1812. Фатальный марш на Москву
Шрифт:
Урон русской стороны подсчитать с точностью также сложно. Теперь принято исчислять сумму выбывших по причине смерти в 400 000 солдат и ополченцев, при этом около 110 000 приходятся на боевые потери. Отностельно гражданских лиц, погибших во время борьбы за Полоцк и при бомбардировке Смоленска, на пожаре в Москве и после него, в ходе тысяч рейдов мародеров или просто от голода и холода в результате вынужденного бегства из своих жилищ, данных нет, и они вряд ли будут. Можно сказать, однако, что всего за период между переправой Grande Arm'ee через Неман в конце июня 1812 г. и концом февраля 1813 г., в результате военных действий по тем или иным причинам умерли около миллиона людей: примерно по полмиллиона на каждую из воюющих сторон {985} .
985
Данные историков, писавших о кампании на ранних этапах, и даже официальные сведения из военных источников с обеих сторон есть не более чем оценки, построенные на туманной информации. Мейнье (Meynier), например, доказывает, что у большинства историков содержатся дикие преувеличения: говорится о миллионах погибших в ходе наполеоновских войн. Оценку Лабома (Labaume, 437)
Однако такие выкладки мало что проясняют для нас, поскольку в них ничего не сказано о том, принадлежали ли те тела военным или гражданским лицам, не говоря уже о национальности погибших. Есть подробные данные по некоторым частям, но пытаться воссоздать общую картину по ним было бы бессмысленным делом, поскольку сведения очень сильно разнятся. Мои заключения основаны с одной стороны на оценках Вилатта де Прюня (Vilatte de Prugnes, 285–7) и Мейнье, на вычислениях Кукеля (Kukiel), то есть на выводах тех ученых, которые представляются мне наиболее добросовестными исследователями рассматриваемой кампании, а с другой – на относительно недавних подсчетах таких русских историков, как Жилин, Сироткин, Шведов и Соколов.
Применительно к ситуации Наполеона, ущерб следует считать даже более серьезным, чем позволяют судить простые арифметические выкладки. Из 120 000 чел., возвратившихся из России в декабре, 50 000 приходились на австрийцев и пруссаков, бывших в первом случае ненадежными союзниками, а во втором – почти готовыми новыми противниками. Из оставшихся 70 000 более 20 000 являлись поляками. Если вычесть и других союзнических солдат, останется, пожалуй, не более 35 000 французов, многие из которых, увы, более не годились для несения службы. Сюда надо добавить и момент утраты, по крайней мере, 160 000 лошадей, выращенных на территории наполеоновской империи, а также свыше тысячи артиллерийских орудий.
Степень урона очень разнилась от контингента к контингенту. Австрийский вспомогательный корпус уцелел главным образом потому, что, действуя сам по себе под началом Шварценберга, во многих случаях избегал сражений. Пруссаки из 10-го корпуса Макдональда участвовали только в небольших стычках и демонстрировали сходный с австрийцами недостаток воодушевления в войне с русскими. На протяжении длительных периодов летом участок их оставался настолько тихим, что офицеры позволяли себе отдыхать и ездить купаться в Балтийском море.
Из 96 000 поляков, участвовавших в кампании, примерно 24 000 вернулись из России, – уровень выживаемости 25 процентов. Из 32 700 баварцев, переправившихся через Неман в июне, к 1 января 1813 г. генерал Вреде собрал не более четырех тысяч, или 12 процентов от общего числа. Два хорватских полка, насчитывавших в своем составе 3518 военнослужащих всех званий, сократились до 211 чел., то есть до 6 процентов. Из 52 000 чел. 4-го армейского корпуса только 2637 солдат и 207 офицеров сумели явиться на перекличку в Мариенвердере в январе, представляя всего чуть больше 5 процентов от изначального количества. Всего же из 27 397 итальянцев, перешедших через Альпы в начале лета 1812 г., домой вернулись около тысячи – не более 3 процентов {986} .
986
Kukiel, Wojna, II/500; Hausman, 112; Zanoli, 205; Boppe, Croatie Militaire, 95, 120, 129.
Как и следует ожидать, полки гвардии отделались сравнительно легко. В Кёнигсберг из 245 чел. роты пеших егерей, в которой служил лейтенант Мари-Анри де Линьер, пришли пятьдесят два человека. На перекличке полка голландских «красных улан», проведенной 3 января 1813 г., прозвучали голоса 370 из изначальных 1109 чел. Польский полк гвардейских шволежеров-улан, переходивший Неман летом в составе 915 чел., и оставлявший в тылу солдат и офицеров в качестве кадров для создававшихся литовских полков, в декабре, при переходе реки обратно на территорию великого герцогства Варшавского, состоял из 422 чел {987} .
987
Ligni`eres, 139; Dumonceau, II/257–8; Chlapowski, 137.
С линейными полками дело обстояло похуже. Согласно сержанту Бертрану, 7-й легкий пехотный полк из корпуса Даву начал кампанию с 3342 чел., а 31 декабря в Торуни перекличка выявила наличие лишь 192.
Из восьмисот всадников 8-го конно-егерского полка, выступивших на войну из Брешии 6 февраля 1812 г., только семьдесят пять собрались в Глогау годом позже. Из 2-го и 3-го батальонов испанского полка Жозефа-Наполеона, сражавшихся при Бородино и Малоярославце в составе корпуса принца Евгения, обратно через Неман перешли всего четырнадцать офицеров и пятьдесят военнослужащих других званий, но полковник Лопес сумел сберечь знамя. [231] . Из четырехсот понтонеров, строивших мосты через
Березину, до Голландии добрались только восемь: капитан Бантьен, старший сержант Шродер и шесть солдат. Из 8-го вестфальского полка линейной пехоты домой в Кассель добрел единственный солдат – одинокий сержант {988} .231
Упомянутый автором Мануэль Лопес тогда действительно служил в испанском полку Жозефа-Наполеона, но не полковником, а всего лишь суб-лейтенантом. Получив это первое офицерское звание 18 октября 1812 г., он числился в гренадерской роте 2-го батальона. Произведенный 28 апреля 1813 г. в лейтенанты, Лопес 28 июня был удостоен рыцарского креста ордена Почетного Легиона (за отличия в России) и 8 июля повышен до капитана. Как уже отмечалось, 2-й и 3-й батальоны полка Жозефа-Наполеона, о которых здесь идет речь, проделали Русскую кампанию не в 4-м корпусе принца Евгения Богарне, а в составе 2-й пехотной дивизии 1-го корпуса маршала Даву. После того как 18 ноября под Красным эти батальоны потеряли 76 чел. убитыми и ранеными и 54 пропавшими без вести или пленными, их командир, полковник Жозеф де Чюди, образовал в Орше из оставшихся в строю людей одну полуроту, охранявшую в ходе дальнейшего отступления батальонные знамена. В марте 1813 г. остатки этих двух батальонов прибыли в Кобленц, имея в наличии 16 офицеров (включая полковника де Чюди и офицера-казначея) и 50 унтер-офицеров и рядовых. Из 1-го и 4-го батальонов полка Жозефа-Наполеона, воевавших в России в составе 14-й пехотной дивизии 4-го корпуса, тоже уцелели немногие: 31 декабря 1812 г. в Мариенвердере их остатки насчитывали 55 чел., в том числе 6 офицеров. – Прим. ред.
988
Bertrand, 4–5; Combe, 178; Boppe, Les Espagnols, 157; Vlijmen, 327; Holzhausen, 340; см. также: Fezensac, Journal, 188; Dupuy, 213; Kolaczkowski, I/167; Pion des Loches, 341; Vossen, 477.
Воздействие таких потерь на страны-участницы трудно переоценить. Для Франции, самой густонаселенной страны в Европе, урон более чем в 300 000 чел. из населения в двадцать семь миллионов можно сопоставить с 700 000 чел. сегодня, причем помимо множества гражданских лиц. Ущерб великому герцогству Варшавскому, превышавший 70 000 чел., пропорционально равнялся бы для нынешней Польши трем четвертям миллиона, и опять без учета штатских, лишившихся жизни в результате движения армии по ее территории. Верными данными для Германии будут приблизительно 400 000, для Северной Италии 200 000, а для Бельгии и Голландии 80 000 чел. И за всеми цифрами стоят несметные тысячи личных трагедий, во многих случаях еще более тяжких из-за почти полного отсутствия сведений о судьбе людей.
22 февраля 1813 г. один французский крестьянин написал письмо, адресованное «капитану 129-го линейного полка Фламану, пропавшему в районе Вильны». В семье от него не получали ни строчки с августа, но тот факт, что он не славился как любитель писать, давал какую-то надежду. «Мне хочется думать, что ты среди пленных, только одно это и утешает нас сейчас, – писал он. – Твоя бедная матушка очень заболела от тревоги, и одно слово от тебя вернуло бы ей здоровье». Хотя всех пленных освободили при подписании мира в 1814 г., многие вернулись не сразу, и уцелевшие текли из России тонкой струйкой в течение многих лет. Такое положение дел позволяло потерявшим след близких и ничего не знавшим о них десятилетиями лелеять надежду на встречу. Одна крестьянка из Мекленбурга продолжала искать жениха и в 1849 г. {989}
989
Lettres intercept'ees, 377; Holzhausen, 8.
Бывали примеры чудесного спасения, а в одном случае – воскресения. Офицер из дивизии Домбровского, Игнаций Домбровский, был очень тяжело ранен в бою за чертой Борисова. Товарищи сочли его мертвым, положили на плащ и с воинскими почестями погребли под кучей снега, поскольку рыть замерзшую землю им было не под силу. Домбровский ожил после их ухода и попал в плен к русским. Как многих польских офицеров, его зачислили в русскую армию и простым солдатом отправили служить на Кавказ. Спустя годы, получив право выйти в отставку, он вновь появился в Варшаве, где, бывая в гостях, рассказывал всем историю своих похорон под Борисовым {990} .
990
Krasi'nski, 103.
Иных в плену как дешевую рабочую силу оставили себе местные помещики, кто-то сам нанялся на службу, лишь бы только уцелеть, и никогда не слышали о праве вернуться на родину или же не располагали средствами на дорогу. Другие не стали возвращаться из желания начать новую жизнь. Им предлагали благоприятные условия при обустройстве на малонаселенных территориях России и даже женили. Согласно официальным документам, к 31 декабря 1814 г. пятнадцать старших офицеров, два офицера-медика и 1968 чел. других званий присягнули на верность как новые подданные царя, и возможности сделать то же самое ожидали еще 253 австрийских солдата {991} .
991
Minod, Roederer; Otechestvennaia Voina 1812 g.. Istochniki, etc. (2001), 20.
В 1890-е годы один русский историк нашел лейтенанта Никола Савена, попавшего в плен на Березине. Он жил в предместьях Саратова в маленьком доме, окруженном цветами, которые сам поливал каждый день. В кабине Савена стояла бронзовая статуэтка Наполеона и висел написанный собственноручно по памяти акварелью портрет императора. Он дожил, с гордостью нося орден Почетного Легиона до 1894 г., когда скончался в возрасте, вероятно, 127 лет. Причина нежелания уехать обратно во Францию в данном случае предельно проста: Савен не мог примириться с мыслью, что на родине правит кто-то другой, а не Наполеон {992} .
992
Voenskii, Sviashchennoi Pamiati, 3.