 мая 1943 12:42
5 мая 1943 года в Нюрнберге, в 42 минуты первого разверзлись бездны космического ужаса, пространство и время порвались, привычные законы физики закончились.
Моя дочка Гудрун Гиммлер оторвалась от бетонного пола трибуны и стала взлетать.
Не так, как взлетает мессершмит, а медленно, плавно и совершенно бесшумно — вертикально вверх.
Гудрун поднялась на метр над трибуной. Недопитый кувшинчик гиперборейского мёда девушка бросила одному из моих охранников, охранник кувшинчик поймал — это было срежиссировано нами заранее.
А Гудрун летела все выше…
Два метра… Три… Пять… Десять метров!
Тысячи немцев, собравшихся на Цеппелин-фельд, ахнули разом.
Я теперь в полной мере осознал, что означает используемое в интернет-рекламе выражение «УЧЕНЫЕ АХНУЛИ». Именно это сейчас и происходило. Только тут ахнули все — эсэсовцы, чиновники, мальчики из гитлерюгенда, работники нюрнбергских предприятий, даже ветераны Первой Мировой, даже толстый штурмовик СА ахнул…
На Гудрун смотрели десятки тысяч глаз, круглых и блестящих от шока.
В последовавшей за аханьями полной тишине Гудрун продолжала взлетать вверх, все ускоряясь, все быстрее.
Оказавшись на одном уровне с циклопической свастикой, венчавший Трибуну Цеппелина, девушка перевернула свою корзинку с яблоками, вывалив из неё фрукты, потом изящно пнула корзинку ножкой — и корзинка улетела прочь, завертелась в воздухе, а потом рухнула к подножию трибуны.
Пара десятков яблок теперь парили рядом с Гудрун, такие же летучие, как она, яблоки вертелись вокруг Гудрун, как луны вокруг планеты.
Девочка с яблоками взлетала все выше, разгоняясь, как ракета на старте…
Гудрун раскинула руки в приветственном жесте, как рок-звезда на концерте или как Иисус на распятии.
Косички девушки вдруг взметнулись вверх, на секунду встали
вертикально, как будто были антеннами на голове у Гудрун, но тут же снова опустились.Подол длинного платья тоже дернулся вверх, на миг мелькнули голые коленки Гудрун. Но до панцушота дело не дошло, трусиков моей дочери толпа так и не увидела, ибо подол тут же опустился обратно, одновременно с косицами девушки.
Почему так?
Я понятия не имел. Мы вчера проводили тесты целый день, но мы так и не поняли, как это работает. Ясно было одно — золотой мёд гипербореев отключает гравитацию, для выпившей его девушки и для предметов вокруг девушки.
А детали этого процесса оставались тайной даже для меня самого и моих соратников по Аненербе. Все, что мы смогли — так это подобрать нужную дозу мёда, чтобы моя дочка продемонстрировала эффектное шоу, но при этом не улетела бы в стратосферу.
Гудрун уже поднялась выше Трибуны Цеппелина, ускорение её взлета постепенно гасло. Еще миг — и девушка просто зависла в воздухе, в полусотне метров над полем.
Гудрун все еще держала руки раскинутыми, как будто хотела тут обнять каждого лично… Она улыбалась толпе.
А толпа была заворожена.
Я сейчас ощущал себя Кашпировским, все эти тысячи немцев теперь были под моим гипнозом, были покорны мне полностью. Я мог сделать с ними что угодно, хоть послать их прямо сейчас на мясной штурм Берлина, против Ольбрихтовской армии. Они бы пошли. Ни один бы не отказался.
Впрочем, я не Гитлер. Я не собирался забрасывать моих врагов немецким мясом.
— Я не причиню вреда никому, кто будет покорен мне — вашему законному королю Генриху Людольфингу, — твердо объявил я в микрофон, — Поймите, что я люблю вас, мои храбрые германцы. Люблю каждого из вас, несмотря на всю вашу глупость. Люблю вас вопреки всем вашим грехам, как велит мне мой христианский долг!
Я глянул на стоявшего рядом кардинала, кардинал чинно покивал, но дополнить мои речи необходимым не счел.
— Забота о германском народе — моя цель, — произнес я, — Разве немцы не заслуживают лучшей жизни, разве немцы не заслуживают мира? Клянусь, еще час назад вы не заслуживали этого! Но теперь — всё иначе. Ныне с вами ваш король, посланный вам Господом ради вашего спасения от скверны нацизма. Ваш король под горой проснулся, мои германцы! И теперь — он должен разбудить вас.
Время просыпаться, мои любимые! Разумеется, я отрицаю демократию. Вы пока не готовы к демократии, ведь демократия — это ответственность. А кто из вас был ответственным последние десять лет, кто из вас был ответственным с 1933 года, когда Гитлер загнал вас в рабство? Ответьте честно, не мне, а себе самим. Воистину, до демократии вам еще нужно дорасти, мои германцы. И я помогу вам.
Вот почему я беру сейчас на себя всю полноту власти в Германии, я провозглашаю Германское Королевство и провозглашаю себя его королем! Германское Королевство — абсолютная монархия. Отныне вы не одни больше в этом страшном мире, полном страданий, отныне ваш король ведет вас. Ведет от тьмы к свету!
Гудрун начала медленно снижаться, плавно опускаться вниз, сначала спускаясь едва заметно, а потом — все ускоряясь.
А на трибуне появился Гротманн. Хотя сценарий никакого его появления сейчас не предполагал…
— Рейхсфюрер… — Гротманн подошел ко мне и тревожно зашептал мне на ухо.
— Ваше Величество! — тут же поправил я Гротманна.
— Да, простите. Ваше Величество, в Нюрнберг входят танковые батальоны. А на аэродроме высажен армейский десант. Надо уходить, немедленно.