1914–2014. Европа выходит из истории?
Шрифт:
В том, что касается влияния энергетики на изменение климата, слишком многое нам еще неизвестно и слишком многое принимается на веру. Удивительно, что мало кто говорит о цене различных источников энергии, словно бы граждан не волновало, какие цифры им напишут в счете за электричество. Европа поставила перед собой в высшей степени амбициозные цели по сокращению выброса газов, вызывающих парниковый эффект. Такие огромные страны, как Китай и Индия, которые получают большую часть своего электричества от сжигания угля, не последовали за ней и не встанут на этот путь до того далекого дня, когда их выбросы углекислого газа просто сделают жизнь невыносимой. Германия хочет к 2050 г. добиться того, чтобы 80 % ее электричества производилось с помощью возобновляемых источников энергии. Однако на сегодняшний день ее решение закрыть атомные электростанции привело к мощному росту потребления угля (более 50 % производства электричества, но лишь четверть энергопотребления). Мировые запасы каменного угля несопоставимо больше, чем газа и нефти. Так что фильтрация углекислого газа оказывается важнейшей технологической задачей. Что касается возобновляемых источников энергии (солнца и ветра), то они не гарантируют регулярную выработку и вдобавок далеко не всегда
Искусство войны: между мощью и точностью
Четвертое отличие между двумя волнами глобализации связано с военной мощью. До 1914 г. мировой баланс сил опирался на то, что владычицей морей была Великобритания, а в Европе существовали две одинаково сильные коалиции. 1914 г. продемонстрировал значение огневой мощи. С тех пор она неуклонно росла, с появлением ядерного оружия достигла своего предела (Хиросима, Нагасаки, 1945 г.) и привела к равновесию угроз. Страх перед взаимным уничтожением заставил разрабатывать более точные и ограниченные по воздействию вооружения. Сегодня единственная военная сверхдержава мира – это США. Крупнейшие развивающиеся страны защищены своей массой, а некоторые из них – ядерным сдерживанием, которое, если мы говорим о России, нельзя списывать со счетов. Военный бюджет США (700 миллиардов долларов в год), даже если его сократят на 10 %, в 2020 г., по американским оценкам, все равно будет в пять раз превышать военные расходы Китая или России. В этой близкой к однополярной системе войны вовсе не прекратились; тем не менее сейчас на повестке дня не вторжения крупных экспедиционных корпусов, которые рискуют увязнуть в конфликте (Ирак, Афганистан), а краткие и ограниченные по масштабу интервенции (Грузия, Ливия, Мали), скорее напоминающие полицейские операции со всеми рисками, которые им присущи… Подобные акции делают ставку на разведку и точность. Однако инструмент, ставший их символом, – вооруженный беспилотник, не может заменить контроль над территорией.
Сегодня на смену колониальному соперничеству прошлого пришли геополитические землетрясения, подобные «арабским революциям». Эти встряски, в которые «великие державы» стремятся вмешиваться лишь опосредованно, по выражению Юбера Ведрина, скорее, напоминают вулканические процессы. В разбалансированном с военной точки зрения мире будущее за асимметричными войнами… Сегодня, насколько это только возможно, дозированное применение силы более, чем когда-либо, зависит от глобальной разведки и «масштабного взгляда» на эволюцию кризисов. Однако точность не всегда предотвращает эскалацию конфликтов…
Новый двуполярный мир на пороге
Между двумя волнами глобализации есть и пятое отличие, которое, как и предыдущие, на свой манер демонстрирует их сходство: речь о державе-гегемоне. Повторим еще раз: первая глобализация привела к войне 1914 г. из-за того, что Англия и Германия, как только та построила флот, который, по выражению английского дипломата Эйра Кроу (1907 г.), «будет несовместим с существованием Британской империи» [127] , вступили в позиционный конфликт за мировое господство. Сегодня Германия, без сомнения, являющаяся одной из мощнейших экономик мира, больше не лелеет никаких помыслов о гегемонии. Впрочем, для этого у нее просто не хватило бы ресурсов. Сегодня вся Европа переживает упадок: там нет ни одной страны, которая бы претендовала на роль мирового лидера, это касается и России, которая стратегически находится в обороне и пытается сохранить свое влияние на территориях, которые считает своей зоной безопасности: прежде всего на Кавказе и в Центральной Азии, где поднимается радикальный исламизм (не забудем о том, что где-то пятая часть российского населения исповедует ислам или близка к нему культурно), затем на Украине, которая с XVI в. входила в состав Русского государства (в 2008 г. НАТО не исключало того, что Украина может быть принята в блок), и, возможно, также на Дальнем Востоке, от Хабаровска до Владивостока, где неуклонно набирает силу Китай.
127
Kissinger H. De la Chine. P.: Fayard, 2012. P. 500.
На заре XXI в. вырисовываются контуры нового биполярного мира, где будут лидировать США и Китай. Существует ли вероятность того, что Поднебесная, которая еще меньше похожа на демократию, чем Германия до 1914 г., однажды устремится к мировому господству? До сих пор Срединная империя, вот уже более двух тысяч лет существующая как великое государство, никогда на него не претендовала и, скорее, становилась объектом вторжений (со стороны арабов, тюрок, монголов, европейцев, японцев), чем организовывала их сама. Убежденный в своем цивилизационном превосходстве, которое позволяло ему интегрировать чужаков (монголов и маньчжуров), Китай ограничивался тем, что контролировал своих соседей, некогда колонизировал Аннамскую империю, а в более близкие времена применил силу в отношениях с Индией в 1962 г., а затем с Вьетнамом в 1979 г.
Тем не менее в XXI в., в ходе второй волны глобализации, как и во время ее первой волны, вопрос о мировой гегемонии не может не встать. Разница в том, что теперь на него нет простого ответа. Неоконсервативные аналитические центры (think tanks), которые напророчили миру «новый американский век» (new American century), ошиблись. Выведя войска из Ирака и Афганистана, США окончательно продемонстрировали, что теперь их удел – максимально откладывать медленный, но неуклонный закат. Соглашение между Америкой и Россией о химическом разоружении Сирии демонстрирует, что времена, когда была одна сверхдержава, ушли в прошлое. Задача, стоящая перед президентом Обамой, обеспокоенным прежде всего тем, как сдержать усиление Китая, состоит в том, чтобы найти для США место в многополярном мире, где они еще долго останутся самым мощным и ключевым игроком. Америка будет намного сильнее других держав, но уже ясно, что наступающий XXI в. пройдет под знаменем двух полюсов – США и Китая, которых уже окрестили «Большой двойкой» (G2),
а сотрудничество между ними будет сосуществовать с соперничеством.Судьба Европы
Может ли перестановка в иерархии великих держав в XXI в. вновь привести к мировой войне? Станет ли он столетием, когда Европа, еще сто лет назад властвовавшая над миром, окончательно сойдет с исторической арены? Она уже, похоже, смирилась с тем, что в длительной перспективе (пять лет? десять?) ее экономический рост будет предельно низок (0,5–1 %, по данным Патрика Артюса). Вот уже тридцать лет она переводит свои производства в развивающиеся страны. Ее доля на мировом рынке снижается. Этот выбор связан с демографическим упадком Старого Света, чья доля в мировом населении (7 % против 20 % в 1914 г.) будет сокращаться и впредь. Одновременно Европа отказывается от собственной оборонной политики и каких-либо внешнеполитических амбиций. Все это говорит о деморализации ее институтов и о том, что она смирилась с ролью одной из окраин Американской империи. Однако более внимательный анализ перестановки силы в иерархии мировых центров показывает, что в самом центре Европы есть страна, которая шаг за шагом вернула себе роль великой экономической, торговой и даже политической державы, – это Германия.
Вспомним о том, что Германия с 1872 (2492 миллиона рейхсмарок) по 1913 г. (10097 миллионов) увеличила свой экспорт в четыре раза. Стартовав в 1950 г. всего с 11374 миллиардов дойчмарок, ФРГ к 1969 г. вышла на уровень около 100 миллиардов в текущем значении.
C 1970 по 1989 г. экспорт ФРГ увеличился почти в пять раз: со 109 до 507 миллиардов дойчмарок. Со времени объединения Германии в 1990 г. по сегодняшний день он вырос еще в четыре раза, достигнув 1097 миллиардов евро в 2012 г. (т. е. около 2200 миллиардов марок), увеличившись по сравнению с 1970 г. в двадцать раз (опять же в текущем значении). Чтобы оценить эти успехи, стоит вспомнить, что инфляция оставалась в Германии низкой и редко превышала 2 % в год. В реальном выражении немецкий экспорт за 40 лет увеличился более чем в десять раз.
Германия, вставшая на индустриальные рельсы в конце XIX в., все больше специализируется на товарах высшей категории в трех секторах: химии, механике и автомобилестроении. Экспортируя 47 % своей продукции [128] , она входит в клуб крупнейших торговых держав, долго была вторым экспортером мира после США, но давно уже их обошла и лишь недавно уступила первое место Китаю.
Эти впечатляющие достижения следует рассмотреть в историческом контексте: потерпев поражение в двух мировых войнах, Германия, которой было за что взять реванш у истории, наконец смогла «выиграть мир» [129] . Мир, чьими плодами она давным-давно могла бы уже наслаждаться, если бы сумела изгнать древних демонов, овладевших умами ее руководства. Но могут ли экономические достижения конвертироваться в политические ресурсы? То, что Германия de facto является лидером стран еврозоны, просто отражает экономические реалии. Но стремилась ли она к этому лидерству? Каковы ее цели? Уверена ли она в них? Принимает ли она во внимание общие интересы Европы? Стремится ли она их учитывать? Нет ли опасности, что вес Германии – по законам, которые стольким же обязаны политике, сколько физике, – вновь разбалансирует континент? Здесь вряд ли стоит искать далеко идущий геополитический замысел. Идея «немецкой Европы» кажется невозможной. Построить «европейскую Европу» никто не пытался. Скорее, в будущем ее ждет просто историческое небытие.
128
CEPII. L’'Economie mondiale 2013…
129
Quatrepoint J. – M. L’Allemagne a gagn'e la paix // Le D'ebat, 2012, № 168.
Но не является ли возвращение Германии в клуб экономических лидеров мира всего лишь мимолетной иллюзией, скрывающей неизбежную маргинализацию стареющего континента, скованного бессильной политической системой и лишенного всякого видения будущего, а в конечном счете не ускоряет ли Германия закат Европы? Какова в XXI в. будет судьба Старого Света, зажатого между США и Китаем и парализованного своими институциями?
Будущее демократии
Через судьбу Европы вторая волна глобализации ставит последний вопрос, на который первая глобализация не дала ответа: как в глобальном капиталистическом мире сложится судьба демократии?
Сьюзен Бергер [130] попыталась доказать, что первая волна глобализации не препятствовала социальному прогрессу: социальные гарантии, восьмичасовой рабочий день, подоходный налог и даже некоторое сближение зарплат по обе стороны Атлантики и внутри самой Европы. Однако все это затронуло лишь европейские и европейские по происхождению нации на других континентах… Бергер, кажется, забывает о том, что разрыв в доходах и имущественном положении между индустриальными странами лишь увеличивался, и тем более упускает из виду жестокость колониальной эксплуатации и настоящее «ограбление мира» (Жак Берк), к которому в силу своей природы вел колониализм. Что еще важнее, она не замечает того, что демократия не смогла остановить скатывание к катастрофе 1914 г., которую можно списать на пережитки феодализма лишь ценой колоссального упрощения. Чтобы избежать войны, требовалась демократия, способная взяться за титаническую задачу глубокого политического и экономического переустройства индустриальных обществ. Цитаты социалистических лидеров того времени, которые приводит Бергер, часто свидетельствуют о том, что люди способны до бесконечности убаюкивать себя иллюзиями и громкими, но совершенно пустыми словесами (что не отрицает того, что утопия действительно им нужна). Чтобы удовлетворить потребность масс в безопасности и правосудии, потребуется еще тридцать лет: новый курс, государство всеобщего благосостояния, а во Франции – программа Национального совета Сопротивления… Чтобы добиться окончательной деколонизации, пришлось ждать еще дольше. Дабы двигаться в будущее, реализм и утопия одинаково необходимы.
130
Berger S. Notre premi`ere mondialisation…