1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

Я едва не подпрыгнул от радости. Все улики указывали на то, что аббат Сюрюг и есть тот самый шпион, изловить которого поручил мне государь император. Убитый агент Гржиновский передал записку аббату Билло, а тот состоял в переписке с Сюрюгом. Зарезанный ранее Хоречко должен был передать фразу о жене Цезаря. Все сходилось! Аббат Сюрюг пользовался доверием супруги московского генерал-губернатора и, очевидно, через нее добывал важные для Наполеона сведения. «Жена Цезаря вне подозрений, а зря», — наверняка это сказано было про нее.

Я хранил невозмутимость, чтобы не смущать принца внезапной радостью. Правда, и некоторое разочарование испытывал я: чересчур просто все разрешилось. Впрочем, я и хотел поскорее покончить с этим делом и отправиться в действующую армию!

— Вы прибыли вдвоем, — не то спросил, не то констатировал принц.

— Да, — кивнул я. — Со мною надворный советник Косынкин. Хотя должен был поехать полковник Парасейчук. Его через Вязмитинова приставил наблюдать за мной Аракчеев.

— Почему вы так решили? — без особого интереса спросил принц Георг.

— Некоторые детали моей миссии известны были лишь мне и его величеству, — поведал я, под «некоторыми деталями» подразумевая поручение найти шпиона, а не убить корсиканского недомерка. — Но тут выяснилось, что чересчур много знает и Парасейчук. Полагаю, его величество если и посвятил кого-то в тонкости дела, так управляющего своей канцелярии Аракчеева, а не Вязмитинова.

— А что же Парасейчук? Где он? — насторожился принц.

— Телепает где-то позади в коляске, — ответил я.

— Оставайтесь ночевать здесь, а поутру отправитесь дальше, — предложил принц Георг.

— Премного благодарен, ваше высочество, почту зачесть и останусь с превеликим удовольствием.

— Андрей Васильевич, и вот еще… По поводу слухов о даме… — Принц неожиданно вернулся к деликатному вопросу. — Это замечательная женщина, но она есть предмет сердечной тайны…

Я чертыхнулся про себя. После такого признания будет непросто оправдаться перед вдовствующей императрицей за то, что не арестовал эту mistress ^[26] .

26

Любовница женатого мужчины (англ., сленг).

— Но это не моя тайна, — продолжил принц, — вот почему я не считаю себя вправе пускаться в откровения. Слухи, которые дошли до ее величества, простое недоразумение. Как только увижу Катеньку, расскажу ей все сам, посмеемся вместе, тем более что Катя знает и эту даму, и того человека, чьей сердечной тайной она является.

Я почувствовал облегчение. Получалось, что и в хитрости не стоит пускаться, чтобы отвертеться от щекотливого поручения императрицы Марии Федоровны.

— Я сегодня же напишу письмо ее величеству. И попрошу вас, Андрей Васильевич, со своей стороны успокоить императрицу-мать, — закончил принц.

— Сей же момент напишу, — заверил я его высочество.

— Не стоит торопиться, Андрей Васильевич, — многозначительным тоном произнес принц Георг. — Вам следует отдохнуть, а Марии Федоровне напишете из Москвы.

— Как вашему высочеству будет угодно, — ответил я, догадавшись, что мне уготован еще какой-то сюрприз, связанный с «чужой сердечной тайной». Сюрприз, призванный убедить меня в невинности отношений неизвестной дамы с принцем Ольденбургским.

Поневоле завладели мною мысли о незнакомке. Кто же она такая? Чья «сердечная тайна»? Видимо, близкого принцу человека, коли он принимает участие в ее судьбе. Воображение нарисовало красавицу, черты которой хотя проступили и не вполне ясно, зато были овеяны романтическим флером. И почему его высочество вынужден опекать ее? Не нужно ли освободить его от этой обузы? И почему принц настоял отложить письмо вдовствующей императрице? Что за сюрприз он мне уготовил? Может быть, доведется быть представленным таинственной незнакомке?

* * *

Утром оказалось, что его высочество Георг Ольденбургский покинул Тверь, пока мы спали. Он отправился в Ярославль.

Во время завтрака ко мне обратился лакей:

— Его высокородие генерал-провиантмейстер Лоза желает переговорить с вами.

— Так позови же его, — кивнул я.

В обеденный зал вошел генерал.

— Позвольте, Осип Николаевич, что за церемонии? — Я поднялся навстречу.

Генерал бросил короткий взгляд на Косынкина и смущенно улыбнулся. Вячеслав заметил его уловку, проглотил кофий и поднялся из-за стола.

— Господа, пойду проверить лошадей, — он оставил нас с генералом тет-а-тет.

Лоза смотрел на меня с каким-то странным выражением: в нем сочетались непонятная мне восторженность со смущением, словно собеседнику предстояло обременить важного человека какими-то пустяками.

— Что-то случилось, Осип Николаевич? — спросил я.

Генерал опустился на стул и вздохнул:

— Право, Андрей Васильевич, дело мое совершенно не заслуживает внимания. Я и не предполагал, что моя сугубо частная слабость даст пищу для слухов и бросит тень на его высочество.

— Простите, Осип Николаевич, не представляю, о чем идет речь. Но вдруг я сообразил, что генерал и есть герой романа, в котором вдовствующая императрица заподозрила зятя.

— Речь идет о женщине, — подтвердил мою догадку Лоза. — Я полюбил ее, страсть оказалась выше моих сил… Впрочем, я хотел положить конец, но было поздно… — Генерал бросил на меня виноватый взгляд. — Она ждет ребенка…

Он умолк и принялся ногтем царапать скатерть, собираясь с мыслями.

— Позвольте, Осип Николаевич! — Я поспешил к нему на помощь: — Вы говорите так, словно кто-то смеет вас осудить. А ребенок! Что может быть прекраснее?!

— Тут такие сложности, — пробормотал генерал. — У нее есть муж… Странная эта история — с ее мужем… Но я говорю не о том. Ради меня она бросила Москву, хотя в Москве, конечно, ей было лучше. Я снял для нас усадьбу, здесь недалеко. Поселил ее там… Я оставил с нею своего денщика… для ее же безопасности… она совершенно не говорит по-русски… Сами знаете, каково сейчас, если примут за иностранца…

Я насторожился. Но тут же отогнал подозрения. Шпиономания заразила меня. Дойдет до того, что увижу бонапартистку в мухе, жужжащей с французским прононсом. В России полно девиц, воспитанных так, что родного языка не знают.