1759. Год завоевания Британией мирового господства

По всем этим причинам д'Аше пришлось потратить невероятно огромное время, чтобы собрать свои корабли перед возвращением в Индию. Но, по меньшей мере, его военные корабли теперь были лучше оснащены и имели на борту более мощное вооружение, чем в 1758 г. Флагманский корабль «Комт де Прованс», например, имел теперь на борту семьдесят четыре пушки, а раньше орудий было всего пятьдесят восемь.

Неутомимый Покок поджидал появления своего старого противника, и 2 сентября он первый заметил паруса одиннадцати линкоров д'Аше. Но сейчас ветер был слишком слабый, битва не могла состояться. Покок потерял французов из вида, поэтому взял курс на Пондишерри, а там 8 сентября вновь заметил их.

Наконец, 10 сентября сражение началось. У французов было явное преимущество, так как два самых тихоходных судна английского флота слишком отстали, чтобы принять участие в схватке, поэтому для всех практических целей против семи британских военных кораблей было одиннадцать французских.

Это сражение стало боем на более короткой дистанции, чем две предшествующие схватки между д'Аше и Пококом. В течение двух часов обе стороны обменивались бортовыми залпами. Два английских судна — «Тайгер» и «Ньюкасл» получили тяжелые повреждения. Их паруса оказались сбиты, они не подчинялись штурвалу.

Однако первыми самообладание потеряли французы. Д'Аше яростно обрушился на капитана корабля «Фортуна» за некомпетентность, когда начались арьергардные операции. Правда заключалась в том, что французский адмирал был заурядным коммандером, которого превосходил Покок. Конечно, д'Аше показал хороший пример своим капитанам, помогая раненым в тот самый момент, когда лоцман приказал флагманскому кораблю лечь на другой галс (сделать поворот).

И вновь, несмотря на ряд выдающихся примеров доблести французов, основной результат оказался точно таким, как ранее: победа «по очкам» принадлежала британцам. Они потеряли 569 моряков убитыми и ранеными против 886 жертв среди французов. Но мачты и оснастка судов Покока были настолько повреждены, что корабли не могли преследовать д'Аше до Пондишерри.

Действия д'Аше после сражения стали типичными для этого человека. Он сдал на берег остатки денег, присланных из Франции, и сразу же объявил о своем намерении вернуться на остров Маврикий. Эта декларация привела всех в Пондишерри в смятение. Забыв свои бесчисленные разногласия, Лалли, Бусси, Лейри и все продажные офицеры, с которыми разошелся ирландский командующий, объединили свои силы. Они просили д'Аше не оставлять Карнатаку на милость британцев, говорили, что готовы сделать все необходимое для осуществления планов адмирала, а его дальнейшее пребывание там приятным при условии, что он не покинет их.

Некоторые просьбы взывали к патриотизму д'Аше, в других обращениях ему обещали комфорт — например, в предложении провести зиму на Цейлоне вместо того, чтобы возвращаться на французские острова, где ему и его морякам грозит голодная смерть.

Лейри и Лалли говорили, что согласны подписать официальный документ, освобождающий д'Аше от любой ответственности за любой возможный вред или повреждения его флота в результате выполнения такого патриотического жеста. Но адмирал оставался глух к подобным инициативам. Простая истина заключалась в том, что он ужасно не хотел вступать в состязание с Пококом еще раз, а чтобы замаскировать свое бегство, говорил о плавании вдоль побережья для атаки на Мазулипатам.

Он вышел в море 17 сентября, но вскоре его догнал быстроходный куттер с новым сообщением. Жители Пондишери провели чрезвычайное заседание совета и приняли единодушно решение подписаться под декларацией, в которой всю ответственность за возможную потерю положения французов в Индии возлагали на д'Аше. Лалли, Бусси, Лейри, все главные торговцы, граждане и духовенство поставили свои подписи под документом.

Помня о судьбе адмирала Бинга, д'Аше не осмелился явно пренебречь таким выражением протеста. Поэтому он развернул свои корабли и снова встал на якорь в Пондишерри. 28 сентября адмирал вновь совещался с триумвиратом (Лалли, Лейри и Буси) и согласился в качестве компромиссного решения высадить на берег 500 солдат, которых, как предполагалось, следовало доставить обратно во Францию.

Но адмирал отказался остаться на побережье Коромандел. Он вышел в море снова 1 октября, чтобы больше никогда не возвращаться. На Маврикии д'Аше столкнулся с теми же трудностями, но прикрывался тем, что писал бессмысленные письма Лалли, утверждая, что он никогда не покинет Пондишерри.

Истина заключалась в том, что он уже сделал это.

На следующий год д'Аше, воспользовавшись предлогом предполагаемой атаки британцев на французские острова, не стал возвращаться в Индию.

То, что д'Аше бросил своих соотечественников, является еще большим нарушением воинского долга в свете неожиданной победы, одержанной ирландцем (соотечественником Лалли) капитаном Джоганом 26 сентября в Вандавачи. Слишком самоуверенный Бреретон пошел в атаку, имея войска, численность которых составляла 1500 белых солдат. С самого начала казалось, что перевес на его стороне. Но контратака Джогана силами приблизительно такой же численности смела англичан с позиций, захваченными ими ночью, оттеснив их обратно в Конджеверам. Сражение было недолгим, но ожесточенным, пока оно продолжалось. Об этом свидетельствуют и цифры потерь: 600 британцев против 200 французов.

Победа оказала потрясающее благотворное воздействие на боевой дух французов. Лалли сразу же дал знать, что если (всего на неделю раньше) у него было бы подкрепление в 500 солдат, оставленных д'Аше, он бы уничтожил Бреретона. В типичном для него гиперболическом стиле, пронизанном сарказмом, французский командующий писал: «Полагаю, что в Париже сказали бы, что в этом сражении победил д'Аше, а я — тот, кто потерпел поражение в морском бою».

Эта ирония особенно остроумна, учитывая, что сам Лалли не было даже рядом с битвой при Вандавачи. И он сразу же проявил свою полную некомпетентность, отделяя войска от рядов победителей и направляя их в бессмысленную военную кампанию на юге. Этой экспедиции удалось взять форт Серингам около Тричинополи, но тем временем ослабленные французские войска в более решающем секторе не имели возможности противодействовать британцам, которые приняли это неожиданное благодеяние Лалли, перегруппировались и взяли Вандавачи, на этот раз — во благо.

Между тем Лалли заставил себя помириться с Бусси и отправил его с дипломатической миссией к Бассалету Яну, брату Салабета. Перед вступлением в союз с французами, Бассалет хотел, чтобы ему предоставили значительную сумму денег (четыре лакхи) в качестве субсидии и гарантию, что он станет набобом Аркота.

Но Лалли, у которого не было денег, уже обещал такой приз другому властелину, Рза-Сахибу, мало того, уже получил проплату за титул на сумму в 120 000 рупий. Теперь Лалли и Бусси предстояло искать квадратуру круга и удовлетворить как Бассалета, так и Рза-Сахиба, не обижая Низама Али — еще одного претендента, желающего быть в фаворе у французов. После задержки, вызванной проливными дождями, 10 ноября 1759 г. Бусси встретился с Бассалетом в провинции Куддапах, использовал все свое обаяние и умение, чтобы переманить его на сторону французов. Но все усилия оказались тщетными.

Позднее Бусси обвинял Лалли в фиаско за его безрассудную глупость в делах со Рза-Сахибом. Естественно, Лалли парировал: в этом виноват сам Бусси, поскольку он оказался слишком медлительным и слишком пренебрегал нормами морали в своих интригах, подобно Макиавелли. Безусловно, в конце 1759 г. командующий повел себя, по меньшей мере, очень странно. 10 декабря, когда разочарованный и расстроенный Бусси вернулся в Аркот, он обнаружил, что его ждет эксцентричное письмо Лалли.

После обычной квоты «лаллиизмов», в письме излагалась суть сообщения: «От Вас не было ни слова в течение двух или трех дней. Я намерен ударить по югу и оставляю на Ваше попечение остальные три четверти империи, с которой Вы вольны поступать, как знаете. Мечтаю только о том, чтобы мог поручить Вам все без остатка».

Последней каплей, переполнившей в 1759 г. чашу французских бед в Индии, сделался общий мятеж в армии, вызванный задолженностью по денежному содержанию. Бунт начался 17 октября, когда лотарингские солдаты отказались выполнять приказы, ушли из лагеря на большое расстояние, увезя с собой артиллерию. Затем к ним присоединились все полки. Мятежники, которым не платили уже десять месяцев, были непреклонны в том, что не вернутся под французские знамена, пока не получат всю задолженность полностью. Они заявляли, что не пойдут ни на какой компромисс и не прекратят «забастовку», даже если им выдадут денежное жалование за шесть месяцев.